Андрей Звягинцев: препарирование действительности без анестезии

Андрей Звягинцев – режиссёр, фильмы которого известны не только в России, где они вызывают активную полемику, но и далеко за её пределами. Достаточно сказать, что он обладатель главного приза Венецианского и лауреат Каннского фестиваля, двукратный номинант на премию «Оскар». На «Золотом Фениксе» в Смоленске его фильмы были представлены дважды: «Елена» в 2011 и «Нелюбовь» в 2017 году. И оба раза это были гран-при…

Радость создания

- Андрей Петрович, бывают ли моменты, когда вы ощущаете себя режиссёром не только в профессии, но и в собственной жизни?

- Думаю, что в определённом смысле каждый из нас является частью этого режиссёрского замысла. Потому что ты формируешь свою жизнь, выбираешь стратегию поведения – начиная от политического контекста и заканчивая эстетическим.

В конце концов, именно ты определяешь, каким будет твой следующий фильм. Ведь из нескольких замыслов, лежащих у тебя на столе, ты, разгоняя собственное чувство жажды и влюблённости в тот или иной материал, выбираешь только один: вот это то, что я буду делать сейчас.

В определённом смысле всё это и есть выстраивание событий твоей собственной жизни. Естественно, какой-то большой режиссёр, которого ещё называют архитектором, вмешивается в твои планы и создаёт свой узор. Но хочется верить, что я всё-таки действую с ним в соавторстве.

- Как и многие ваши коллеги, свой путь в режиссуру вы начали с актёрства…

- Я обожал театр с самых малых лет. Поступил на актёрский факультет в шестнадцать лет, а за год да этого пришёл в театральную студию. Я просто не видел себя в другой профессии – настолько был влюблён в театр, в сцену…

Так вот в последний раз на театральную сцену я вышел летом 2002 года. Отыграл спектакль, собрал вещи и уехал в экспедицию снимать свой первый фильм «Возвращение». То есть со сцены я в буквальном смысле сразу ушёл по другую сторону камеры. И больше туда уже не вернулся. Магия созидания, волшебство создания новой реальности перебили всё. Актёр населяет мир, который создаёт режиссёр. И эту радость создания пространства – чего-то, что было только на бумаге или в голове и вдруг становится реальностью – уже ни на что не променяешь.

Любовь без прикрас

- Сейчас трудно делать честное кино?

- Наверное, трудно. В особенности в последнее время, когда пространство творческой свободы просто схлопывается. Цензура входит в свои права уже давно и так основательно… Так что сделать какое-то смелое высказывание на тему, затрагивающую болевые точки нашей жизни, почти невозможно. Пробить такие замыслы очень нелегко, поскольку продюсерам, которым ты предлагаешь подобные идеи, при всём желании сотрудничать с тобой на некоторые вещи решиться нелегко.

- И, тем не менее, пока вам это удавалось. В ваших фильмах – действительность без прикрас и спасительного хэппи-энда…

- Я считаю, что перед зрителями необходимо ставить сложные вопросы, на которые каждому нужно отвечать самостоятельно – без подсказок режиссёра, автора или продюсера. Некое утешение в виде хэппи-энда в финале картины я называю новокаиновым уколом, обезболивающей пилюлей. Получив её, зритель делегирует свою ответственность перед самим собой этим экранным персонажам, у которых всё хорошо. Но мне кажется, что подход, не дающий такого обезболивания, трогает аудиторию гораздо сильнее.

Собственно, есть два взгляда на то, как должно быть устроено драматическое повествование. Первый – рисовать человека таким, каким он должен быть. Второй – говорить о том, что есть, без возгона мечты об идеале.

- Ваши фильмы в России не раз становились поводом для весьма агрессивной полемики…

- Да, в чём только меня не обвиняли…Честно говоря, мне это непонятно. Более того – мне очень странно, что зрители спорят об этом. Потому что тот же «Левиафан» весь пропитан нетерпением и жаждой справедливости по отношению к человеку – неужели это не очевидно?! Для меня это правда какой-то курьёз – всё, что случилось в 15 году, когда картину вывалили в интернет и её просто захлестнула волна негатива.

Я был уверен, что зритель – не чиновник, не властитель, а простой человек, «маленький», как мы говорим вслед за Гоголем – точно меня поймёт. И был шокирован, оглушён, когда этого не произошло. Я до сих пор помню это ощущение непонимания, собственной иллюзии. Был убеждён, что говорю с аудиторией на её языке о нашей вечной проблеме беззащитности человека перед системой. Думал, что живу среди людей, которые согласны со мной – так же слышат и понимают то, что здесь происходит. И вдруг такая странная реакция…

И вообще, что за времена пришли, когда нужно кровью расписываться за то, что ты любишь Родину?! А я её люблю и уже устал повторять это. Просто моя любовь так выглядит и таким странным образом рефлексируется зеркально…

Секрет успеха

- Андрей Петрович, ваши картины отличаются глубоким реализмом. Для его достижения вам приходилось когда-нибудь провоцировать актёров?

- Пока нет. Но на самом деле невозможно предугадать, на что ты можешь решиться.

Однажды меня спросили о внутреннем цензоре и о том, чего я никогда не сделаю. И я зачем-то думал и даже ответил на этот вопрос. А спустя несколько лет, оказавшись на съёмочной площадке своего фильма, реализовывал то, от чего зарекался. Потому что из этой точки ты не можешь предугадать, что будет дальше, какой замысел, какие требования. Потому что именно замысел диктует всё остальное: линию поведения, моральные и этические моменты в выборе средств…

- Вы один из немногих российских режиссёров, чьи картины отмечены призами престижных зарубежных фестивалей. В чём секрет такого успеха?

- А нет никакого секрета. Ведь это не определённая стратегия поведения или выбор такого пути, когда только о том и думаешь, как предпринять некую тактику, чтобы посыпались призы иностранные. Уверяю вас, что такой путь никогда ни к чему не приведёт. Потому что только там, где твоё сердце, твой искренний голос, и случаются события, важные для многих.

Вообще это заблуждение тех, кто не знает, как устроен механизм творчества, - считать, что главное награды. Люди делают фильмы совсем для другого.

- Вы достигли в профессии того уровня мастерства, когда уже можно говорить о собственной школе. Нет желания набрать свой курс в каком-нибудь вузе?

- Сомневаюсь, что в ближайшее время захочу этим заняться - слишком много проблем и забот с собственными замыслами.

Собственный курс требует невероятной отдачи, ответственности, поскольку надо заниматься с учениками. К тому же я убеждён, что для этого надо иметь определённые свойства характера, о которых можно говорить как о педагогическом даре. Когда ты не навязываешь собственное мнение, а видишь в человеке его собственный талант и пестуешь его. Это большая работа. И пока я такого дара в себе не вижу.

- Сейчас довольно распространены киноклубы, где люди собираются вместе, чтобы обсудить тот или иной фильм. Как вы считаете, стоит ли устраивать такие разговоры сразу после просмотра или у зрителя должно быть время подумать, побыть наедине с собственными эмоциями и мыслями?

- Многое зависит от фильма. Бывают картины, после которых ты сразу готов говорить. А есть и такие, что просто необходимо помолчать – случается такая настройка, когда фильм вошёл в тебя и начинает там распускать лепестки.

Кстати, подобных картин в моей жизни было много. Например, я хорошо помню, как пришёл с приятелем на «Приключение» Антониони. Этот фильм для меня фундаментальный, изменивший мою судьбу. Я вышел с просмотра и долго ещё был как боксёр в состоянии грогги – не понимал, что вокруг происходит, не слышал, о чём говорил мой приятель.

Наверное, стоит начинать разговор, когда прошло некоторое время, и в тебе появилась твёрдость интерпретации. Потому что как раз в этой интимной глубине и рождается фильм: в голове, сердце, душе того, кто его смотрит. Пока на экране разворачиваются мизансцены – это только возможность. А осуществляется она в голове зрителя…

Для справки

Андрей Звягинцев – российский актёр, кинорежиссёр и сценарист.

Обладатель главного приза Венецианского и лауреат Каннского фестивалей. Двукратный номинант на премию «Оскар» в категории «Лучший фильм на иностранном языке» за фильмы «Левиафан» и «Нелюбовь».

В декабре 2019 года его семейная драма «Елена» стала единственной картиной из России в списке 50 лучших мировых фильмов второго десятилетия 21 века, составленном американским журналом «Rolling Stone».

Фото: официальный сайт фестиваля «Золотой Феникс»

Ольга Суркова