Генерал Лукин – герой обороны Смоленска и Вязьмы
Михаил Фёдорович Лукин – легендарный генерал, командарм 16-й, 19-й и 20-й армий. Вспомним о нём в дни очередной годовщины освобождения города-героя Смоленска…К середине дня 7 октября, когда факт окружения основных сил Западного и Резервного фронтов в районе Вязьмы стал очевидным и для генерал-полковника Конева, военный совет фронта своим решением подчинил все блокированные войска генерал-лейтенанту Лукину. Организовать их прорыв и вывод из окружения оказалось нелегко.
Командарм 19-й хорошо понимал, что опыт аналогичного на первый взгляд манёвра в Смоленске фактически мало подходил к совершенно новым условиям под Вязьмой. Окружённые армии разобщены. Попытки его штаба установить связь с командармом 20-й генерал-лейтенантом Ершаковым и командармом 24-й генерал-майором Ракутиным не увенчались успехом. Полностью выпадали из поля зрения Лукина и действия оперативной группы генерал-лейтенанта Болдина. Наконец, потеря связи со штабом фронта лишала его всякой информации о противнике, который атаковал передний край всей группировки то с одного направления, то с другого. Военный совет 19-й армии принял оптимальное для той ситуации решение — перегруппировать силы и севернее Вязьмы прорываться на восток, в направлении Гжатска.
Утром 8 октября это решение генерал-лейтенант Лукин передал командарму 20-й, когда с ним удалось установить временную радиосвязь. В свою очередь генерал-лейтенант Ершаков сообщил, что его соединения намерены прорываться на восток южнее Вязьмы, вдоль автомагистрали Минск — Москва. 24-я армия, по мнению Ершакова, в основном избежала окружения и отошла на Гжатский рубеж обороны. Но сам командарм, генерал-майор Ракутин, погиб в бою. В этот же день штаб 19-й армии принял радиограмму Ставки за подписью Верховного Главнокомандующего: «Из-за неприхода окружённых войск Москву защищать некем и нечем. Повторяю: некем и нечем».
Враг напористо осуществлял свой «разгромный план». Форсировав Днепр у деревни Филимоново, соединения 9-й армии генерала Штрауса двинулись по автомагистрали Минск — Москва к Вязьме, чтобы закрепить успех 3-й танковой группы генерала Рейнгардта и рассечь окружённые войска на две части. Этот удар противника увенчался успехом. Докладывая 10 октября обстановку и план предстоящих действий на военном совете армии, командарм 19-й был предельно откровенен:
— Я несу ответственность за вывод из окружения всей группировки. Предлагаю прорыв начать завтра, 11 октября, в полосе шести-семи километров севернее и южнее села Богородицкое. Начало прорыва — шестнадцать часов.
В радиограммах командующему фронтом Коневу и начальнику Генштаба Шапошникову Лукин попросил об авиационной поддержке в полосе главного удара. Помощь эта, однако, не пришла. Блокированные соединения вынуждены были прорываться своими силами.
Разорвать кольцо окружения удалось наиболее укомплектованным 2-й, 91-й и 244-й стрелковым дивизиям южнее Богородицкого. На участке их прорыва наносил свой последний залп по противнику дивизион «эрэсов», полностью исчерпав весь запас снарядов.
Как только командир 91-й стрелковой дивизии полковник Волков доложил генерал-лейтенанту Лукину о прорыве кольца окружения, тот сразу же отдал приказ о начале движения тыловых частей, лазаретов, штабов соединений.
Но обеспечить выход войск не удалось. Противник быстро разобрался в обстановке, осветил участок прорыва сотнями ракет и открыл ураганный огонь по колоннам наших соединений. Всё в них смешалось. Управление войсками было потеряно.
Лукин радировал в Генштаб и командующему фронтом: «Кольцо окружения сомкнуто. Все наши попытки связаться с Ершаковым и Ракутиным успеха не имеют, где и что они делают, не знаем. Снаряды на исходе. Горючего нет».
Утром 12 октября в штаб 19-й армии поступила радиограмма только что вступившего в должность командующего Западным фронтом генерала армии Жукова: «Сможете ли вы успешно прорваться на вашем участке? Не лучше ли вам, закрывшись от противника, демонстрируя прорыв, собрать танковую и артиллерийскую группу, помочь Ершакову мощным ударом смять противника и выводить все армии в направлении станции Угрюмово на Боровск».
Это была скорее уже моральная поддержка. Реальное положение окружённых севернее автомагистрали Минск — Москва не позволяло командарму 19-й ни организовать собственный прорыв на восток, ни осуществить соединение с 20-й армией генерал-лейтенанта Ершакова. И всё-таки Лукин предпринял новую попытку прорваться на участке 152-й стрелковой дивизии полковника Кочеткова, усиленной кавалерийским полком. С рубежа Аношино – Нарышево был нанесён неожиданный удар в направлении Гжатска. Пехота врага отступила, но встречная атака танковой дивизии восстановила прежнее положение, опрокинув наши боевые порядки.
В ночь на 13 октября командующий 19-й армией созвал в Шутово военный совет. В нём участвовали генералы Андреев, Болдин, Вишневский, Красноштанов, Мостовенко, Стученко, член военного совета 19-й армии Ванеев. Обсудив сложившуюся обстановку, военный совет принял решение: выходить двумя группами в южном направлении на соединение с 20-й армией. Все артиллерийские орудия взорвать, автомашины сжечь. Боеприпасы и продовольствие распределить по частям.
Командующий Западным фронтом генерал армии Жуков хорошо понимал, какое великое бремя ответственности легло на его плечи. К 12 октября сложилась крайне опасная обстановка.
Фактически он вступил в командование фронтом, почти не имея войск, способных не только защитить, но даже задержать наступление противника на Москву. Основные силы фронта продолжают борьбу в окружении западнее Вязьмы. Приказ о прорыве в направлении Можайска отдан командующему блокированной группировкой генералу Лукину ещё генерал-полковником Коневым, но какая часть из них сумеет на самом деле прорваться? Так что связывать с ними большие надежды не приходилось. Реально рассчитывать можно было только на те войска, что есть, и те, которые выделит Ставка на Можайский рубеж обороны. Они уже прибывали. Ими генерал-майор Рокоссовский как-то прикроет очень опасное Волоколамское направление.
На рассвете 13 октября две группы войск — одна во главе с генерал-лейтенантом Лукиным, другая во главе с генерал-лейтенантом Болдиным — двинулись в направлении автомагистрали Минск – Москва. За ней маячила и новая цель — железнодорожная станция Семлёво, в районе которой, как считали Лукин и Болдин, возможным было соединение с 20-й армией Ершакова. Но этой надежде не суждено было сбыться. Остатки 20-й и 24-й армий, прорвав на болотистой местности южнее Вязьмы непрочные заслоны врага, достигли Гжатского рубежа обороны. Но большая часть 20-й армии, исчерпав последние боеприпасы и продовольствие, сдалась в плен. Та же участь юго-западнее Вязьмы постигла и группы Лукина-Болдина. Сам генерал-лейтенант Лукин, трижды раненный в руку и ногу, в бессознательном состоянии 15 октября оказался в немецком госпитале, развёрнутом в помещении местной школы, вблизи железнодорожной станции Семлёво...
После пересыльного госпиталя под Вязьмой генералов Лукина и Прохорова перебросили в лагерь военнопленных в Смоленск, в Семичёвку, а затем в немецкий госпиталь на Покровке. Только после Нового года Лукин почувствовал себя сносно. Командарму 19-й помогали приходить в себя простые русские женщины – пожилая медсестра Пелагея Шелудченкова и молоденькая санитарка Наталья Дровенкова.
Оказавшись в плотном вражеском кольце юго-восточнее Семлёва, Иван Павлович предпринял попытку последним патроном покончить с собой, направлял пулю в сердце, но ошибся – она прошла в сантиметре от него. Прохоров был на восемь лет моложе Лукина.
С этой поры, с января сорок второго, над Лукиным и Прохоровым взял «некое шефство» полковник СС Цорн. 2 февраля эсэсовец объявил генералам, что на следующий день оба они перемещаются в специальный лагерь высшего комсостава в Германию.
В Германии пленных генералов Лукина и Прохорова поместили в лагерь Луккенвальде. Он находился в пятидесяти километрах южнее Берлина, за рекой Нате, притоком Эльбы. Вокруг лагеря советских военнопленных располагался «внешний лагерь», в просторных корпусах которого содержались пленные англичане, французы, югославы и поляки.
Во время нахождения в лагерях Луккенвальде и Вустрау генерала Лукина пытались настойчиво вовлечь в антисоветскую пропаганду эсэсовцы Цорн и Эржман, полковник генштаба сухопутных войск Кремер и наш перебежчик, бывший оперуполномоченный особого отдела 19-й армии Ивакин. С целью вовлечь Михаила Фёдоровича в свою «освободительную армию» приезжал в Вустрау и генерал Власов. Михаил Фёдорович остался верен воинской присяге и советской Родине.
Пройдя тяжелейшие испытания в лагерях Луккенвальде, Вустрау, Нюрнбергском «шталаге» и тюрьме Вюрцбург, генерал Лукин в июне сорок пятого вернулся на Родину. А здесь последовали новые испытания. Всех попавших в плен советских генералов поместили в специальную зону генерала Абакумова. Три с лишним месяца их, в том числе и Лукина, допрашивали следователи.
Ускорил этот процесс маршал Конев, случайно узнавший от бывшего члена военного совета 16-й армии генерала Лобачёва о возвращении М.Ф. Лукина в Союз. Главком Центральной группы войск, верховный комиссар по Австрии в конце сентября прилетел в Москву по служебным делам и встретил Лобачёва. Алексей Андреевич и попросил бывшего командующего Западным фронтом облегчить судьбу Лукина, находящегося на проверке в лагере НКВД. Будучи на приёме у Сталина 3 октября, маршал Конев поставил и этот вопрос.
Только 5 ноября к Михаилу Фёдоровичу Лукину и его семье пришла Великая Победа. Через пять месяцев после разгрома Германии и через два месяца после окончания Великой Отечественной войны.
