Александр Петров: импровизации в ритме жизни
Напомним, в КВЦ имени Тенишевых открылась выставка «Александр Петров – гений мультипликации. От мечты до «Оскара».
Случайный выбор
– Родители мне говорили, что я начал рисовать с трёх лет и рисовал всё время. Я этого не помню. Мои самые первые впечатления от детского творчества – то, как я пытался закрашивать карандашами картинки из книжки-раскраски и у меня никак не получалось так ровно, как на образце. Меня это страшно огорчало, даже бесило. Возможно, это был такой стимул, чтобы совершенствоваться.
Мне действительно нравилось рисовать. И сюжеты моих работ были связаны с мальчишескими впечатлениями от фильмов о войне или книг по истории. Помню, что всё время рисовал какие-то сражения. Потом были Александр Невский, Спартак, индейцы – то есть по мере освоения литературы и кино видоизменялось и моё творчество.
Ещё помню, что в деревне у бабушки с дедушкой я мало того что дома рисовал постоянно, но и у друзей в гостях тоже. И мои работы ребятам нравились, у меня их просили и вешали по стенкам…
– Вы уже тогда понимали, что будете художником?
– Нет. Я тогда вообще так далеко вперёд не заглядывал. Но однажды знакомая моих родителей увидела, что я так увлечённо рисую, и отвела меня в художественную школу, где я потом четыре годы учился. В основном, с удовольствием. Хотя иногда больше хотелось пойти на рыбалку или в футбол погонять – мальчишеский возраст всё-таки давал о себе знать.
Был даже случай, когда меня из художественной школы выгнали. Мой любимый педагог Пётр Иванович Павлов – фронтовик, душевный человек, дети его просто обожали. Кстати, родом из Смоленска. И он за какую-то очередную шалость выставил меня за дверь и сказал: «Больше не приходи!»
Неделю я терпел, а потом попросил маму написать записку и пришёл с повинной. И дальше всё пошло обычным порядком. А поскольку художественная школа была в здании училища, то вопросов, что делать по её окончании, просто не возникало: сдал экзамены и стал учиться в художественном училище.
– А как появился интерес к мультипликации? Всё-таки не самый типичный выбор специализации для художника…
– Кино возникло совершенно случайно. Я вообще не знал, что в кино нужны художники. Да, я ходил в кинотеатры, смотрел фильмы, и многие мне нравились. Но чтобы думать о кино как о профессии – такого не было.
Хотя у нас в художественном училище был один энтузиаст из педагогов, который купил кинокамеру, съездил на «Союзмультфильм» и увлёкся мультипликацией. Он и нас пытался увлечь этой идеей, собрав из студентов киногруппу. Мы даже с грехом пополам за три-четыре года сделали какую-то часть мультфильма. Я в этом тоже поучаствовал, но судьбоносным этот этап назвать не могу.
Собственно, и ВГИК был выбран случайно. Просто уже другой педагог рассказал про работу художников в кино, не анимационном – игровом, и назвал некоторые фамилии наших ярославских выпускников, которые работают в этой сфере. Это меня как-то сдвинуло с намеченного пути, потому что я собирался учиться на дизайн интерьера и заниматься декорированием.
Хотя в этом есть что-то общее, ведь интерьер – тоже декорация. Но в кино плюсом идут ещё костюмы и какое-то общее художественное решение. К тому же можно нырять из одной эпохи в другую. В итоге меня это привлекло больше, чем просто дизайн.
Ожившие герои
– Александр Константинович, техника, в которой вы работаете, называется «ожившая живопись». Вы сами её придумали?
– В мультипликации всё уже давно придумано. И методов такого рукодельного творчества много. Как и материалов. Некоторые рисовали свои фильмы таким же образом. Просто у каждого свои приёмы, краски, инструменты…
– Но рисовать пальцами, мне кажется, это такой мощный энергетический посыл, что во время работы всё должно искрить…
– На самом деле всё гораздо прозаичнее: просто так быстрее. Я нормально владею и кистью, и карандашом, но пальцами выходит в разы быстрее. Может быть, это только моё ощущение и у других художников не так – не знаю.
Мне казалось, что моя задача – сделать качественное изображение для экрана в той мере, в какой я понимаю реалистическую живопись. Я стараюсь писать правдоподобно – в ритме, в котором сам живу, хожу, дышу…
И такая манера изображения требует некой скрупулёзности, подробности и точности. Ещё важно не засушить – есть такое понятие у художников. Так вот при работе кистями времени тратится больше, и ты начинаешь терять эмоцию и некоторую непосредственность, которую необходимо сохранить в динамическом изображении. Поэтому остались просто пальцы и ладошки. И материал, что я использую: стекло или пластик – очень органично ложится на этот мой приём.
– Ваши работы кажутся живыми даже здесь, в экспозиционном пространстве. Получается, что эмоциями, экспрессией наполнен каждый отдельный кадр, и это находит отклик у зрителя – вне зависимости, знает ли тот всю историю целиком…
– На самом деле это действительно важно. Хотя когда снимаешь кино, об этом не думаешь. Все мои мысли в процессе работы о том, как правильно рассказать историю, как сделать так, чтобы в неё поверили и полюбили моих героев.
Я хочу, чтобы мой нарисованный персонаж жил на экране и влиял на восприятие зрителей. Чтобы он не оставался картонным или просто выдуманным – чтобы у него билось сердце и это биение передавалось тем, кто смотрит фильм. Вот что для меня самое важное.
– Очень часто художники говорят, что картина в процессе работы над ней сама подсказывает какие-то решения и ходы. В анимационных фильмах происходит так же?
– И да, и нет. В мультипликации ты всё равно завязан на технологии. Есть определённое количество действий, которые необходимы, чтобы на экране получилось нечто, что должно произойти. Это расчёт, некоторая математика. А ещё – внимательность и дисциплина, без которых тоже не будет результата. Я говорю даже не про строение фильма – про технологию.
Но, конечно, всегда есть соблазн и желание выскользнуть из этих рутинных рамок. И в этом смысле мультипликация и прежде всего моя анимационная живопись позволяют мне импровизировать. И даже иногда уходить от первоначального замысла, что может вывести историю чуть-чуть в другую плоскость – в общем, сделать её интереснее, чем она была задумана.
В таких случаях я доверяю своему внутреннему художнику или режиссёру, который всегда пытается вылезти из строгого костюма. И это на самом деле украшает работу – когда ты можешь сам себя вдруг удивить каким-то неожиданным решением.
Пока снимаешь фильм, его можно изменять, улучшать – я ведусь на такие соблазны. Хотя, повторюсь, внутренне нужно быть очень дисциплинированным, с обязательным самоконтролем.
Дороже «Оскара»
– Александр Константинович, выставка называется «От мечты до «Оскара»…
– Название придумал не я…
– Догадываюсь, поскольку вы не производите впечатления человека, который считает себя «гением мультипликации»…
– Честно говоря, меня эта фраза даже удивила, но это решение организаторов выставки.
– И всё-таки был ли «Оскар» вашей мечтой или стал скорее неким приятным бонусом от судьбы?
– Если честно, мечта была только одна: заниматься любимым делом и по возможности свободно. И желательно дома, на родине.
Так получилось, что я сначала много поездил по разным городам: Москва, Ереван, Свердловск, Монреаль… Но меня всегда тянуло на родину, в Ярославль. Возможно, это тоже была мечта, которая осуществилась.
Конечно, хочется, чтобы твой фильм был замечен, принят публикой, коллегами. И, в общем, это тоже довольно важный стимул. Об этом стараешься не думать, пока работаешь над фильмом. Но всё равно подспудно заботишься, чтобы не накосячить, не сделать в итоге глупость или пустяк, который никому не нужен. То есть зритель своим вниманием вселяет в тебя некую уверенность, что этот год или два ты прожил не зря. В этом смысле оценки важны.
И получать какие-то награды на фестивалях, безусловно, приятно. Это не главное в жизни, но и не пустяк, поскольку ты всё равно думаешь, что ты значишь в профессиональной среде.
Но про «Оскара» я никогда не мечтал. И даже не знал, что эту награду дают в мультипликации. Пока мой дипломный фильм не оказался в Лос-Анжелесе. Не я его туда посылал, но он был принят, и мне пришло приглашение как номинанту.
Как оказалось, это важная награда, которая многое меняет в судьбах художников. Я понял это после того, как не получил «Оскара» со своим первым фильмом. Это меня тогда очень сильно расстроило. Ведь ещё до церемонии награждения у меня было там много встреч, и все говорили, что мой фильм лучший. И вдруг «Оскар» дают другому. Хорошему фильму, но не моему. Так что я был раздосадован. Но ненадолго. Просто был момент соблазна, на который я повёлся.
У меня четыре фильма были номинированы, но тогда с первым это было самым волнительным. Всё остальное стало уже понятной, тревожной и не всегда приятной процедурой. В конце концов я смирился с тем, что не получаю наград – просто участвую как номинант.
И в принципе для меня стало неожиданным, когда «Старик и море» всё-таки получил «Оскар». Там были очень сильные фильмы, которые реально претендовали на эту премию. Но победила моя работа. Я, конечно, обрадовался, и это тоже было сильное волнение. Хотя и не настолько, как мой первый неполученный «Оскар». Странно, но это так.
– Понятно, что такого уровня награда – самая высокая оценка профессиональной состоятельности. Но самая ли важная для вас лично?
– Для меня гораздо важнее добрые слова зрителей, которые они пишут после просмотра фильмов или посещения выставок.
Всё время вспоминаю один случай. Это было в Екатеринбурге, где я представлял картину «Моя любовь». Фильм закончился достаточно поздно, а одной из зрительниц надо было ещё добираться в пригород. И друзья говорили ей: «Тебе не страшно ехать в ночь?» На что она им ответила: «После этого фильма со мной ничего плохого случиться не может». Мне очень дорога такая реакция. И очень важна…
Ольга Суркова
