Атос и его друзья
Вениамин Смехов – о театре, поэзии и любимых поэтахМушкетёр с Таганки
– Вениамин Борисович, вас не раздражают вопросы про Атоса и «Трёх мушкетёров»?
– Нет.
– Тогда предлагаю начать наш разговор именно с этой темы. Ведь для многих ваших поклонников Вениамин Смехов – это прежде всего Атос. А как вы сами относитесь к этой роли?
– Хорошо отношусь. Интересная роль у хорошего автора в замечательной компании… Этот фильм выиграл тем, что люди не хотели никакого великого кино – им просто было интересно быть вместе в любимом детском книжном шедевре. И, конечно, никаких мыслей о том, что через 37 лет эта картина будет помниться, тогда не было – так получилось. Может быть, потому что на фоне общей атмосферы вранья это был фильм из другой реальности.
– А правда, что вам роль Атоса досталась совершенно случайно?
– Да. Вообще, нас всех в жизни преследует его величество случай. Так и с этим фильмом было. Вначале на роль Атоса пробовался Юрий Соломин. Потом вроде бы утвердили Василия Ливанова, но он не явился на съёмки. А я просто в этот момент попался на глаза режиссёру – в роли Воланда в Театре на Таганке. И, кстати, потом Юра Хилькевич, обожавший Таганку, часто говорил мне на съёмках «Мушкетёров»: «В этой сцене попробуй сыграть как в «Часе пик», а в этой – как в «Антимирах».
– Получается, что успех в кино к вам пришёл довольно поздно – в театре к этому времени вы уже давно блистали…
– Да, кино довольно долго на меня внимания не обращало. И даже когда на экраны вышел фильм «Д’Артаньян и три мушкетёра», никто не ожидал ничего особенного. Но мой сосед по гримёрной Володя Высоцкий тогда мне сказал: «Мы, театралы, сейчас в почёте, и твои роли на Таганке – это успех, а в «Мушкетёрах» – просто удача. Но вот пройдёт время, и всё перевернётся с ног на голову, и люди будут считать успехом именно твоего Атоса». Так и произошло.
Поэтический театр
– Вы всегда с такой искренней любовью вспоминаете Таганку, в которой начинали…
– Но тогда действительно всё было именно так: искренне и с любовью. Мы правда могли по двадцать часов в сутки пропадать в театре, несмотря на нашу вполне нищенскую зарплату. Да мы о деньгах и не думали. У нас в стране тогда равенство в нищете было, и мы очень этим гордились… А нам ещё поступали запросы из разных институтов, «почтовых ящиков», закрытых заводов. Поэтому мы (я, Володя Высоцкий, Валера Золотухин, Борис Хмельницкий) много ездили по стране, объясняясь в любви к Таганке и объясняя зрителям, чем театр, пропитанный поэзией, отличается от других замечательных театров. И это не было чёсом или халтурой – всё было действительно очень искренне: мы сами шли к зрителю, который не мог к нам попасть.
- «Пропитанный поэзией» – это вы о поэтических спектаклях, которые начались с Таганки?
– Не только. Поэзия была в чести у многих актёров театра, некоторые и сами писали. Мы с Володей Высоцким иногда в гримёрной перед выступлением устраивали «перекличку» стихами Александра Межирова. Это, к слову, был один из самых любимых поэтов Высоцкого. Между ними была необыкновенная, прямо какая-то мистическая связь поколений. Однажды Межиров попросил Володю собрать лучшие его песни на одну магнитофонную кассету, и буквально за две недели до собственной смерти тот вручил ему эту «золотую» кассету – насколько я знаю, больше никому Володя таких подарков не делал… Так вот, у Межирова есть одно стихотворение, написанное от имени шофёра-фаната. И Высоцкий его как-то особенно читал, по-высоцки. Кстати, они оба были такими фанатами: Межиров всю жизнь за рулём, и Володя просто бредил машиной. Хотя в первый день последнего года своей жизни чуть не погиб. Был гололёд, а он из Вахры летел на спектакль. На Ленинском проспекте машина врезалась в троллейбус. Все, кто находился рядом, получили травмы, а Высоцкому ничего. Как теперь говорят знатоки, это был знак. Знак, что в тот год ему готовилось другое испытание…
Неразгаданный поэт
– Вы ведь дружили с Высоцким…
– Да. И мне повезло, наверное, больше, чем всем, потому что Володя часто брал меня на свои концерты. Когда-то они у нас были общими, но последние годы он выступал один – часто тайно. Он был запрещённый поэт, но разрешённый актёр – вот такая нелепица… А однажды я даже стал свидетелем того, как рождается песня: что значит поиск ритма, лада, тона к прекрасным стихам, которые уже были написаны. Это происходило у его друзей Евдокимовых, куда он меня увёз после репетиций, после концерта «Жизнь Галилея», где он три с половиной часа на сплошном нерве играл могучую роль Бертольда Брехта. Это я к тому, что нормальный человек после таких нагрузок уже не выжил бы, а Высоцкий ещё поехал песню дописывать. И почти до утра всё искал музыкальный путь к стихам. А потом песня была создана – песня о несчастных сказочных существах.
– Вы один из немногих, кто песни Высоцкого не поёт, а читает как стихи…
– Я вообще считаю, что Высоцкий как поэт нами ещё не разгадан. Нам только предстоит узнать глубину и сияние русского слова внутри его стихов, и это долгий процесс. Я в одном интервью Иосифа Бродского нашёл подтверждение своей догадки, что могучий дар поэта у Высоцкого очень часто закрывает его аккомпанемент. А ведь Володины стихи уникальны. Красота строк, совершенно оригинальные рифмы – другого такого поэта никогда не было и не будет.
– Я знаю, что у вас особенно трепетное отношение к русской поэзии. А автор строк, с которых всё началось, Владимир Маяковский…
– Да, можно сказать, что отец меня ещё в детстве инфицировал любовью к этому поэту. Я дошкольником был, когда кончилась война и отец пришёл с фронта. И с тех самых пор стихи Маяковского – неотъемлемая часть моей жизни. Меня в Вахтанговский взяли без всяких экзаменов – с одним только его стихотворением «Разговор с Солнцем». Правда, через год выгнали, о чём очень любят вспоминать интервьюеры. Тогда суровый фронтовик Владимир Этуш попросил нас с Сашей Збруевым уйти из актёров, потому что из нас ничего не получится. Впрочем, потом нас оставили вольнослушателями, а через полгода мы опять стали студентами и успешно выпустились. Саша – потрясающий актёр, и я – ничего себе. В общем, всё закончилось благополучно.
Семейный подряд
– Ваше желание стать актёром – тоже из детства?
– Да. Можно сказать, что ещё в школе я просто свихнулся и решил стать актёром. Хотя родители надеялись, что я буду нормальным человеком, – не получилось.
– А как вы относитесь к тому, что ваша дочь Алика пошла по стопам отца и тоже стала актрисой?
– Это риторический вопрос. Конечно, хорошо. Она хорошая актриса, замечательная певица… Хотя когда-то я отговаривал её от этой профессии. Алика меня не послушала, сделала по-своему, и из неё вышел толк… Более того – моя любимая жена и подруга жизни Галина Аксёнова придумала для нас с дочерью такой необыкновенный «семейный» проект – спектакль «Двенадцать месяцев танго». Там звучат песни, стихи и живая музыка польских композиторов 30-х годов – это Галя вытащила на свет божий диск с записями танго. Мы с Аликой уже объехали с этим спектаклем девять стран и всю Россию.
– Откуда у вашей дочери такое необычное имя?
– Она сама себя так назвала. По-настоящему её зовут Алла, как и её мать. Имя Алика родилось в Латвии, в Сигулде, где мы отдыхали семьёй. Видимо, ребёнок попытался изменить своё имя на местный манер, потому что там часто слышалось что-то типа «калька-малика-алика».
– Вы с дочерью вместе снимались в одном из эпизодов фильма «Бальзаковский возраст…»
– Да, там ещё так остроумно прозвучало, когда Алика сказала: «Я вас где-то видела».
– А больше вы на экране не пересекались?
– Нет. Я её на телевидении только снимал – давно-давно, когда она была маленькой.
Новый опыт
– Вы в Смоленске впервые?
– Да. Потрясающий город. Красивый, многоглавый, чарующий… Я рад, что наконец доехал сюда, увидел ваш необыкновенный собор, побывал на потрясающем фестивале, где возрождённый Феникс в восьмой раз взмахнул крылами и стал действительно золотым… Для меня всё это – обучение жизни. А новый опыт и впечатления всегда бесценны.
