Александр Фисейский: «Я услышал орган и понял, что нашёл свой путь...»
На первый концерт Александра ФИСЕЙСКОГО в Смоленске, где он представлял публике новый орган филармонии, билеты были распроданы буквально за пару дней. И само выступление прошло при полнейшем восторге публики, встречавшей каждый номер программы бурными овациями. А для тех, кому на эту программу билетов не досталось, организован ещё один концерт, 24 июня, где Александр Фисейский выступит в дуэте со своей дочерью флейтисткой Верой Фисейской...
Начиная с Баха
– Об органе я могу говорить долго, – признаётся маэстро. – Он начал свой путь ещё с древности и был тогда сугубо светским инструментом. И своё место в западной христианской церкви нашёл не так легко – на протяжении пяти веков её патриархи решали вопрос, вводить органную музыку в богослужения или нет. Впрочем, у нас в России орган больше воспринимается как инструмент концертный, каким он и был в начале своего пути...
– Александр Владимирович, а ваш личный роман с органом с чего начался?
– Когда я был ребёнком, меня очень привлекала музыка Иоганна Себастьяна Баха. Когда я слышал её по радио (это мои первые музыкальные впечатления), то воспринимал как нечто родное и близкое для меня. Может быть, именно это и привело меня в конечном итоге к органу, потому что Бах и орган абсолютно взаимосвязаны.
А потом была Московская консерватория, где мне посчастливилось учиться как раз тогда, когда там установили орган. Это был 1968 год. Я, студент третьего курса фортепианного факультета, впервые услышал звучание органа – вживую, не в записи, не по радио – и сразу понял, что мой путь в музыке будет связан именно с этим инструментом.
Вообще, мне как-то в одну секунду стал понятен весь мой дальнейший жизненный путь. Меня даже не интересовало, достигну ли я каких-то результатов, стану ли концертирующим исполнителем, – просто услышал звучание органа и осознал, что нашёл свою дорогу в этой жизни.
– Но в консерваторию вы всё же поступали как пианист...
– А в те годы поступать по классу органа было просто невозможно. В советское время это был идеологически чуждый нам инструмент, который мог находиться только на периферии.
Так что я поступил как пианист. Более того – мне посчастливилось учиться у Веры Васильевны Горностаевой, которая сама пригласила меня в свой класс. И я был счастлив, потому что это выдающийся музыкант. Она открыла мне многие секреты, которые впоследствии я использовал уже как исполнитель-органист, и это был важный момент в моей музыкальной биографии.
К тому же, учась у Горностаевой, я параллельно занимался органом. И по окончании консерватории получил место органиста в Минске. Как раз появилась вакансия в Белорусской государственной филармонии, и это был для меня счастливый факт...
Счастье органиста
– Вы играли на самых знаменитых органах мира, открывали инструменты в концертных залах разных стран... Как начинается знакомство с каждым новым инструментом?
– Должен сказать, что когда я учился в консерватории, то весь кругозор мой и моих соучеников ограничивался тремя-четырьмя инструментами – мы даже не представляли всего многообразия органного мира. Об этом как-то не говорилось. Затем в Минске я познакомился с иным типом инструмента, и мне пришлось фактически начинать всё заново: заниматься самообразованием, воспитывать в себе совершенно новые приёмы игры. Потому что теми ресурсами, которыми я располагал по окончании консерватории, там пользоваться было просто нельзя.
Потом я очень многому научился на том инструменте. И когда начал концертировать и встречаться с другими органами, мне всегда было довольно просто переходить с одного типа инструмента на другой. А что касается особенностей и неповторимости каждого образца, то я должен сказать, что все органы, на которых я играл, мне очень дороги. Я всегда старался в каждом из них найти что-то необычное. В том числе и в смоленском. Я не зря сидел здесь вчера до полуночи – мне хотелось понять его особенности.
– Удалось понять?
– Думаю, да. Вообще, мы, органисты, счастливые люди – всякий раз играем на новом инструменте. И каждый даёт неповторимые краски. Даже если это органы одного направления и одного мастера, все они звучат по-разному. И найти в каждом инструменте какие-то свои драгоценные качества и использовать их в передаче той музыки, которая исполняется, и есть настоящее творчество. И это не менее важно, как мне думается, чем выход на публику и игра на концерте. Тот момент, когда ты наедине с инструментом и находишь в нём какие-то важные для себя качества, незабываем.
Не понимаю исполнителей, которые могут сказать: «Ой, да там такой плохой орган!», – не уверен, что дело в инструменте...
Музыкальный марафон
– Александр Владимирович, я знаю, что ваше имя занесено в Книгу рекордов планеты за исполнение всех органных произведений Баха в течение одного дня...
– Да.
– А можно узнать предысторию?
– Я уже сказал, что произведения Баха были моим самым сильным музыкальным потрясением ещё в детстве. И когда я учился в консерватории, то играл преимущественно сочинения Баха – мне это было гораздо интереснее, чем всё остальное. Наверное, я интуитивно чувствовал, что органу в консерватории больше соответствует именно его музыка. Кстати, потом, когда я начал разбираться в различных школах органа, понял, что моё интуитивное ощущение было абсолютно правильным, потому что тот инструмент был построен на барочных традициях.
А в Минске я каждый месяц должен был играть новую программу, и они тоже во многом состояли из произведений Баха. И в какой-то момент мне показалось, что я могу объявить цикл концертов «Все произведения Иоганна Себастьяна Баха». Он был объявлен, и в течение двух лет я действительно сыграл все его органные произведения. Это было достаточно трудно – много нового приходилось доучивать буквально на ходу. Потом я активно гастролировал с этим циклом, и много произведений мне приходилось «держать в пальцах», как мы говорим.
И, помню, в одной из поездок по Америке у меня получился большой перерыв между концертами. Я сидел в церкви, где мне дали возможность заниматься, и там лежали ноты – все девять томов петерсовского издания органных произведений Баха. И я вдруг подумал: «Надо же, я ведь играю всё с листа, не готовясь заранее! Может быть, придёт такой день, когда я сыграю их все сразу». И такой день пришёл. И совпал с тремя памятными датами: 2000 год – смена тысячелетий, 250 лет со дня смерти Баха и моё 50-летие.
В те годы я много концертировал по Германии, и меня пригласили в нескольких немецких регионах сыграть этот цикл концертов из произведений Баха. Каждый раз это было что-то новое. В первом случае я играл на 18 разных инструментах в течение трёх недель. Потом исполнял этот цикл неделю в рамках фестиваля. А в Дюссельдорфе уже в течение одного дня. И это была мечта, которая исполнилась.
– Как долго это продолжалось?
– 19 часов. Это был настоящий марафон, очень хорошо и серьёзно подготовленный. Вначале меня отправили на медицинское обследование. Трижды измеряли давление, но наконец допустили. И в итоге я играл этот цикл с восемью ассистентами, первый из которых, как потом выяснилось, был органистом-любителем с медицинским образованием. У него был полный багажник всяких медицинских приборов – на всякий случай. В общем, получилась целая акция.
– И как вы себя чувствовали физически после столь длительного концертирования?
– Я чувствовал себя великолепно. Открылось второе дыхание. К тому же я правильно всё рассчитал.
Марафон состоял из 16 программ. Причём всё было составлено очень точно, с немецкой педантичностью: каждая программа длилась 58 минут, и две минуты – на перерыв, чтобы публика могла войти-выйти.
Я знал, что критическим для меня будет время между двенадцатым и тринадцатым часом. И на эту фазу максимальной усталости поставил произведения, которые не требуют больших физических усилий: хоралы, которые Бах писал ещё в детстве, – на этой программе можно было немного отдохнуть и прийти в тонус.
Хорошо помню, как шёл на этот концерт ранним субботним утром по спящему Дюссельдорфу. В 6:15 я вышел из гостиницы и увидел абсолютно пустой город. И вдруг слышу, кто-то бежит. Причём не в трусах и майке, а в хорошем костюме. И забегает в церковь, где будет моё выступление. «Хорошо, один слушатель у меня уже есть», – отметил я. А потом, когда я уже поднялся к пульту и посмотрел вниз, то увидел, что там было уже человек пятьдесят...
– Александр Владимирович, и всё-таки в чём была основная мотивация, когда вы принимали решение участвовать в этом марафоне?
– Когда я решил исполнить этот цикл, то его целью, естественно, было не попадание в Книгу рекордов. Мне думалось, что когда я буду готовить и играть произведения Баха, то открою в них новые грани. И открыл.
Во время подготовки я сидел там месяц и ежедневно занимался по 15 часов. И мне в музыке Баха открылось много такого, что раньше оставалось за кадром. То же и на концерте.
Впрочем, на каждом концерте исполнитель ощущает какие-то новые нюансы в произведениях, сколько бы он их ни играл до этого. Думаю, это касается не только органистов...
Фото: Григорий КАЛАЧЬЯН
Ольга Суркова
