Покаяние – явление религиозное. Как строится духовная жизнь в колониях Смоленской области
На протяжении последних примерно тридцати лет, после семи десятилетий атеистической пропаганды, Россия переживает некий религиозный ренессанс. Потому никого уже не удивляет, что в Смоленской области, как, впрочем, и по всей стране, восстанавливаются старые православные храмы, строятся новые, открываются или расширяются приходы. В этой обстановке Русская православная церковь не оставила в стороне и тех, кто, возможно, как никто другой, нуждается в милосердии и покаянии. Речь идёт о людях, находящихся в местах лишения свободы.
О том, как взаимодействует Смоленская епархия с системой исполнения наказаний, рассказывает помощник начальника регионального УФСИН по организации работы с верующими, руководитель отдела по тюремному служению Смоленской епархии игумен Хрисанф (Шадронов).
– Это, возможно, прозвучит парадоксально, но система исполнения наказаний одной из первых откликнулась на перемены, которые происходили в российском обществе в начале 90-х годов. И, по существу, первыми государственными организациями, куда Церковь получила доступ, стали как раз места лишения свободы и исправительные учреждения. Это, на мой взгляд, было связано с тем, что хотя ФСИН – в определённой степени силовое ведомство, но его деятельность направлена на исправление людей, что нашло отражение даже в термине, которым эта система определяется, – «пенитенциарная», что в переводе с латыни означает «раскаяние, покаяние». То есть подразумевалось, что деятельность самой службы исполнения наказаний изначально связана с покаянием. Как мне представляется, человек не исправится, пока не покается. И опять же именно поэтому в местах лишения свободы особенно чувствовалась неправомерность вытеснения Церкви из общественной жизни.
И сейчас наиболее заметно: где в общественной жизни продвинулась Православная церковь в своём служении, это как раз в системе исполнения наказаний.
Причём мы не особенно стремимся придавать публичность этому служению, поскольку люди, которые приходят в церковь, находясь в местах лишения свободы, зачастую прошли непростой жизненный путь и сами не любят публичности. Они переживают сложный период в своей жизни, поэтому чем тише, скромнее, тем они лучше к нам относятся и больше доверяют.
– А в каждой смоленской колонии есть свой храм?
– Да, храмы есть во всех колониях.
– Отец Хрисанф, среди тех, кто находится в местах лишения свободы, есть не только случайные люди, которые попали сюда по глупости или по неосторожности. Отбывают наказание и профессиональные преступники, которые больше ничего в своей сознательной жизни не делали. Такие люди тоже приходят в церковь? И если приходят, то почему?
– Человеку свойственно покаяние. Это только тем, кто незнаком с реальной жизнью, кажется, что каются исключительно герои романов Достоевского. Нет, на самом деле каются все люди – иначе они не были бы людьми, а Достоевский не был бы великим писателем. Другое дело, и Достоевский, кстати, показал это весьма убедительно в своих произведениях, что раскаяние, покаяние – это явление не общественного, идеологического или политического порядка, а исключительно религиозное, основанное на вере. Наверное, поэтому само покаяние трудно или даже практически невозможно спрогнозировать и заставить человека его исполнить. Человек по каким-то обстоятельствам мог поскользнуться, совершить ошибку или преступление, но если в душе у него идёт процесс покаяния, есть потребность в раскаянии, он придёт именно в церковь, он придёт к священнику. К нам приходят разные люди – взрослые и молодые, те, кто в первый раз попал в места лишения свободы, и те, кто уже бывал здесь неоднократно и давно находится в заключении.
– А можно определить, насколько искренне человек раскаивается, или священник не даёт таких оценок?
– Я потому и вспомнил Достоевского. Сам момент искренности – он очень сложный. Но священника, который постоянно находится среди людей, выслушивает их, очень трудно обмануть, он сразу видит по тому, как и что человек говорит, искренне тот хочет покаяться или просто убивает время, находясь в заключении.
– Люди, находясь на свободе, имеют массу способов проведения досуга, и многие вместо посещения храма предпочитают в выходные с семьёй погулять в парке, пройтись по магазинам или просто пролежать пару дней на диване перед телевизором. В местах лишения свободы нет возможности вольно распоряжаться своим временем – это влияет на посещение церкви?
– Мир – это не только парк, куда можно сходить с семьёй, но и огромное количество соблазнов, которые мешают человеку изменить привычное и не всегда положительное направление мыслей. Человек попадает в какую-то свою колею и не может из неё выбраться. Этому содействуют доступность алкоголя, друзья, которые так же живут. И человек катится и не может самостоятельно остановиться.
И здесь надо отдать должное правоохранительным органам и службе исполнения наказаний, которые могут столкнуть человека с этой порочной траектории – когда взрослый мужчина вдруг останавливается на своём жизненном пути, и на какое-то время у него нет алкоголя, наркотиков, друзей-собутыльников, и он начнёт заниматься чем-то полезным. И хорошо, когда у людей появляется мысль, что не надо терять понапрасну годы, проведённые в местах лишения свободы, не надо отчаиваться… Люди начинают читать, приобретают профессию, приходят в храм. Это всё то, мимо чего человек проходил, будучи на свободе.
– А после того как люди освобождаются, Церковь как-то участвует в их судьбе?
– Лет двадцать назад, когда только начиналась совместная работа Церкви и службы исполнения наказаний, действительно была идея создания реабилитационных центров, где бывшие осуждённые, которым некуда вернуться, могли бы жить и работать. Я в то время служил в сельском приходе в Вадино и ещё в трёх расположенных здесь колониях. И у меня при приходе жили человек по восемь после освобождения. Мы держали хозяйство. Они постоянно что-то там делали, а утром и вечером посещали службу. Всё это напоминало мужской монастырь.
Но в какой-то момент я увидел ошибку такой организации жизни. У людей не происходила социализация, они продолжали жить по тем же правилам, которые существовали в местах лишения свободы. Имея тюремный опыт общежития, они продолжали так же жить и не стремились обустроиться в обществе. Таким образом, возникал вопрос: а дальше что? Вечно жить при храме они не могут, но и уходить, как говорится, в мир они не стремились. Они не социализировались, не восстанавливали связи с родственниками, прежними друзьями, не создавали семьи. А ведь это мотивация для дальнейшей нормальной жизни: человек создал семью, пошёл работать – это значит, что он уже не будет совершать преступления, у него есть о ком заботиться и за кого нести ответственность. И мы, видя всё это, быстро стали отказываться от такой своеобразной патерналистской модели. Мы теперь настраиваем на самостоятельную жизнь на воле – мужчина (у нас в основном мужские колонии) должен трудиться, содержать семью. Это и есть реальный результат исправления…
– А как строятся отношения священников и администраций в исправительных учреждениях?
– Моя работа как помощника начальника областного УФСИН по организации работы с верующими как раз в основном и заключается в координации взаимодействия священников с руководителями учреждений. И всегда мы священников настраиваем на то, что нужно со всеми выстроить очень добрые, хорошие взаимоотношения. Но при этом нужно помнить, что Церковь – это не структурное подразделение в системе исполнения наказаний, у неё есть своя особая роль. И насколько священник будет внутренне независим, настолько хорошо он сможет выполнять своё служение.
Мы стараемся не углубляться во внутреннюю жизнь колонии. Никогда священникам не разрешается, например, использовать в своей речи при общении с заключёнными какие-то жаргонные слова из уголовной жизни. Священник должен быть отдалён от этой среды. Нельзя сказать, что это некий нейтралитет, – это своё собственное место. У Церкви оно есть. Оно было до революции, когда Церковь в тюрьмах и на каторгах исполняла своё служение, сейчас она вернулась в систему исполнения наказаний, имея своё собственное особое место.
И это служение, если ты его хорошо исполняешь, всегда будет приветствоваться и всегда вызывать уважение.
– В названии вашей должности нет указания на православие. Вы помощник по работе с верующими – без указания их религиозной принадлежности. Значит ли это, что вам приходится решать проблемы или оказывать какую-то помощь представителям других религий и христианских конфессий?
– Да, безусловно. Моя деятельность как помощника начальника областного УФСИН сводится не только к осуществлению взаимодействия православных священников с руководством колоний. Имея религиозное образование, я более подготовлен в религиозных вопросах, чем обычный сотрудник службы исполнения наказаний.
Если цель помощника по правам человека – в том, чтобы не нарушались в целом конституционные права заключённых, то моя цель – в том, чтобы не нарушались права на религиозную жизнь. Чтобы свобода вероисповедания приносила мир, успокоение, чтобы заключённые были настроены на хороший лад, на взаимодействие между собой и с администрацией, чтобы трудились. Именно на это направлена моя деятельность.
Материал опубликован при грантовой поддержке Международного грантового конкурса «Православная инициатива 2017–2018».
Фото: пресс-служба УФСИН по Смоленской области
Алексей ГУСИНСКИЙ
