Лубок Нины Семёновой
Недавно мне довелось принять участие в создании спектакля «Неумирающая деревня Нины Семёновой (почти правдоподобная история)». Это совместный творческий проект студии «Калейдоскоп» Смоленского государственного университета и Театра книги Смоленской областной библиотеки для детей и молодёжи им. И.С. Соколова-Микитова.
Задумывая спектакль, я не была уверена в результате, но творческий процесс поразил меня: дети и студенты заинтересованно отнеслись к лубку, легко вошли в его художественную ткань, в его театральный мир с балаганно-площадным, народно-мифологическим характером, поняли природу пьес Семёновой, вобравших в себя русский сказ с его присказками, пословицами и поговорками, освоили звучный язык, в котором «горький смех» сочетается с трагическим осознанием происходящего и «радостными слезами душевного откровения».
Почти 25 лет нет с нами Нины Артёмовны Семёновой, прозаика и драматурга, но она осталась в своих произведениях (в этой статье я коснусь только её пьес, рассказы – это отдельная тема). Здесь и родная Смоленщина – дорогая сердцу малая родина, где она родилась в феврале 1931 года, здесь и крестьянская семья, в которой Нина Артёмовна была младшей, седьмой по счёту, здесь самые близкие люди, особенно мама. Здесь и далёкие, до горечи знакомые воспоминания о военном детстве; учёба в университете, работа учительницей в деревне Мазальцево; встреча с поэтом Н.И. Рыленковым, который оценил её дарование, – всё это так или иначе нашло отражение в рассказах Семёновой, в первой книге, вышедшей в 1959 году, в первой публикации в «Новом мире», в первой пьесе, родившейся в смоленских пределах, за Днепром-рекою...
«Девки, в круг!»
...Бывший лесничий Сизов, герой трагилубка «Девки, в круг!», стал директором дома престарелых. Им руководило одно: когда на его участке построили «стардом», он понял, что не деревья надо охранять, а людей. Он не врач, не педагог – он просто добрый человек, умеющий чувствовать чужую боль.
В пьесе Семёновой сразу ясно, кто добрый, кто злой, что победит добро – а как же иначе?!
Отголоски сказок в «Девках» налицо. Однако жанр пьесы – не сказка.
Построенная на анекдоте, на том, что вряд ли могло быть в жизни, пьеса достаточно реалистична. Это, конечно, не сказка как таковая, это и не комедия, хотя её элементы тоже присутствуют, это и не трагедия, хотя её мотивы здесь очевидны, это и не... Автору удалось органично сочетать все вышеназванные жанры плюс мелодраму и драму, даже фарс с элементами буффонады, и ещё что-то, лишь ей, Нине Семёновой, присущее. Эту взаимосвязь жанров она назвала лубком.
Пришла к нему Нина Семёнова сразу, но путь этот был не рациональным, а скорее, наоборот, эмоциональным, интуитивным. Привлекла возможность открытого выражения чувств, чёткая граница между тем, что есть зло, а что добро: «Мы, по-моему, слишком увлекаемся рассуждениями о неоднозначности героя, явления. Я не призываю к схематичности, к упрощённости, но считаю, что необходимо прямо чёрное называть чёрным, а белое – белым. Не надо этого бояться в искусстве».
Девять судеб проходят перед нами. Девять старых женщин... Семёнова как бы невзначай, мимоходом говорит, что у одной в 1937-м жениха сразу после свадьбы забрали – за столом не ту частушку спел; у другой пятеро сыновей на войне сгинули, а последнего вырвали из рук фашисты – и в огонь; у третьей – «всё хорошо»: трое детей, и все в люди выбились (только она почему-то здесь); у четвёртой – сыночку 50 годиков стукнуло, она с пенсии на подарочек откладывала; у пятой...
В пьесе сведены воедино самые заветные образы: дети, матери, бабушки, – и через их взаимоотношения раскрывается тема любви к ближнему, к земле своей, приобщение к памяти. Прошлое, настоящее и будущее пересекаются, соединяются, переходят в вечность. То, что для молодых (а когда-то и бабушки были таковыми) было будущим, стало прошлым. Их жизнь подошла к концу. А для молодых людей всё ещё впереди. И так будет всегда. Ибо это жизнь. Круговорот жизни. Круг – повторение. Круг – земля. Хор старушек – круг. Круг – замкнутое пространство. Героини Семёновой живут в своем «круге», привыкнув друг к другу (внешне), смирившись со своим положением (опять-таки внешне), спасаясь шутками, песнями, подтруниванием над собой и над подругами. И ждут чуда. Самого обыкновенного. Земного. Что их вспомнят (бывает же такое, «не звери же они, их дети, в конце концов!»). Придут. Заберут.
Трижды в «круг» (по сказочному закону троекратного повторения) пытаются проникнуть «чужие»: Ксения – внучка «покойной» Индульгенции (попросту Индушки), Клёцкины – за вещами почивших старушек и...
Вот оно – чудо, солнечное и доброе. Появляются счастливые юные Ирина и Сергей. Они только что поженились и хотят взять бабушку. Усыновить. Убабушить. Они не знают, как это называется. Увнучить, что ли... Невероятно! Но как хорошо от этого, конечно, придуманного автором поступка молодожёнов. Только в сказке такое бывает.
«Чудо» опустилось на землю и объяснилось просто: Сергея в детстве подкинули, и у него никогда не было бабушки... Короче, он детдомовец.
Здравствуй, брат! – вырывается из груди Сизова давняя боль.
«Круг» замкнулся, впустив к себе родных людей. По боли родных.
Песня является одним из основных действующих лиц пьесы, живёт полноправной «старушкой» в доме престарелых. В заголовок вынесена начальная строка частушки:
«Девки, в круг!
Девки, в круг!
Выходите все на луг!
Плясовую заведём,
Всех ребят с ума сведём!»
Смена стилей речи, ритма речи, паузы, полутона, недомолвки придают драматической структуре пьесы музыкальность и динамику. При многообразии жанров в одном жанре тем не менее создаётся ощущение целостности. Автор не делит пьесу на эпизоды, сохранено единство места, времени, действия; всё сосредоточено вокруг основных персонажей – старушек. Они – символ Времени, Памяти, Совести. Характеры их неизменны, это вечные понятия: Время идет вперёд, оно необратимо, Память и Совесть не могут быть рядом с ложью, злом, корыстью и прочими отрицательными категориями. Не могут, но в жизни они рядом.
Нина Артёмовна рассказывала на встрече с актёрами: «Девки, в круг!» – реальный факт. Было такое в доме престарелых… История трагическая, а я её смешной сделала, не лишив драматичности. Я хотела показать всю трагедию обезличенности человека, особенно в старости...»
«Семь мисок, семь ложек»
С хором «Девок» перекликается другой хор – из одноактной драмы «Семь мисок, семь ложек». Эта пьеса – монолог (несмотря на то что действующих лиц больше одного). Пьеса – монолог о жизни простой женщины, проводившей на войну семерых сыновей, вернувшихся домой красными звёздочками – ярко горят они на стене дома Архиповны (так зовут героиню пьесы). Но для неё они остались детьми. Навсегда.
Она разговаривает с ними, накрывает для них стол, журит за шалости, радуется успехам. Живёт прошлым. Но это не бред. Это долг памяти. В Архиповне говорят её корни, связавшие её с землей, родиной, детьми. Это естественный способ её существования – в остановленном мгновении счастья довоенной поры, когда не была растоптана гармония жизни деревенских людей. Не может этого понять молоденькая девушка Ася – руководитель сельского хора, ей важно, чтобы хор старушек выступил на фестивале и чтобы к ней «не придирались». А что за старушки, чем они живут – в круг её деятельности не входит. Семёнова пишет портреты Архиповны, бабы Люси, бабы Мани и других, которые обозначены просто «голоса». Ася о них знает не больше, чем то, что у них есть «голос» – I, II или III, которые необходимы в хоре.
Автор рисует параллельно два мира: один – внешний, являющийся оболочкой, представленный сельским домом культуры («графики, плакаты, лозунги»); и второй – мир в душе, зримые атрибуты которого – крестьянская изба, семь красных звёздочек над резным наличником, старые пожелтевшие фотографии… Мы узнаём о детях Архиповны, о её семье. Читая письмо единственное от сына Петюхи, проникаем мы в ту далёкую довоенную жизнь, ни с чем не сравнимые русские праздники: «...как на Сороки… жаворонки мама пекла. С крылышками. А сыночки глазки вставляли. Из просяных зёрнышек... И кликали весну: «Весна, весна красная, приди, весна, с радостью…»
Вот эта живая, настоящая атмосфера той русской весны – и какая-то искусственность нынешней. Читаем: «Высвечивается то одна, то другая сторона». И это не только служебная ремарка, в этом смысл: вместе пока эти два мира не существуют, пока нет точек соприкосновения. Сразу задан ритм: суетливый, нервный – Аси и неспешный, плавный, «напевный» – участников фольклорного хора. В репертуаре – «Лучинушка», «Горы Воробьёвские», «Ой, при лужке, при луне».
Тихо звучит «Лучинушка». Поначалу – тихо: «Что неярко горишь?» Но с каждой строчкой всё громче и громче – сливаются голоса старушек: «Ярче гореть будешь...»
Пьесы Нины Семёновой заканчиваются, как правило, светло. Но одновременно по прочтении охватывает чувство грусти. И понимаешь: автор соединяет реальность и мечту.
«Печка на колесе»
Мечтают старушки об обыкновенном чуде – земном счастье. И это даёт силы жить. Жить в предчувствии счастья. Мечтает и ждёт счастья Фpocя из пьесы Семёновой «Печка на колесе».
...«Деревенская улица в яблоневом цвету. Но кругом пусто». Не правда ли, уже в этих первых строчках пьесы, в ремарке, заключён конфликт: природе не для кого цвести. Конфликт вселенский, общечеловеческий.
А «частный» конфликт врывается с первой реплики Фроси – героини пьесы: «Убила! Убила! Ой, мамушки мои, убила!» Это она о муже Василии. Неладно у неё с ним. Корит он её за то, что родила ему пятерых черёпок (девчонок), а он «наследника» заказывал. Пьёт Василий. И не замечает красоты цветущих яблонь, цветиков в поле – васильков, ромашек, кошачьих лапок...
А главное, не разглядел он сокровище рядом – Фросю, которая живёт на земле своих предков, и не отлучить её от земли этой, потому что крепкими корнями связана она с ней. «Уговор» у неё с этой землёй, а её хотят переселить в посёлок, где ни одного деревца. Сплошной камень. Коробки в пять этажей. Учёные люди придумали «гениальный» план ликвидации малых деревень, а люди «корнями приросли».
Н.А. Семёнова делилась:
«...Я услышала рассказ о печке на колесе. Её сделал один мужик – просто так, из озорства. От лени, как мне рассказали. Он не хотел пилить деревья на дрова и заносить их в избу, потому просовывал ствол дерева или бревно в окно и топил печь, потом поворачивал на колесе печь и просовывал бревно в другое окно. Вот такой чудик. Услышав рассказ, я настолько ярко увидела своих героев «действующими лицами», что мне было лень ещё как-то объяснять эти их «действия». Всё было понятно и так. И тогда я написала пьесу».
Печку на колесе сложил дед Стёпочка для своей любимой – матери Фроси, которую любил всю жизнь, только пришлось расстаться им: не смогла мать оставить мужа-калеку, не смогла троих детей оторвать от отца. А печка – это память. Зримая, делом доказанная. Почему на колесе? «Просто так, для души, чтобы всё время на солнце гляделась». Если есть колесо, то нужно ехать. В будущее. В мечту. Рамки происходящего расширяются: вот уже печка – не печка, а пароход. И плывут герои на нём далеко-далеко. Чтобы найти колодец с живой водой. И замесить на живой воде тесто. И напечь лепёшек. На весь мир. На всех добрых людей.
«Человек должен быть таким же щедрым, как земля» – простую истину открывает Нина Семёнова. «А счастье – это когда ничего у тебя нет и ничего тебе не надо… И надо, чтоб тебя любили, и всё». Семёнова убеждена, что мир существует добротой. И люди должны «воспарить» душой над сутолокой жизни.
И вновь звучат (или подразумеваются) слова заповеди: «Возлюби ближнего своего...». Если бы люди прислушались, то не было бы домов для престарелых и детских домов, не было бы преступных разрушений неперспективных деревень.
«Тайный грех председателя Саши»
Часто в интервью Нина Артёмовна признавалась, что сердце её болит за пустующие деревни, и никто не знает, как возродить их к жизни. Одними благими намерениями дело не поправишь, и даже сверхнаходчивый председатель колхоза бессилен что-либо сделать. Она написала пьесу «Тайный грех председателя Саши», повествующую о том, как председатель колхоза спасает от гибели такую вот умирающую деревеньку. Герой пьесы списан с Басургина Владимира Марковича. Это он спас деревню, которую хотели снести.
Весна. Раннее утро. Герои разговаривают с рекой, облаками, деревьями – с природой, они слились с ней, а эту гармонию «сверху» пытались разрушить. Автор через своих героев подсказывает простую, естественную и вместе с тем оригинальную мысль: уезжать с земли своих отцов и дедов – нельзя! Из-за памяти родительской нельзя. «Умирающие деревни... Но люди-то в них живые. Ещё живые! ...Эпоха сквозь их души прошла, а ещё добрее сделала... Кого мы дурачим? Крестьянин – это же часть природы. Как река, как трава, как берёза. А перережь пуповину… И пошло и поехало крутить по свету, как перекати-поле. Корни-то подрублены. Здесь надо жизнь налаживать в естественных условиях, а не пересаживать в чужой грунт».
Конечно, раскрылся «тайный грех», но за это Бог наградил Раем, а «начальник» у этого Рая – Совесть. И нет в нём ничего личного, есть «всехнее» – и банька, и хозяйство, и природа. А пятилетнему «хозяину» деревни Лёхе поют в финале все жители Гнилуш величальную.
Говоря о пьесах Семёновой, нельзя не упомянуть её «Троллейбус». Вот что рассказывала Нина Артёмовна: «Я прочла в нашей областной газете «Рабочий путь» заметку о том, что в районный город Вязьму прислали троллейбус. Никто не знает, зачем его купили за 20 тысяч рублей и поставили под открытым небом. Стоял он, стоял без дела, пока птицы не начали в нем гнёзда вить. И написала я пьесу. Спустила троллейбус в село... И началась там фантасмагория...»
Живут люди в деревне. Работают. А над ними – небо и звёзды: «как зернятами небо усыпано. Красотища». Знают здесь про «человеческий фактор». Знают, что «времена изменились», что уезжают люди из деревни. Просили в районе «газик». Дали троллейбус. Нет свинарника – можно его устроить в вышеупомянутом троллейбусе! Хотите три трактора, а вам вместо них – троллейбус! В троллейбусе можно детсад открыть! (Правда, детей нет в деревне). Картофелекомбайна нет... Спорить не нужно – «Троллейбус уже на платформе». «Троллейбус уже доставлен»... И вот уже приехало ТВ. Идёт запись телепередачи, вот уже председатель колхоза репетирует текст: «Дорогие товарищи, мы долго думали, советовались с вышестоящими инстанциями и пришли к выводу: нам без троллейбуса нельзя».
Свет! Мотор! Начали!
Но рождаются другие слова у председателя колхоза: «Земля к нам оком, а мы к ней... Ведь она наша кормилица, поилица, родная матушка. Не жалеем мы её, не бережём, бедную. Она всё готова нам отдать. А мы? Измываемся, как над злой мачехой. Гусеницами вдоль и поперёк. Бежим от неё, как чумные. Почему в городах все больницы переполнены? Люди ходить разучились. От земли оторвались – землю не чуют. Но попомните моё слово, придёт время... Не из деревни в города будут бежать, а из городов в деревню. Назад! К природе! К земле! Только простит ли она нас? Сердце-то у неё не каменное».
Но время идёт... И вот уже председатель колхоза открывает торжественно первое в нашей стране колхозное троллейбусное движение. А троллейбус, оказывается, не туда спустили: надо было в город Прогресс, а не в колхоз «Прогресс». Пока разбирались, бык Демьян поставил крупную точку: он бросился на «красное», троллейбус начал трещать и... развалился. «Вот и открыли движение». Семёнова идёт дальше. Секретарша Лизавета (вбегая, радостно): «Телефонограмма! Телефонограмма!» Председатель колхоза (читает): «Срочно получите трамвай!»
«Неумирающая деревня Нины Семёновой»
Это лишь некоторые лубочные пьесы Н.А. Семёновой. Каждая из них по-своему интересна, а схемы построения, язык, художественные приёмы, акценты в её пьесах сходны, и, нанизанные на стержни сатиры, они являются злободневными, социальными, эмоционально-насыщенными, дающими свободу театру – возможность импровизировать и общаться со зрительным залом, вовлекая его в действие, происходящее на сцене.
Работая над своими пьесами, Нина Артёмовна часто вспоминала слова Н.В. Гоголя: «У нас у всех много иронии. Она видна в наших пословицах и песнях, и, что всего изумительнее, часто там, где видимо страждет душа и не расположена вовсе к весёлости».
Гоголь для Семёновой – вершина мировой драматургии. Он появился в её жизни во время войны. Нине было десять лет – именно тогда прочла она «Ревизора». Это было потрясением: «Почище бомб, к которым в конце концов привыкаешь». ...Возможно, Гоголь и навел её на мысль о возможности сочетания сказочно-фантастического с бытовым и социальным, о возможности использования в сюжете пьесы анекдота. В его творчестве привлекало всё: и язык – простой, сильный, меткий, «бойкий», близкий к жизни; и сатирическая манера – гротескная обрисовка героев, ирония и юмор, наводящий на грусть, когда внутри боль, а снаружи смех.
Нина Артёмовна бережно относилась к богатству, которое таит в себе русская литература, беря оттуда крупицы и украшая ими свой лубок. «Этого не надо бояться, потому что каждый художник напишет всё равно что-то своё, ни на что не похожее», – считала она. Её пьесы это доказывают.
Фото: из архива Людмилы Лисюковой
Людмила Лисюкова
