Страница жизни нашей советской семьи
«Смоленская газета» продолжает публикацию воспоминаний Валентины Викторовны Берёзко, присланных нам из Твери её сыном Сергеем Фёдоровичем. Валентина Викторовна, незадолго до Великой Отечественной войны приехавшая с семьёй в Рудню, не успела убежать от немцев и с двумя маленькими дочками оказалась в фашистской оккупации. Событиям того времени она по просьбе своего сына, родившегося в 1947 году, посвятила несколько писем, которые написала уже на склоне лет.
Воспоминания Валентины Викторовны Берёзко мы опубликуем в нескольких номерах – с некоторыми сокращениями, но с сохранением авторского стиля и пояснениями Сергея Фёдоровича. Часть фотографий – из семейного архива.
Продолжение. Начало в № 16, 17 от 19, 26 апреля
Что мы ели
Из картошки делали крахмал. Красную свёклу тёрла на тёрке, сцеживала сок. Из тёртого на нашей бочке-печке пекли лепёшки, из жидкого делали кисель. Было вкусно. Чай пили с солью, тоже было вкусно, и с сахарином пили.
Одна соседка у меня попросила чугунок, долго не приносила. Я пошла за ним, смотрю – стоит мой чугунок с топлёным молоком, а сверху такая красивая румяная корочка. И соседка стала переливать из чугунка в другую посуду, а у меня одна мысль: «Хоть бы мыть не стала!» Только она хотела это сделать, я прямо вырвала у неё чугунок из рук. Принесла домой, налила воды, картошки забросила, и такой суп был хороший!
Как-то немцы привезли сборный барак, кровати и заставили мыть полы. Полы грязные, некрашеные. У солдат на обед был соус, и нам за работу дали по полкотелка этого соуса и по пять отваренных в шелухе картофелин. Соус был очень вкусный – я его разделила, конечно, не на один раз.
Раз остановилась у моего дома длинная машина с большим закрытым кузовом. Немцы первым делом очистили площадку от мусора, проложили дорожки, заборчик сделали: срубили молодую берёзку, попилили её на чурбачки сантиметров по 20–50, и вот такой заборчик – чурбачки висят, чем-то соединены.
Мои детки уже спят. Вдруг заходит немец, берёт меня за локоть и тянет к двери. Опять меня затрясло: детки в доме одни остаются. Вышли из дома, смотрю, две-три соседки мои стоят. Ничего не понимаем. Ведёт нас к этой машине и показывает, что нужно чистить картошку. Внутри машины от белизны глазам больно, одна стенка увешана ложками, ножами, полки уставлены красивой посудой, столы белоснежные…
И так мы часов до пяти утра чистили картошку – мешков четыре-пять. Повар, весь в белом, что-то там резал, тёр, стучал, на нас не посмотрел. Хотя бы чем угостил – нет.
Мои маленькие девочки! Никогда ни разу не просили поесть. Бывали целые дни, когда нечего было есть, и они не просили. Для меня это было очень тяжело lt;…gt;
Раз вошли ко мне шесть эсэсовцев, садятся за стол, ставят красивые бутылки с вином, маленькие рюмочки. Пили и спорили, но ни одного слова не разобрать, понятно только – о политике. Как мне было страшно: все в чёрном, в ремнях, грудь увешана свастикой, черепом с костями, на поясах что-то болтается, сами большие, здоровые. Страшно было. Но они на меня и не посмотрели, часа два пили и ушли.
Детки мои сидели за занавеской на кровати ни живы ни мёртвы. Очень страшно было.
Вот смешной случай. Заходит немец и просит нагреть воды – побриться. Ушёл. Мы разожгли самовар, поставили его на стол. Приходит немец, испугался: самовар шумит, жаром пышет, внизу огонь. Ходит кругом самовара: посмотрит вверху, снизу, головой качает. Велит мне выпить воды, потом уже решился сам налить. Смешно!
Разные люди
Бабушка жила с нами – не пошла от немцев. Однажды она пасла корову, верёвку накрутила на руку и задремала, проснулась – нет коровы. Я узнала, кто это сделал, и мы с Марусей пошли к этим людям. Маруся была меня постарше, деревенская, крепкая такая женщина. Пришли в ту деревню – действительно, нашли корову. Те выдоили корову – целое ведро, и отдали нам её. Повели мы домой нашу красавицу, зашли в лес, вдруг выходят отец с сыном, которые увели корову, – с косами. И к нам: «Отдавай корову, а то голова будет в кустах!» Мы их уговаривать, разговор не был коротким… И вот надо же, появляются из-за деревьев трое мужчин в форме железнодорожников и спрашивают, как пройти туда-то. И называют место, куда и нам надо! А этому отцу-бугаю говорят: «Ты пойми, немцы любят порядок, будет тебе плохо за воровство!» Вот так и привели мы домой нашу корову. Но какой страх и волнение!..
Да недолго она у нас пробыла – заболела. У немцев было специальное место, где они скотину забивали, а можно было договориться и поменять. Повела я свою коровку в надежде поменять. Дали мне не лучше – маленькую, чуть не козу, да и тоже больную какую-то. Потом, не помню, как уж это было, привели другие люди сдавать хорошую молоденькую красивую корову, отдали они её мне, а мою сдали немцам. Хорошие люди меня окружали, помогли!
Вот такая история с этими коровами, но как всё это было нелегко: море слёз, страха. Потом, когда немцы уходили, они забирали всё, что могли. Шли через нашу лечебницу – отобрали и эту коровку.
«Очень было страшно»
Был у меня такой случай. Иду я – канавка, через канавку переброшены три узенькие дощечки. Только я стала на мостик, вижу – в канавке лежит солдат русский убитый, молоденький. Я так испугалась, сама чуть с этого мостика не упала. Женщины уже шли сюда с носилками. Очень тяжёлое было впечатление. Люди нашли недалеко в лесу ещё молоденькую девушку, голая, избитая, палка в неё воткнута, грудь отрезана.
Партизаны – для немцев это было очень страшно.
Говорили, что вскорости недалеко в лесу нашли привязанного к двум берёзам и распятого, разорванного зоотехника. Кто это сделал, не знали…
Дом, где я жила, у меня немцы забрали, огородили колючей проволокой вместе ещё с несколькими домами, что рядом стояли, и поместили в них всех евреев (я через проволоку передавала варёную картошку).
Мне дали другой, маленький домик, хороший такой. Даже была и кровать, стал диванчик. Как-то я так расставила всё, что у меня даже уютно было…
Ходила на погрузку металлолома. Это были битые, распиленные на куски машины. Части вроде и маленькие, но тяжёлые. Надо поднять и отнести в железнодорожный вагон. Люди как-то могли поднять на плечо и, подойдя к вагону, сбросить в него железку. А у меня получается нести только на животе, в вагон ещё надо поднимать. Я очень болела, ужасная была боль у меня после каждого раза.
Сейчас вспоминаю, какой ужас был стирать их бельё, я так брезговала! Была у меня хлорка – налью воды, палочкой опущу бельё в воду. lt;…gt;
С довоенного времени работала в РАЙЗО секретаршей молодая еврейка Соня, хромая, ходила с палочкой. Мы с ней дружили.
Немцы собирают еврейских детей и женщин, объявляют – в другой лагерь. Соня прибежала ко мне и спряталась в поленнице. Толпу повели по шоссе, а когда их повернули к противотанковому рву, они поняли, куда их повели (речь, видимо, идёт о первом массовом расстреле в Рудне 21 октября 1941 г. – Прим. С. Б.). И стоял такой крик, стон. Дети плакали. Ставили на бугор по десять человек, раздевали до рубашки. Одна минута, и их нет… Раненых сбрасывали в яму. Нам было всё видно: место открытое – поле. Учительницу нашу знакомую расстреляли, а она только вчера родила. Говорили, перед расстрелом она искусала, задушила ребёночка. После собрали молодёжь, мальчишек-десятиклассников. Кричали они: «За что мы погибаем? Где наша молодость!» С ними так же было… Потом уже мужчин…
Расстреливала евреев команда немцев, человек десять. И с ними был наш, русский, работал у них комендантом, а до войны был каким-то специалистом в РАЙЗО. Перебили женщин, детей, и тут же немцы расстреляли и его…
Я не знаю, почему так убивали людей. Неделю всё это продолжалось. Рассказывали, что в Витебске евреев сажали на баржу и с баржей топили. Очень было страшно. Когда ещё с посёлка сгоняли евреев в дома, огороженные проволокой, у входа стоял наш русский полицай и всех обыскивал. У одной еврейки была небольшая буханочка хлеба, полицай её забрал. Еврейка так стала просить, кричать, плакать, и он отдал. Потом, когда их повели на расстрел ко рву, они уже всё бросали, и эта еврейка хлеб бросила. Вот та соседка, которая у меня чугунок брала, подобрала эту буханочку и куда-то её положила. Прошло время, решила она этот хлеб размочить для коровы, а в нём оказались золото, часы, брошки!..
Продолжение в следующих номерах.