Режиссер Илья Леонов: «Пушкинские тексты бездонны…»
В Смоленском Камерном театре состоялась премьера спектакля «Пушкин. Любовь. Чума». Эта постановка – дипломная работа московского режиссера Ильи Александровича Леонова. В этом году он заканчивает Российский университет театрального искусства – бывший ГИТИС.
Всего в творческом багаже молодого режиссера шесть спектаклей, два из них были поставлены в нашем Камерном. Первый – «Битлз – значит любовь» стал заключительным аккордом театрального сезона 2016-2017 гг. Его жанр Илья Леонов обозначил как ревю – одна из разновидностей музыкального театра. Жанр второй сценической работы в Смоленске он назвал «драмой в одном наваждении». Предлагаем читателям «Смоленской газеты» беседу со столичным режиссером-постановщиком.
- Илья Александрович, верно ли я определила фабулу постановки «Пушкин. Любовь. Чума»? В Москве холера, там находится Наталья Гончарова – любимая Александра Пушкина, а сам поэт – в Болдине. Он из-за карантина не может поехать в столицу. Александр Сергеевич пишет любимой, и переводит на русский с шотландского драматическую поэму Вильсона «Чумной город». Художественный перевод известен нам как «Пир во время чумы». Это произведение и письма к Наталье Николаевне легли в основу спектакля. Правильно?
- Да, все так.
- Вы сами писали сценарий?
- Да, но я бы не назвал это сценарием, текст же не мой. Это – инсценировка. Я составил инсценировку из разных текстов, скомпоновал.
- С чего все началось, как пришла идея именно этой постановки-инсценировки? Почему сейчас захотелось рассказать именно об этом?
- Мне кажется, что все спектакли – своевременны. Они выходят тогда, когда нужно. Полагаю, что настал такой момент, когда я понял, что нужно сделать этот материал, он достиг своей определённой точки. Мне кажется, что этот материал созвучен сегодняшнему дню и времени, в котором мы живем. Главная литературная составляющая этого спектакля – маленькая трагедия Александра Сергеевича Пушкина «Пир во время чумы» – это контекст существование человечества на конец апреля 2018 года. Может быть, завтра что-то изменится, но не думаю.
- A вообще сама идея постановки того или иного спектакля как приходит?
- Это просто не объяснишь. Да и, как сказал Уильям Блейк, «но художника ли дело человеческий покой, если чувство завладело задрожавшею рукой?». Мне кажется, что это невозможно контролировать. Просто приходит само по себе и сочиняется. В данный момент у меня около 60 спектаклей в голове. Материалов, которые ждут своего времени…
- А когда Вы первые прочитали пушкинский «Пир во время чумы»?
- В школе, согласно школьной программе. Потом перечитывал, когда поступал в ГИТИС, потом ещё читал. И в какой-то момент понял, что пришло время для этого произведения. Я начал дальше копать, копать и думать: как это сделать? И пришли Вильсон, Боккаччо, другие авторы, которые вошли тоже в контекст, в общую тему.
- Финал Вашей постановки говорит о том, что несмотря на ужасы, страхи, грехи, боль все же побеждают любовь и доброта?
- Это как вы подумаете – так и будет. Я не даю четкого финала, здесь финал образный, метафорический. И воспринимать его можно по-разному. Финал – это символ. «А символ, - как писал в свое время известный философ Алексей Федорович Лосев, - это точка с бесконечным количеством значений». Выбирайте своё значение.
- Для себя вы выбрали какое-то значение в финале? Могли бы поделиться с читателями газеты своим личным взглядом?
- Нет, нельзя. Я не хочу, чтобы кто-то прочел это и сказал себе: «Это вот про это». Я хочу, чтобы у каждого свой финал складывался, а мой финал – это слишком личное, чтобы о нем вообще в принципе рассказывать. Я не могу широкому кругу так раскрываться и говорить, что значит финал для меня лично.
- В спектакле очень много интересной музыки. Ее подбирал заведующий музыкальной частью Смоленского камерного театра Владислав Викторович Макаров? Как вам с ним работалось?
- Мне очень легко работалось с Владиславом Викторовичем. Мы легко находили общий язык и долго, долго слушали музыку. Он мне что-то присылал, вся музыка подобрана именно им, а я только потом расставлял её.
- Илья Александрович, вы – режиссёр из Москвы. Как ставятся спектакли на расстоянии?
- Я не ставлю на расстоянии, я приезжаю сюда, и два месяца работаю, или месяц. А отдаленно мы перекидываемся по интернету фотографиями, какими-то идеями, созваниваемся.
- Как долго проходит сам процесс постановки? От начала, то есть от того момента, когда вы решили поставить спектакль и до реализации этих планов?
- Иногда годы. Вот этот спектакль я задумал года два назад. Вначале он должен был быть несколько другим. Потом мы начали над ним работать, и он начал развиваться, расти и как-то видоизменяться.
- Работать начали именно здесь, в Смоленске?
- Нет, не здесь. Я отстраненно работал над этим материалом. Я не знал, где он случится, на какой сцене. Просто мне было интересно, я им занимался.
- Как давно начался репетиционный процесс?
- В феврале. Но в марте меня не было, я был в Хабаровске, там тоже ставил, но другой спектакль. Приехал сюда в апреле и доделал работу. То есть где-то около двух месяцев.
- Вы работаете параллельно сразу с несколькими театрами? Как удаётся совмещать постановки нескольких спектаклей?
- Легко. Я здесь с такого по такое-то число, потом еду в другое место и там я с такого по другое число. Мы – режиссеры, все ездим.
- Сама задумка изначально, как вы увидели для себя этот спектакль и конечный вариант, они сильно отличаются? Или вы изначально себе представили, что будет именно так, и концепцию не меняли? Ведь есть режиссеры, которые в голове «держат картину» и не меняют ее.
- У меня всегда многое изменяется по ходу.
- Вы прислушивайтесь к мнению актеров?
- Абсолютно. Здесь есть роль Андрея Аббасова, она практически целиком им сделана. Я чуть-чуть направлял и всё. Совсем немного направлял, и концентрировался на других. Я понимал, что времени мало, расставил задачи, а дальше уже – он сам. Кстати, Андрей тоже каждый раз по-разному играет эту роль, отстраивает своего персонажа. Я это вижу, и мне интересно смотреть, когда он что-то новое пытается найти, какую-то новую краску добавить. Потом мы совещаемся и говорим: «А может быть это»? Также и с другими артистами. Они подходят и говорят: «А можно я сегодня попробую вот так»? Я отвечаю: «Пробуй. Я уже всё сделал, теперь делай ты, я не против, не возражаю. Конструкция у спектакля железная, а внутри нее ты свободен абсолютно. Есть конструкция, есть начало и финал, от начала нужно прийти к финалу. Всё».
- Когда вы впервые посмотрели спектакль вместе со зрителями, вы остались довольны этим произведением, тем, что получилось в итоге?
- Понимаете, я всегда думаю, что все мы слишком ещё малы перед автором. Там, конечно, многое сокрыто. Как можно сказать, доволен ли ты «Гамлетом»? Эти тексты бездонны, в них можно погружаться и погружаться до бесконечности, потому что там есть наслоения всех эпох. Вот он пришел в XXI век, собрав все остальные века, пройдя через года, собирая эти года. Тут так нельзя сказать: «Доволен или не доволен». Мне кажется, что спектакль состоялся, родился, ему предстоит еще окрепнуть и вырасти. А то, что он родился, это – безусловно, это произошло.
- С этим спектаклем вы планируете участвовать в конкурсах, фестивалях?
- Моя задача – сделать спектакль. А дальнейшая жизнь спектакля является прерогативой театра: главного режиссера и всех прочих отделов, которые направляют спектакль на какие-то конкурсы и фестивали. Здесь не я проявляю инициативу, здесь это делает сам театр. Если он сочтет нужным отправить спектакль на какой-то фестиваль, значит – он поедет на фестиваль.
- Это ваш дипломный спектакль, а как будет проходить защита диплома, в Смоленск приедет комиссия?
- Нет, члены Государственной комиссии посмотрят видеозапись. И даже дело не в этом, не в картинке видеозаписи. Я должен буду рассказать про спектакль, рассказать, как он проходит, показать фотографии, показать какие-то фрагменты из спектакля, программку и афиши. Всякие акты приемки, постановление худсовета. Ну, короче кипу всяких разных документов для защиты диплома, только здесь, в Смоленском Камерном у меня «живой диплом».
- Я читала, что вы кроме учебы в ГИТИСе проходите очень много мастер-классов у различных профессионалов?
- Да, я езжу постоянно на мастер-классы от разных режиссеров из Европы, из России, участвую в каких-то программах, потому что это профессия такая, нельзя останавливаться, нужно постоянно развиваться. Это очень важно.
- А как вы считаете: театральная профессия передается на генетическом уровне? Ваши родители ведь тоже из театральной среды?
- Мне кажется, что – да. Тем более, когда ты растешь, и растешь в театральной среде, и конечно, потому что есть сама среда. Даже хотя бы поэтому. Не только гены, но и среда, где ты существуешь, влияет. Мне кажется, что это тоже важно.
Фото: culture.ru
Ольга Курцева
