Музыкальная дружба между Петербургом и Смоленском
В мае 2021 года Детская школа искусств имени М.А. Балакирева города Смоленска провела всероссийский конкурс исполнителей на балалайке «Русское сердце живёт в балалайке». В состав жюри этого конкурса вошёл заслуженный артист России, художественный руководитель и солист ансамбля «Терем-квартет» Андрей Смирнов. Во время визита в наш город он поделился со «Смоленской газетой» впечатлениями от конкурса и идеями о развитии подрастающего поколения музыкантов.
Слава должна быть приложением к чему-то основному
– Андрей, расскажите, каким образом вы попали в жюри конкурса?
– Вы знаете, «Терем-квартет» на протяжении всей своей жизни что-то проводил, больше, чем концерты. Мы в Санкт-Петербурге проводили конкурсы, фестивали, детские конкурсы и детские школы. На наш конкурс и в нашу школу часто приезжали дети из смоленских музыкальных школ и школ искусств. Школа искусств имени М.А. Балакирева всегда поставляла большое количество музыкантов на наш конкурс «Теремок», который проходит уже пятнадцатый год в Аничковом дворце в центре города, на Невском проспекте. Они знают наш конкурс, мы знаем их детей – они завоёвывают места, побеждают. Этот контакт у нас сохранился и получил такое продолжение. Получается, что уже часть «Терем-квартета» приехала в Смоленск в связи с событием, которое организовала школа. А я считаю, что конкурс, посвящённый 160-летию со дня рождения В.В. Андреева, носящий название «Русское сердце живёт в балалайке», – это событие. По моему мнению, русский народный инструмент – поддержатель русского менталитета, русского характера, русского плача. Мы говорим: «Балалаечка плачет». Ни о каком другом инструменте мы так не говорим. Это какой-то наш удел, часть нашей «русскости» – мы не можем жить без страданий.
И я приехал сюда поддержать этот конкурс как член жюри. Очень здорово, что школа стала инициатором такого мероприятия и что дети не платили никаких взносов. Сейчас очень большое количество конкурсов, на которых организаторы зарабатывают, а этот конкурс носит образовательный, воспитательный эффект. Школа поставила себе цель, чтобы он был для всех – не ограничивал семьи, у которых нет средств.
– Это их вклад в развитие подрастающего поколения музыкантов. И если говорить о музыкантах, которые уже состоялись, то одни идут по пути «посмотрите, какие мы крутые», а другие – по пути «посмотрите, какие мы крутые, вы можете стать такими же, как мы, для этого вам нужно делать то-то и то-то». Вы идёте по второму пути – делитесь опытом, и для вас это уже довольно долгая история. Почему выбрали для себя именно такой путь?
– Вы знаете, путь должен быть тернистым. Искать лёгких путей – ради чего? Cлава, если она есть, должна быть приложением к чему-то основному. Есть она и есть. Нет её, и не страшно, и не нужно. Потому что это мишура на ёлке, а нам важно само растение, чем оно живёт. Мне важно жить общечеловеческими ценностями, ведь это же всё равно взгляд внутрь себя: кто ты, какой ты, как ты развиваешься, осталось ли в тебе что-то человеческое, развивается ли это человеческое в тебе. Это всегда выбор между добром и злом, между лёгким и тернистым путём – куда ты пойдёшь. Если выбираешь идти за славой, за мишурой – это всегда диктует репертуарную политику: твоя музыка должна быть ширпотребом, попсой. Я не хочу жить с этой мишурой, не хочу такой славы. Такая музыка мне неинтересна, она меня не кормит, не развивает, не греет мне душу. Мне интересна именно та музыка, которой я занимаюсь, в поисках которой я нахожусь, те образы, характеры, вопросы, которые я ставлю в музыке. Чтобы мой концерт стоил больших денег – мне это не нужно. Мы ведь не заберём с собой всё это, когда уйдём из жизни. А с нас же потом спросят: «Чем ты занимался? Твоя душа какая – светлая или чёрная? Какой светлый след оставил? Кому ты сделал добро? Кому ты помог?»
– Вы уже упомянули о «Теремке». Расскажите подробнее...
– «Теремок» – это программа, которая состоит из двух ипостасей: школа и конкурс. Школу мы проводим ежегодно. Собираемся в каком-то месте, туда приезжают дети, и в течение семи дней проходит интенсив. Мы создаём им атмосферу жизни в музыки, показываем, что музыка является частью жизни, она нас развивает, открывает нам мир. У нас есть особые дисциплины: актёрское мастерство, каллиграфия. К нам приходят интересные гости. Мы рассматриваем музыку через кино, театр, как драматическое действие. Мы развиваем художественное творчество, параллельные ассоциации с другими искусствами. Музыкант, как художник, раскрывает себя через то, что мы называем звукописью: он играет и раскрывает образ. Ещё в этой школе мы учим не бояться – каждый вечер проходит учебный концерт. Мы сначала учим саму музыку раскрывать: что за ней стоит, какие художественные образы. Затем учим эти образы передавать. Почему у нас концерт каждый вечер? Сегодня не получилось передать, завтра не получилось, а на четвёртый день уже начинает получаться. И они начинают жить тем, что у них получается. Начинают чувствовать, что это здорово – выражать себя, открывать тот мир, который за музыкой стоит.
Народные инструменты и рок-н-ролльный драйв
– А почему придумалась именно такая история? Почему это актуально, важно?
– Я объясню. Мы сейчас разговаривали с педагогами в школе, и они тоже говорят, что вся специфика нашего музыкального образования состоит в том, чтобы научить хотя бы поставить палец на нужную кнопку, а времени о музыке поговорить, о том, что стоит за нотами, не хватает. Им нужно в короткий срок научить детей базовым элементам. Школа занимается только этим, тем более что многие педагоги заполняют ещё какие-то бумаги – то есть много отвлечений. Педагог не успевает, ребёнок не успевает. А вы знаете, что музыкальное произведение начинает жить через девять месяцев? По мере того как ты его выучил, оно рождается внутри тебя. Понятия, которые стоят за нотами, формируются в некий образ. Этот образ отлёживается и через девять месяцев только начинает оживать, музыкант начинает уметь вдыхать в него жизнь. Поэтому в нашей школе мы не занимаемся технической стороной. Техническая сторона – бесконечна, каждое новое произведение создаёт новые технические трудности. А научить видеть за чёрными точками музыку, характер, линии, образ целиком, научить выстраивать историю, чтобы ребёнок стал рассказчиком, – это можно. Вот маленький ребёнок, который ещё разговаривать не умеет, маме уже что-то говорит: «Ва-ва-ва-ва-ва-ва», – и свою историю рассказывает. Говорить он ещё не умеет, но историю уже умеет рассказывать, потому что у него есть желание. Наша школа направлена на то, чтобы ребёнок, который, к примеру, три-четыре ноты умеет извлекать, с помощью них уже умел что-то рассказать: «Я это хочу, это моё, я это выражаю».
– А насколько легко с педагогами находить общий язык? Исходя из того, как вы описываете ситуацию, это люди, которые буквально стоят у станка, а «Терем-квартет» – совсем другая история. Мне вот, кстати, очень понравилось, где-то в интернете прочитала, что «Терем-квартет» – это русские народные инструменты и рок-н-ролльный драйв. Насколько педагоги готовы это принять?
– Надо понять эту фразу в контексте образования – здесь нет разделения. Этот рок-н-ролльный драйв – это внутренняя энергетика, внутреннее напряжение, которое есть в музыке, некая энергетическая субстанция, которую можно назвать общим словом «жизнь». Музыка должна быть живой. Вот эта жизнь – это и есть тот рок-н-ролльный драйв, о котором мы говорим. Это живая эмоция, когда мы видим живого человека, а не дохленького классика, играющего полуживое классическое произведение. Мы говорим о рок-н-ролльном драйве, когда то же классическое произведение ты наполняешь содержательным смыслом, энергией, жизнью. Когда ты знаешь, о чём ты говоришь, про что это произведение. И, конечно, педагоги были в восторге, потому что они это знают и чувствуют, и со слезами на глазах говорят о том, что им не хватает этого кислорода в школе в процессе обучения – они не успевают об этом поговорить, очень много времени уходит на то, чтобы дать базовые знания. И получается так, что клетку мы создаём, а птички там нет. И где жизнь? Где эта рок-н-ролльная жизнь? Где балдёж от того, что ты сыграл на концерте, у тебя получилось, ты выплеснул через музыку свои чувства, свой взгляд. Техническими сложностями можно заниматься всю жизнь, и ты никогда не достигнешь совершенства – обязательно найдутся новые сложности. Любой, даже очень крутой, музыкант обязан заниматься, чтобы поддерживать свою базу. Ты понимаешь, что технически можно развиваться бесконечно, но это ли цель, это ли даёт радость? Надо детям технику давать настолько, насколько требует произведение. Сейчас объясню. Играю я какой-то полонез, не получается у меня определённый момент, и я занимаюсь этой техникой, потому что произведение этого требует, иначе не получится у меня оно в этом характере, не будет нужной торжественности. Я не начинаю просто с пустого элемента. Так я могу набрать деталей и не знать, что с ними делать. Для чего мне эта гамма, для чего арпеджио, зачем мне эти этюды – что мне всё это даёт? Это всё пустота. «Терем-квартет» подходит с другой стороны: в нашей школе мы даём понимание того, для чего нужно научиться этим элементам. Да потому что там такая музыка, там такой герой! Он требует, чтобы у него клинок был начищенный, награды царские на груди блестели, костюм был с иголочки и он с дамами танцует на балу полонез. Тогда я, как художник, должен очертить этот образ. Смотрю: «Ага, туфельки у меня не получаются, эполеты у меня не блестят, пенсне свалилось». Не выходит образ. И если я люблю эту музыку и хочу этот образ, то я буду над этим работать. Для ребёнка важна мотивация, когда у него есть своё видение, когда он скажет: «О, я хочу вот так!» Чтобы он сказал: «Я хочу».
Балалайка будет жить
– То есть занятия с детьми – это про наполнение музыки жизнью, а не о том, что делает сам «Терем-квартет», – игре на стыке жанров. Это две разные истории?
– Конечно. На самом деле, откуда это взялось – игра на стыке жанров? Это всё с позиции техники рассматривается. Но никто не говорит, что одно противоречит другому. Этих стыков не видно, потому что есть гармония. Там все детальки подлажены, всё подходит. Если взять, скажем, «Пётр Ильич гуляет по Фонтанке», то чтобы он гулял по Фонтанке сегодня, он должен сменить стиль музыки, приобрести какой-то драйв сегодняшнего дня, темп времени, погрузиться в поток города. Он встречает там Набокова, Римского-Корсакова, Коровина, Булгакова, Ленина, Остапа Бендера – всё вдруг, как во сне. Но каждый раз, когда он кого-то встречает, ты понимаешь, что подходит новый герой. Или он садится вечером на открытой терраске ресторанчика на берегу Невы. И это придаёт совсем другое ощущение, другой характер, заставляет сыграть в другом жанре. Вот откуда берётся стык жанров, а не просто потому что мы, как многие следующие за нами музыканты, создавали это искусственно, когда всё это соперничает друг с другом и разваливается. Мы создаём единую картину, которая требует: «Здесь мне нужен рок-н-ролл, здесь мне нужен рок, здесь нужна классика, здесь мне нужно что-то из романсов». И всё это уживается в одном произведении, перетекает.
– Вы говорите, что ваша музыка продиктована самой современной жизнью. Даёт ли это возможность привлечь современную молодую аудиторию или у «Терем-квартета» та аудитория, которая складывалась на протяжении десятилетий существования коллектива, – она есть, и всё? Приходит ли подрастающее поколение?
– У нас разные поколения. Мы не ширпотреб, мы не для массового зрителя. Люди, которые любят на наши концерты приходить, – это, скорее всего, люди, которые хотят подышать кислородом, насладиться чем-то живым, чем-то настоящим. Это от возраста не зависит.
– Тут вопрос знаете в чём? Спустя энное количество времени будем ли мы ещё продолжать слушать вот эти наши исконные инструменты? Удастся ли всё это сохранить?
– Этот вопрос стоит уже более ста лет, с тех пор, как Андреев одел балалайку во фрак, создал оркестр, и наши русские народные инструменты начали развиваться в разных направлениях. И на протяжении всей нашей жизни, всей нашей культуры встаёт этот вопрос: будут ли русские инструменты жить дальше? Но если такой вопрос стоял сто лет назад, то уже сто лет они протянули. И дальше, я думаю, этот вопрос будет решаться так же. Инструменты будут жить, будут развиваться, будут уходить в другие области.
Ведь на самом деле это как зеркало: время, которое уходит, потом отражается через поколение, два, три поколения. Интересы, которые были триста лет тому назад, могут вернуться триста лет спустя. Человечество так живёт: создаёт революцию, потом смотрит, что что-то сделали не то, опять революция, опять смотрят, что построили что-то не то, потом возвращаемся к тому, что было когда-то, потому что там было хорошо. Так же и в искусстве: идёт развитие. То есть возвращение на новом витке уже с новыми элементами, потому что человек не повторяется – это спираль.
– Если вернуться к школам и школьникам, ребятам, которые сейчас учатся играть на балалайке, баяне. Какие у них перспективы? Ведь не все смогут создать что-то такое, как «Терем-квартет»...
– Да, и большинство, наверное, не сможет. Но я могу сказать, что конкурс, который устроила школа искусств имени Балакирева, показал, что есть огромный интерес. Много детей поучаствовали. Я несколько дней провёл за прослушиванием конкурсантов. А многие дети даже по две-три программы присылали на выбор. Интерес растёт. Я думаю, что это в связи с детскими программами на канале «Культура», пропагандой музыкальности, творческого подхода. Жить с музыкой – это очень здорово. Я считаю, что через музыку проявляется дальнейшая судьба в любом другом аспекте. Если баянист, балалаечник или скрипач, неважно какой музыкант, дальше музыкой заниматься не будет, это на него всё равно окажет влияние. Через музыку человек облагораживается, становится лучше. У него глаза другие, у него лицо другое становится. Те родители, которые отдают своих детей в музыкальную школу, знают, что музыка облагораживает, делает ребёнка человечнее. Как нам сейчас необходимо, чтобы люди были музыкантами в любых специальностях. Я имею в виду, чтобы были творцами… Потом через музыку мы развиваем наши эмоции, регулируем, дозируем их. Это вообще психологический тренинг. Музыка не даёт сорваться в трудных ситуациях.
Ребёнок с детства должен приучаться к сцене
– А в целом какие у вас впечатления от прошедшего конкурса?
– У меня очень хорошие впечатления. Очень сильный конкурс. Мне есть с чем сравнивать – меня часто приглашают в жюри. Я думаю, что так много сильных музыкантов, потому что заявки подавали в мае, когда у ребят самый пик подготовки, – дети с сентября набрали форму. Я уже говорил, что произведение должно отлежаться девять месяцев, чтобы музыка зазвучала. И если произведение выучено в прошлом году или с сентября он начал учить, то оно уже отлежалось, приобрело форму, смысл, ребёнок его понимает. Я не говорю обо всех, но много отдельных музыкантов, которые проявляют себя как музыканты. Есть, конечно, и ребята, которые схематично, технично оттарабанили и не понимают о чём.
Мне больше нравится такой эмоциональный вариант, когда, может быть, технически не всё в порядке, но он живой, он дышит. И ты видишь, что у ребёнка глаза не стеклянные, живые: они светятся, в них есть слеза. И мне это приятно, потому что даёт пищу для чувства. А техника потом нарабатывается. Она ещё будет нарабатываться много-много лет. Я больше ценю музыкальное развитие внутреннего мира человека, его взгляд на музыку, чем абсолютно чистое, холодное исполнение. Хотя в техничное исполнение надо просто вдохнуть жизнь. Как в сказках: сначала полили мёртвой водой, потом живой. Мёртвая вода заживляла раны, а потом живой вдыхали жизнь. Что такое живая вода? Это душа. Если с ребятами, которые прекрасно играют, но не знают о чём, и все произведения у них звучат одинаково, разобрать всё это, вдохнуть в произведения жизнь, то они станут такими же высокими музыкантами, классными.
– Конкурс проходил в онлайн-формате, но вы ещё в Смоленске в формате офлайн провели семинар и мастер-класс. Как они прошли?
– Это всё было в одной встрече, потому что только на один день я сюда приехал – поддержать смоленскую школу имени Балакирева. Всё проходило в школе, но они устроили интернет-трансляцию мастер-класса, чтобы кто-то ещё мог присоединиться. Очень жаль, что в этой школе нет своего концертного зала. Я вообще считаю, что музыкальная школа без концертного зала – это нонсенс: ребёнок с детства должен приучаться к итогу, к сцене. Художник – к выставке, архитектор – к выставке своих проектов. Необходимо какое-то помещение для этого. Дайте детям такую возможность, пожалуйста, пристройте к школе какое-то помещение, где они будут выставлять свой итог. Сцена – это некое святое место, где нельзя кричать, нельзя бегать, где есть проникновение в запредельное, в недосягаемые простому человеку вещи. Это проникновение в искусство, и в музыкальной школе это должно быть. Если нет, то это всё равно, что мы строим ракету, но не создаём для неё взлётную площадку. Я отвлёкся от вопроса...
– Да, о семинаре и мастер-классе мы говорили...
– Подключились ребята и педагоги. У меня очень много интересных заданий. Я с ними занимался какими-то простыми вещами, где техники не нужно, а нужно выразить своё чувство. Допустим, показать длину прыжка балетного танцора, чтобы он сделал длинный и короткий прыжок – как это сделать через музыку. Ноты здесь не обязательно уметь грамотно играть. Тут надо научиться ритмическому расстоянию, ощущению пространства. Или выразить на инструменте, что такое грязь – характер этой грязи, какая она липучая, лезет на тебя, завладевает тобой всем, опутывает тебя, тебе не отлипнуть, к горлу поднимается, заползает на лицо. Неприятное ощущение этой грязи выразить на инструменте. Мы погружаемся в характер и через звуки начинаем эту грязь представлять. Детям это страшно понравилось. Они сразу подключились: «Я хочу, я хочу».
– Андрей, что вы посоветуете юным, начинающим музыкантам?
– Набираться впечатлений, ведь это то, что в нас остаётся. Понравилось – запомни. Как в корзиночку, складывай впечатления. Вышел на улицу, а там ливень пошёл, гроза, гром – ох, классно, супер! Это же всё музыка, это шумы. Проехала машина скоростная, проехал грузовик – почувствуй тяжесть звука. Звук может быть лёгкий, может быть тяжёлый. Дверь скрипит – запомни этот звук. Важно, чтобы дети изучали звуки везде, ловили их, набирались этими звуками, ассоциациями. Чем больше ассоциаций мы имеем, тем легче нам потом выражать музыку. Самое главное, ребёнка научить рождать свои собственные ассоциации, чтобы у него какой-то мотивчик, штрих, удар в музыке родил знакомый ему образ, который в копилочке уже лежит. Откуда берутся эти эмоции, как постигаются? Из театра, из книжек – читать надо. Из активной жизни, из беганья по двору, из ора, кто кого перекричит, из баловства – отовсюду, из всей нашей жизни. То есть всё, что с ребёнком происходит, он должен рассматривать через призму музыки. У Набокова в «Защите Лужина» Лужин всю жизнь рассматривал через квадратики шахматной доски, и взаимоотношения людей он тоже воспринимал через шахматы. Так же я и детям, которые занимаются музыкой, советую искать во всем музыку.
– Андрей, в завершение нашей беседы я хотела бы спросить о ваших дальнейших планах: вписывается ли как-то в них наш город?
– Нам бы хотелось, чтобы наша дружба со Смоленском продолжалась: мы здесь часто выступаем в филармонии и на Глинковском фестивале, который у вас проходит. Нас часто приглашали, но в последнее время позабыли – наверное, из-за пандемии. В этом году «Терем-квартету» – 35 лет. Я бы хотел, чтобы Смоленск оказался среди тех городов, где пройдёт наш юбилейный концерт. Мы бы здесь с удовольствием выступили, мало того, может, не только сами, но и с вашим оркестром сыграли – симфоническим или народным, у нас есть программы. Может, с солистами вашей филармонии. С вашими талантливыми детьми можно что-то сделать. К юбилею мы готовы на всё, только чтобы кто-то пригласил – филармония или город. Мы бы приехали, дали, может быть, мастер-класс, собрали бы друзей своих. У нас здесь много друзей-музыкантов. У нас хорошее братство между Петербургом и Смоленском родилось благодаря любителям музыки, благодаря педагогам школы искусств имени М.А. Балакирева, благодаря Смоленской филармонии. Дай Бог. Мы надеемся, что филармония нас пригласит, и мы дадим здесь наш юбилейный концерт.
Фото: vk.com/balakirevsmol
Татьяна Борисова
