Свойский парень, озорной и милый: К 50-летию первого полёта человека в космос
Полвека назад в голубое небо над нашей планетой поднялся космический корабль с человеком на борту. Мир узнал его имя –Юрий Гагарин. Родом из бывшего Гжатского, ныне Гагаринского района. Он и потом, в зените славы, часто приезжал сюда, встречался с родными, близкими, особенно дорожил дружбой с известным председателем колхоза имени Радищева, Героем Социалистического Труда Иваном Антоновичем Денисенковым, воспоминания которого о Юрии Гагарине, записанные журналистом Аркадием Глазковым, мы и публикуем сегодня.– В тот памятный день 12 апреля 1961 года мы с бывшим первым секретарём Гжатского горкома партии Николаем Григорьевичем Федоренко были в Москве. Привели нас туда разные заботы: у него – партийные, у меня – крестьянские. Шли с Федоренко по улице Горького и вдруг включили радио, забасили громкоговорители. Что-то случилось, – забеспокоились оба. Остановились. Ждём. Диктор предупреждает, что будет важное сообщение. Мы, оба повидавшие войну, переглянулись, стали вспоминать события последних дней. Как будто ничего не предвещало серьёзных осложнений. Что же могло произойти?
И вот звучит сообщение ТАСС о первом в мире полёте в космическое пространство. Звучит торжественно на всю Москву и, конечно, на весь Советский Союз, на весь мир. Я его запомнил чуть ли не дословно «12 апреля выведен на орбиту вокруг Земли первый в мире космический корабль-спутник «Восток» с человеком на борту. Пилотом-космонавтом космического корабля-спутника «Восток» является гражданин Союза Советских Социалистических Республик, лётчик майор Гагарин Юрий Алексеевич. Старт космической многоступенчатой ракеты прошёл успешно, и после набора первой космической скорости ракеты-носителя корабль-спутник начал свободный полёт по орбите вокруг Земли».
Прослушали сообщение ТАСС, оглянулись, народ вокруг радуется, и мы заулыбались. Ещё бы! Такого приятного известия никто не ожидал.
– Гагарин, Гагарин, – повторяю. – Откуда такой храбрый парень? Фамилия знакомая, встречается в наших местах. А тут биографию космонавта стали передавать. Слышим: Гжатск Смоленской области.
– Наш, совсем наш! – чуть не закричали мы на всю улицу Горького.
– Ну, теперь давай завершать дела и немедленно домой, – охладил мои эмоции Николай Григорьевич. – Надо узнать, что за семья, где живёт, чем занимается. Как бы чего не прохлопать.
Пошли в Госплан, это рядом. Приходим, просим, чтобы нас принял Павел Павлович Лобанов, курировавший сельское хозяйство. Начинаются расспросы: кто, зачем, по какому поводу. Я не выдержал и говорю:
– Мы из Гжатска, с родины первого космонавта планеты. Слышали по радио?
И, словно в волшебной сказке, перед нами открылись двери. Лобанов нас выслушал, поздравил с космическим полётом земляка, выполнил и мою просьбу. И мы заспешили домой, всю дорогу обсуждали, что надо сделать, как отметить историческое событие.
Гжатск уже гудел. У дома Гагариных толпились люди, приезжали родные, приходили знакомые, соседи. Мать Юрия Алексеевича Анна Тимофеевна уехала в Москву с первым пассажирским поездом. Гостей принимали отец космонавта Алексей Иванович и остальные члены семьи, вдруг ставшей самой популярной в тихом маленьком районном центре, скромной семьи, переехавшей в Гжатск из Клушина.
Я заторопился в колхоз, приближался весенний сев, забот хватало, но я старался не пропустить ни одного слова из сообщений о космонавте номер один. Символическим показалось, что приземлился он на вспаханном поле колхоза «Ленинский путь» Саратовской области. Вырезал из газеты строчки, где описывалось впечатление Анны Акимовны Тахтаровой, первой встретившей космонавта. Вот оно: «Подняла я голову, вижу – человек идёт в мою сторону, одет не по-нашему. И появился он как-то неожиданно, с ясного неба. Потом гляжу: человек улыбается. И до того душевная у него улыбка, что весь мой страх как рукой сняло».
Ждали мы его на родину, но не так-то просто ему было выбраться. Это понимали и его родные, и мы, земляки космонавта. А он 1 мая был на Красной площади, потом побывал в Болгарии, Оренбурге, в авиационном училище встречался со своими преподавателями, курсантами, в Калуге заложил первый камень в основание здания Государственного музея истории космонавтики. Наконец выбрал момент и для Гжатска. Получив об этом известие, начали готовиться к встрече и мы. Знали, что будет митинг, обсудили на правлении колхоза, кто поедет. Решили: доярки Герои Социалистического Труда Ксения Павловна Савушкина, Лидия Ивановна Башмакова и я. Принарядились, полудню собрались. Именно к этому времени ждали Гагарина. А он, как потом пошутила Анна Тимофеевна, «всех перехитрил», приехал рано утром, видать, очень соскучился по дому. Тут и начались торжества, многолюдный митинг в парке имени Фёдора Фёдоровича Солнцева, одного из 26 бакинских комиссаров. Юрию Алексеевичу желали новых успехов в его космической биографии. После митинга Алексей Трофимович Гнедов, работавший тогда председателем Смоленского облисполкома, пригласил меня на беседу с космонавтом за круглым столом. Затянулась она почти до часу ночи. Было что рассказать Юрию Алексеевичу, да и слушать он умел. В космонавтике ещё многое было закрыто, и мы старались не касаться запретных тем. А Юрий Алексеевич был в ударе: шутил, пересказал послание племянницы Жюля Верна, которая сказала, что если бы великий фантаст был жив, то обязательно был бы рядом. Вспомнили, что кто-то из историков в «Московских губернских ведомостях» обнаружил материал о том, что мещанина Никифора Никитина за крамольные речи о полёте на Луну сослали в поселение Байконур. Тут же всплыли известные грибоедовские строчки: «В деревню, в глушь, в Саратов». Именно Байконур и Саратов сплелись в судьбе Гагарина воедино.
И вдруг Юрий Алексеевич произнёс:
– На рыбалку бы с рассветом!
Его тут же поддержали. Договорились встретиться в четыре утра. Пока утром я успел распорядиться, приехал в Гжатск, Гагарина уже не было, уехал в Клушино, где родился и вырос. И мы туда поспешили. А его уже окружили односельчане, начались расспросы, не до рыбалки было. Я пригласил Юрия Алексеевича в колхоз.
– Обязательно побываю в следующий приезд,– пообещал.
И сдержал слово. Помнится, был праздник проводов весны. Прослышал, что Гагарин домой приехал, вот, думаю, заманить бы его, праздник получил бы иную окраску. И вдруг вижу: едет чёрная «Волга», что стоит сейчас у дома-музея Гагариных. К Никольскому, центральной усадьбе, поворачивает. А праздник мы всегда проводили у въезда в село, место красивое, парк разрастается, в центре – памятник погибшим в годы Великой Отечественной войны.
Смотрим, Юрий Алексеевич выходит из машины. Школьники первыми бросились к нему, чуть ли не повисли на плечах космонавта. А он улыбается, детей Юрий Алексеевич очень любил. Побыл на празднике, посмотрел выступление художественной самодеятельности, а она у нас звонкоголосая, плясучая. Понравилось. Спросил, кто костюмы заказывал.
– Колхоз, – отвечаю. – Не бедные, неужели на самодеятельности экономить будем, молодёжи много, – и шутя, добавил: – Если в отряд космонавтов колхозников будут брать, есть достойные ребята. Юрий Алексеевич человек земной, родился и рос в деревне, с интересом относился к сельским проблемам. В то время часто публиковали снимки руководителей разных рангов в посевах кукурузы. Есть такой снимок Гагарина и в нашем сельском музее. Кукуруза в тот год удалась, почти по тысяче центнеров зелёной массы с каждого гектара собрали. Смеялись: в космос, мол, рвётся, такая вымахала. На другой год Юрий Алексеевич приехал, про кукурузу вспомнил, а я отмалчиваюсь.
– Не выросла что ли? – допытывался Гагарин.
– Не выросла, – признаюсь.
– Почему?
Поведал я печальную историю про кукурузу и волевые методы руководства. Пока мы сеяли кукурузы столько, сколько было нужно, выбирали для неё хорошо удобренное поле, урожаи собирали высокие. А заставили сеять свыше тысячи гектаров, сроки сева прошли, пока семена подвезли. Вижу, пустовать будет земля, дал команду ячмень по кукурузе посеять. Правда, уличил меня Алексей Трофимович Гнедов, укорил, что, мол, новую технологию изобретаешь. Как объяснишь, если комиссию пришлю? Скажу, червяк съел. «Какой червяк?» Съел и уполз, на то он и червяк.
Ячмень центнеров по двадцать дал, а кукуруза позднего сева так и не поднялась.
Послушал эту историю Юрий Алексеевич, задумался.
– У нас тоже так бывает, – ответил. – Любят вмешиваться не в своё дело.
Что он имел в виду, не знаю, но замечал, что иной раз жизнерадостный по натуре Гагарин вдруг замкнётся, что-то переживает про себя.
Сколько километров мы наездили по колхозным полям, не мерено. Поспевающую рожь на зуб пробовали, запахами медового клевера наслаждались, у речки сидели. В Доме культуры Юрий Алексеевич поиграл с колхозными ребятами в бильярд, точно загонял шары в лузу.
– Математический расчёт и сноровка нужны! – пошутил.
Конечно, это были считанные часы пребывания в колхозе, но они были дороги нам и Гагарину: любил он природу. Горазд был на розыгрыши, и мы отвечали ему тем же. Однажды спрашиваю: что, мол, тебе, Юра, подарить?
– Ничего не надо. Подарки шлют со всего мира.
А мы тогда разводили уток. Посадил я четырёх уток в ящик и поставил в багажник его машины. Гагарин, конечно, ничего не знал. Приехал домой, открыл багажник, а утки кря-кря. Хлопот с ними было, две недели плавали в ванной, дочери Юрия Алексеевича занимались с ними. Забить уток никто не решался. Юрий Алексеевич позвонил мне: «Приезжай, сам разбирайся с птицей».
Постоянно встречался с Юрием Алексеевичем на сессиях Верховного Совета СССР, оба были депутатами, часто бывал у него на квартире. И вот такой случай, тоже связанный с подарками. Был дождливый осенний вечер. Поужинали у Юрия Алексеевича, выпили немного болгарского вина. И вдруг телефонный звонок. Жена Юры сняла трубку, с кем-то долго объяснялась, чувствовалось, что не хотела, чтобы Юра куда-то поехал. Положила трубку и говорит:
– Из Министерства иностранных дел звонили. Какой-то иностранец просит встречи с Гагариным. Я сказала, что уже поздно, одиннадцать часов вечера.
– Молодец, умный у меня секретарь, – поддержал Юра.
Не успели обсудить поздний звонок, как снова затрещал телефон. На этот раз Юра сам взял трубку, долго отнекивался, но, закончив разговор, сказал:
– Придётся ехать, иностранец улетает рано утром, настаивает на встрече.
– И я с вами. Ночь на дворе, мало ли что, – сказала Валя.
Сидела она рядом с Юрой, не давая ему развивать скорость. На Смоленскую площадь приехали во втором часу ночи. Гагарин ушёл в МИД, мы остались ждать. Вернулся он довольно быстро.
– Зачем приглашали? Секрет? – спросил я.
– Никакого секрета нет. Иностранцу почему-то захотелось подарить мне пистолет. Сказал ему спасибо, подержал пистолет в руках, а когда гость ушёл, спросил, кому передать. Зачем мне пистолет? Защищаться не от кого, друзей целый мир.
Сидим в машине. Вижу, что Юра с Валей устали. Возвращаться ночью в Звёздный городок дорога не близкая.
– Заедем ко мне в гостиницу «Украина», – предложил. – Чайку выпьем, отдохнёте, а там и развиднеется.
Согласились. От Смоленской площади до гостиницы «Украины» совсем рядом. Еле достучались до швейцара, он сперва не хотел пускать гостей.
– Но это же Гагарин! – говорю.
И тут швейцар узнал Гагарина, пропустил. Дежурная по этажу быстро приготовила чай. Забрезжил рассвет, стала открываться Москва. Стоим у окна, смотрим на столицу, Гагарин и говорит:
– Из космоса земля очень красивая. Почему люди не могут жить на ней мирно?
Как-то Юрий Алексеевич обратился ко мне:
– Иван Антонович, все у меня что-то просят как у депутата, как у космонавта, то достать, в том посодействовать. Неужели тебе ничего не надо?
– Лично мне ничего не надо, а как председателю колхоза не мешало бы машину, сам знаешь, езжу на Зайчике.
А Зайчиком звали очень послушного коня. Приеду в поле, оставлю у дороги, и он никуда не уйдёт, ждёт хозяина. Юрий Алексеевич сам был неравнодушен к лошадям, катался на Зайчике. Хотя техники в колхозе прибавлялось, но коней не забывали. Помнили и поездку американской семьи, пересекающей континент на конной повозке. Проезжали они и по территории нашего хозяйства. Мне позвонили, что они просят овса. Дал бесплатно, подумаешь – мешок зерна. Американке понравилась лошадь управляющего, попросила разрешения прокатиться верхом. Жеребец был резвый, стоило американке натянуть поводья, как он сорвался с места и помчался по полю. И чем сильнее натягивала она поводья, тем быстрее мчался конь. Мы испугались, что разобьется, но как ей объяснить, чтобы ослабила поводья? Долго жеребец носился с заезжей гостьей, но, надо отдать ей должное, держалась она в седле крепко.
– Вот видишь, конём надо управлять, а космическим кораблём тем более, – выслушав рассказ, заключил Гагарин. – Вот бы с кем покататься в космосе.
Разговорился с доярками, спросил, что нужно, чтобы добиться ещё более высоких надоев. Они ответили, что нужны сильные корма, шрота бы добавить.
– Иван Антонович, приедешь в Москву, напомни, авось найдутся.
Вскоре я был в Москве, но напоминать Гагарину не стал, вроде разговор был случайный, обещание необязательное. Но Юрий Алексеевич, оказывается, уже договорился. Поехали в министерство к восьми утра, как условились с министром. А в коридоре уже полно народу. Кто-то разнёс слух, что прибудет Гагарин. Министр принял, спросил, сколько надо шрота. Гагарин на меня посмотрел, я на него, не догадались договориться.
– Тонн двести, – выдавил я и сам испугался такой большой цифры.
А сотрудники министерства, собравшиеся в кабинете, улыбаются. Чему? Понять не могу. Выяснилось, что они подготовили бумаги на четыре тысячи тонн, а тут такое мизерное количество.
Обычно Юрий Алексеевич приезжал на день рождения матери. В последний раз прошёл по райцентру, посмотрел, как он строится, обещал навестить родных в конце марта, но этому уже не было суждено сбыться.
Мать потеряла сына, страна – Героя, мир – космонавта номер один.
После трагической гибели Гагарина не прекращалась наша связь с его семьёй. Анна Тимофеевна часто бывала в колхозе на торжественных собраниях, праздниках весны, урожая. Все относились к ней с большой теплотой не только как к матери космонавта, но и как к простой русской женщине. Ко дню её рождения, к женскому празднику мы готовили небольшие подарки. Да и так я заезжал к ней, сидели за чашкой чая, вспоминали, рассматривали фотографии. Анна Тимофеевна очень берегла маленькое фото, где Юра был снят совсем юным, наверное, перед отъездом на учёбу из дома.
Много стихов написано о Гагарине, но я хочу процитировать две строчки из стихотворения Александра Трифоновича Твардовского «Памяти Гагарина».
Тот свойский парень, озорной и милый,
Лихой и дельный, с сердцем нескупым!
Таким «свойским» он и останется на века в нашей памяти людской!
…90 лет со дня рождения исполнилось Ивану Антоновичу. 50 лет – историческому полёту Гагарина в космос. Оба они навсегда остались в истории земли Смоленской!
