Политика

Александр Лукашенко: Хочу 20 миллионов!

29 марта 2011 года в 09:51
2 апреля – День образования Союзного государства России и Белоруссии. В преддверии этой даты в Минске президент Республики Беларусь провёл встречу с руководителями ряда российских СМИ: главным редактором журнала «Наш современник» Станиславом Куняевым, главным редактором газеты «Ведомости» Татьяной Лысовой, заместителем главного редактора журнала «Российская Федерация сегодня» Александром Черняком, главным редактором газеты «Сельская жизнь» Шамуном Кагермановым, главным редактором газеты «Завтра» Александром Прохановым, первым заместителем главного редактора «Литературной газеты» Леонидом Колпаковым, главным редактором газеты «Правда» Борисом Комоцким, генеральным директором ЗАО «Газета «Санкт-Петербургские ведомости» Сергеем Слободским, главным редактором газеты «Калининградская правда» Дамиром Батыршиным. Во встрече с белорусской стороны участвовали: первый заместитель главы администрации президента Республики Беларусь Александр Радьков, руководитель пресс-службы президента Республики Беларусь Павел Легкий.
Среди приглашённых на встречу с А.Г. Лукашенко, которая проходила в резиденции президента в Национальной библиотеке Беларуси, был и главный редактор «Смоленской газеты» Владимир Королёв. «СГ» начинает публиковать (в изложении) состоявшийся в Минске диалог президента РБ с журналистами.
Открывая встречу, А.Г. Лукашенко подчеркнул, что, к сожалению, единственный спутниковый канал «Беларусь-ТВ» с большим трудом находит дорогу к российскому телезрителю из-за очень высоких цен на трансляцию. К примеру, чтобы его могли смотреть москвичи, необходимо не менее 20 миллионов долларов, что превышает всю сумму денег, вложенных в создание канала. Есть препоны для электронных СМИ РБ. И не финансового порядка. Поэтому пока остаётся рассчитывать на российские СМИ, выходящие на бумажных носителях, объективность их авторов. Александр Григорьевич постарался развёрнуто ответить на все заданные вопросы:

О перспективах Союзного государства

– Александр Григорьевич, десять лет этой идее Союзного государства, но по-прежнему она не продвинулась на тот уровень, который был бы ощутим для граждан, а не для чиновников и руководителей. Почему это предприятие буксует, почему не достигли того, что заявлялось? Ведь речь шла об общей валюте, объединении экономики, создании общей управленческой надстройки, т.е. в первую очередь нас интересуют экономические вопросы. Но пока вс#235;, чего мы достигли за эти десять лет, это Таможенный союз, который, в общем-то, ещё только-только начал действовать. Почему такой медленный темп? Что мешает?
– Ну, во-первых, Таможенный союз – это одно, а Союзное государство – это другое. Однако вы правы в том, что в каких-то делах если чего-то и достигли в последнее время, так это в рамках Таможенного союза и создания единого экономического пространства. Но хочу, чтобы вы знали, что то, чего мы достигли в рамках Таможенного союза, это гораздо ниже того, что мы имеем в рамках Союза Беларуси и России, строительства нашего Союзного государства. Намного ниже. И когда мы создавали Таможенный союз, мы постоянно возвращались к Союзному государству. Особенно я об этом напоминал: нам ничего не надо выдумывать, а надо взять то, что мы уже сделали в Союзном государстве, в строительстве Союзного государства. И если мы и не взяли что-то сразу огулом готовое, то вс#235; равно мы идём по этому пути. Однако мы не достигли того, что сделано в рамках Союзного государства. То, что есть в экономике, вы знаете, я надеюсь. И то, что мы не стали чужими в России, а вы в Беларуси, то есть уровняли права наших граждан практически, это тоже факт. Этого мы ещё не имеем с Казахстаном, если говорить о Таможенном союзе. Поэтому в этом разница большая ещё пока, но она в пользу строительства Союзного государства.
Мы помним, что декларировалось при договорённости о создании Союзного государства. Но в обществе, к сожалению, даже к тому, что прозвучало в вопросе, были и остаются завышенные ожидания. Некоторые это представляют вообще как некий Советский Союз, в обществе так представляют, фактически унитарное государство. Почему мы далеко не продвинулись ни в экономике, ни в финансах, ни в политических вопросах? Мы не провели референдума, поэтому у нас нет основы строительства Союзного государства. Смотрите, конституция – фундамент, это правовая основа построения любого объединения, в том числе и Союзного государства. Напомню, когда мы подписывали договор с Борисом Николаевичем Ельциным (это второй договор) и уже ратификационными грамотами обменивались с Владимиром Владимировичем Путиным, так вот в этом договоре последняя статья – «Проведение референдума одновременно в двух государствах». Какая цель? Принятие конституции Союзного государства. Мы этот референдум не провели. И сегодня нет той базы, той правовой основы, на которой мы смогли бы построить это государство. Вот там была бы и единая валюта, и вс#235; было прописано. И русский, и белорусский народы должны были принять эти документы. И мы должны были двигаться в этом направлении. А мы этого не сделали.
Не хочу нагнетать обстановку, говорить о причинах, но все вы прекрасно знаете, почему не провели референдум. Я уже на этот вопрос отвечал и тем самым вызвал негативную реакцию со стороны отдельных политических сил в Российской Федерации. Вы прекрасно это знаете. Нам предлагали потом: давайте перейдём на единую валюту. Давайте перейдём. Что дальше? Ведь единая валюта – это даже не кирпичик строительства Союзного государства. Это важный элемент. Хорошо, пусть даже кирпичик. И, развивая свою мысль, говорил: «Слушайте, ну нельзя построить дом с крыши – нужен фундамент». И вс#235; время призывал к тому, что надо идти на референдум и принимать конституцию. Видим, что силу определённых причин этого сделано не было.
И если уж валюты касаться, ведь там речь шла не о российском рубле и не о белорусском рубле, когда мы будем создавать единую валюту. Возможно, это будет наш рубль. Или российский рубль. Да, возможно. Но это мы должны были договориться. Нам предложили не единую валюту, а в её качестве – российский рубль. А когда уже пошла дискуссия о единой валюте (мы, естественно, не могли отказаться от этой дискуссии, так как нас обвинили бы просто, что мы ничего не хотим делать в этом направлении), мы ввязались в эту дискуссию. Начали проработки, встал вопрос – эмиссионный центр. Нам предложили: «Эмиссионный центр будет только в Москве». Так какие права тогда белорусского государства в этом процессе и, в частности, в эмиссионном центре? Такие права, как у губерний Российской Федерации? Я отказался. Не мотивируя тем, вы знаете, что суверенитет, независимость и так далее. Хотя это важно. Общество об этом говорит. И я не могу. Как меня тут «диктатором» и вы обзываете, и другие некоторые, я не могу в данном случае принимать единоличное решение. Мы должны людям сказать правду: что такое единая валюта, пойдём ли мы на это. И я знал, как отреагирует белорусское общество. Поэтому мы дискутировали на эту тему и всё время возвращались к тому, что надо проводить референдум. Народы утвердят конституцию, вот тогда и будем создавать те элементы Союзного государства, которые будут там прописаны.
Потом встал вопрос по договору. А в договоре прописаны основные полномочия ныне действующего объединения нашего и будущее, то есть что передать в ведение, как вы сказали, журналисты наднациональных органов. Руководство России сочло, что уж слишком большие полномочия будут у этого объединения и это может привести к итогам наподобие развала Советского Союза. И мы не стали вдаваться в эту дискуссию. Но договор есть договор.
Ну а потом вы вышли из некоторых договоров, которые были подписаны. Об этом мало в России говорят.
Экономическая составляющая. Мы подписали ряд соглашений и договоров, которые также создавали бы, связывали бы нас. И мы никуда бы не делись от России. Да и Россия не должна была куда-то деваться от нас. Это договоры и соглашения о равном функционировании субъектов хозяйствования. Если это общий рынок, то субъекты хозяйствования должны в нем плавать кто как может, но в одной воде, на равных условиях. Россия сочла этот ранее заключенный договор вредным для нее, я очень критиковал за это российское руководство. Невиданный шаг – она вышла из этого и других договоров. Ну ладно бы с американцами – равные, неравные весовые категории… Но чего тут бояться белорусов и выходить из этого договора?! Вышли. Дальше пошло больше. Совсем недавние события, когда (фактически накануне кризиса и особенно в кризис) наши товары были вообще блокированы в Беларуси, созданы были неприемлемые условия для торговли с Российской Федерацией. Когда наши контрагенты, или как их там называть, даже дилерские организации шли в российский банк, чтобы взять кредит для того, чтобы купить и реализовать продукцию и вернуть кредит, – в банках России в этом кредите отказано. Не знаю, выровняли мы сейчас это всё? Наверное, ещё нет. Поэтому мы вынуждены были пойти в Сбербанк Российской Федерации и продать свой третий в республике «БПС-банк» («Промстройбанк», вы знаете его ещё с советских времен), попросили, чтобы нам помогли организовать лизинговую схему реализации техники и других вещей на российском рынке.
Вот вам пусть сумбурные, но характерные примеры того, как мы в последнее время «городили забор» на участках Союзного государства.
И опять же, возвращаясь к конкретному вопросу, почему медленно развивается Союзное государство, опять повторю: потому что не провели референдум и не приняли конституцию, которая бы создала основы этого государства.
А теперь, уже не трогая концептуальный общий подход к строительству Союзного государства, замечу, что на отдельных участках мы стремились что-то сделать, чтобы объединиться. И таможне не мешали (внутреннее передвижение товаров). Со строительством единого экономического пространства нам кое-как удалось сделать. Мы по равным правам граждан (образование, здравоохранение и так далее) договорились, здесь нет вопросов. В конце концов, вы ко мне на пресс-конференцию ехали, ведь вас уже, как в других государствах, на границе не останавливают и, как у нас говорили, «кованым сапогом в дверь никто не стучит» под Оршей или между Оршей и Смоленском, не проверяют сумки, багаж и так далее. А ведь это было.
Я уже не говорю о тех временах, когда у нас националисты были у власти, и каждый русский человек… Правда, они сами определяли, кто русский, а кто нерусский. Когда мы выступали против этого процесса, я всегда задавал Шушкевичу и его подручным вопрос: «А как вы определили: русский он или нерусский? У нас, у каждого белоруса, капля русской крови обязательно есть». И почти треть населения сидела на чемоданах – были готовы выехать в Российскую Федерацию. Я инициировал референдум о Союзе Беларуси и России. Не так просто тогда было… в том хаосе, когда, извините меня, есть нечего было. И народ однозначно сказал: «Да, мы за Союз Беларуси и России». Поэтому всё, что я делаю в этом направлении, подкреплено волей народа. Пусть тогдашней, но того референдума никто не отменял.
Статус русского языка с белорусским у нас одинаков. Недавно, встречаясь с Владимиром Владимировичем Путиным, мы дискутировали по поводу последних событий (у нас очень доверительные с ним отношения, какое бы напряжение ни было, абсолютно доверительные отношения), мы обсуждали этот вопрос, и я спросил чисто риторически: «Если, – говорю, – в России кто-то не понимает значимости Беларуси и нашей политики, то ответьте на один вопрос: в каком государстве русский язык является государственном языком?» Нет такого государства. Мы это сделали не сегодня и не вчера – мы тогда это сделали. Тоже прошёл по этому поводу референдум. Все вопросы от символики до Союза Беларуси с Россией мы приняли на референдуме. Это основа. И всякие досужие разговоры о том, что, мол, Лукашенко в Америку пошёл, Беларусь на плечах понёс, в Евросоюз вступил или в НАТО, это болтовня. Я на это не имею никакого права, потому что все вопросы определены референдумом, даже если бы я этого захотел.
Если уж эту тему продолжать, я тоже такой риторический вопрос задаю тем, кто меня не понимает. Вы знаете, я родился под Смоленском, закончил русскую школу, не говоря уже о моих принципах, я абсолютно интернациональный человек и вообще не приемлю никакого давления на религиозной, национальной почве и т.п., у нас в Беларуси нет разговоров сегодня о том, что «ты – русский», а «ты – белорус». В руководящем звене тоже… У нас нет вот этого: ты – русский, белорус, еврей, поляк или украинец… У нас – если ты способен, пожалуйста, иди и руководи!
Но если ты начинаешь как руководитель этого бояться – тебе уже не место в президентском кресле. Ты должен быть на две головы выше этих вопросов, тогда и не надо будет бояться: русский будет, белорус или ещё кто-то. Главное, чтобы он не был из «пятой колонны» или врагом страны. Вот и вс#235;.
А после 19 декабря на площади из России крик этот, гвалт, что «вот, двоих русских держат, судят» и так далее. Борис Николаевич Немцов прислал две группы (их было всего, по нашим данным, 12 человек). Двое остались. Ну так они, камеры наблюдения, показывают, чем они там занимались. Так почему же мы украинцев осудили, поляков осудили, белорусов осудили. Но мы судим не по национальности, а по содеянному. А эти двое кто? Такие же погромщики! Поэтому они должны были пройти через суд, как и в любом демократическом, как ваш Президент говорит, государстве. Они и прошли через суд. А суть-то в том, что нам в тюрьме они абсолютно не нужны. Вот я внутренне был убеждён, хоть я и не вмешивался уж слишком в этот процесс, что в тюрьме нам проблемы эти не нужны были. Все говорят: «Вот, Лукашенко их там хочет посадить за решётку». Да Господь с вами, зачем они там?! Это будет для Беларуси как десять дел Ходорковского для России. Я это прекрасно понимаю. Они там не нужны. И, во-вторых, никакие они не россияне. Они получили паспорта в России, а это не проблема сегодня – второе гражданство. Они 16 лет жили в Беларуси, и, по-моему, в Прибалтике один из них. И сейчас не хотят ехать в Россию. Просят, чтобы их оставили в Беларуси. Ради Бога. Вы ответили по суду, по закону, а где жить – это ваше право.
Ну это так, отвлекаясь.
– Александр Григорьевич, всё-таки хотелось бы узнать: у вас есть надежда, или расчёт, или конкретное ожидание в отношении Союзного государства? Не верится, что недавно встречаясь с Путиным, вы вообще не обсуждали этот вопрос. Наверняка обсуждали. Каков ваш прогноз? Сможете договориться или нет? Будет государство или нет? И когда? Чего нам ждать-то?
– Если это будет зависеть и зависело бы только от меня, я бы вам точно сказал, каким образом мы будем строить Союзное государство. И даже временные рамки обозначил бы. Но, как вы понимаете, это зависит не только и не столько от меня. Это, во-первых. Во-вторых, в острый предвыборный период, который, в принципе, уже начался в Российской Федерации, вряд ли будут приниматься какие-то такие радикальные решения. Вопрос не для этого периода. Хотя, знаете, он, по нашим данным, актуален и популярен в Российской Федерации. И он важен для любого политика. Даже кандидата в президенты, а не только кандидата в депутаты Государственной Думы. Вс#235; зависеть будет от вас. Принцип только один – мы хотели бы, чтобы нас уважали, ценили, исходя из принципов государственности, и считали нас таким же государством, как Российская Федерация, и не по объёмам, не по ВВП, как некоторые пытаются золотовалютные резервы тут приписать.
И ещё я вам скажу одну вещь. Когда мы шли на договор по Союзному государству, мы подразумевали Украину. И мы с Ельциным очень аккуратно прописывали этот документ, имея в виду, что, если только мы переступим какую-то грань (а вы знаете их политику – незалежность, государственность и так далее, это их право, у них общество к этому было подготовлено и требовало от политиков этого)… Мы прописывали так, чтобы Украина была всегда с нами. И Кучма тогда, конечно, он стоял, извините меня, растопырившись – и туда, и сюда. Но, тем не менее, была эта идея очень популярна тогда (то, как мы предлагали это Союзное государство) и в украинском обществе. Я знаю хорошо их настроения. И теперь, кстати, почти 50 процентов (вчерашний социологический опрос на Украине озвучен) хотели бы вернуться в Советский Союз. Кто бы мог подумать… почти 50 процентов! Это на Украине, не говоря о России и Беларуси. Поэтому мы имели в виду Украину. Поэтому очень аккуратно составляли этот договор.
Поэтому мы настаиваем на том, чтобы никто никого не угнетал и никто никогда не предлагал, что Беларусь – это регион Российской Федерации или губерния Российской Федерации. Идти надо от жизни. Ни в одном государстве население, народ с этим не согласится. Вот представьте: предложат белорусам завтра определиться как губернии Российской Федерации. Сколько, вы думаете, процентов за это проголосует? Ноль. Почти ноль. Даже у нас более радикальные люди, приехавшие к нам из России, они категорически против. Возьмите Горбачёва. Михаил Сергеевич, когда зашёл этот разговор, а вы помните предложения некоторых российских политиков, что «надо, чтобы Беларусь вошла в состав России», он мне буквально назавтра прислал письмо, что этого делать нельзя: «Мы, русские, – говорит, – этого вам не рекомендуем делать, особенно сейчас». Это просто как пример. А таких много было.
И вообще, идя от жизни, я всегда российским политикам говорил: «Зачем мы это произносим? Чтобы отпугнуть людей не только от этой идеи, но и от того, что мы хотим сделать?!» Ведь можно потом выстроить политику так, что это действительно будет государство. Зачем сегодня об этом кричать и забегать вперёд? Давайте спокойно пройдём, может, быстро, быстрее, чем есть на самом деле, но пройдём эти этапы. То есть не надо подбрасывать «дохлые» идеи для того, чтобы загубить сам процесс.
– Александр Григорьевич, так, может быть, начать, как вы говорите, с кирпичика, только другого кирпичика, с другого конца: провозгласить в Смоленске столицу Союзного государства. И потом, отталкиваясь от этого плацдарма и учитывая вот ту нишу, которую вы оставили в договоре и для Украины (Днепр – река славянская, объединяет), активнее строить Союзное государство. Строить, уже имея столицу в Смоленске, отталкиваясь от неё. Тема!
– По отношению к Смоленску у меня вообще очень хорошее чувство и отношение. Я в Орше родился. А Орша – это там, под Смоленском, рядом совсем. Поэтому у меня очень хорошее чувство. Красивая идея. Но это не новая идея. Смоляне всегда об этом говорили: «Ну если вы не можете там, в Москве, давайте в Смоленске это вс#235; сделаем». Но не оказались бы мы на периферии. Поэтому ни Минск, ни Москву терять не надо. А столицу и органы власти можно было бы и в Смоленске разместить. Я думаю, смоляне бы даже за свой счёт могли бы построить офис для такого дела (смеётся).
– Тем более, вы в Смоленске отделение посольства открыли. И оно работает очень полнокровно и мощно!
– Да, мы создали отделение посольства. И вообще, прежде всего в Смоленске мы много совместных предприятий создаём. И когда, в общем-то, для нас российский рынок практически закрыли, мы вынуждены были переносить своё производство – параллельно создавать его в российских городах и, конечно же, в Смоленске. Поэтому для нас это город наш. И вы уж меня извините, я не претендую ни на Брянск, ни на Смоленск. Ни в коем случае. У нас своей земли хватает. Дай Бог нам удвоить население. И было бы вс#235; нормально в Беларуси. К сожалению, мы сегодня довоенный уровень восстановить не можем. Каждый третий погиб.
Но, какие бы у нас отношения ни были, Брянск, Смоленск, Псков, Чернигов, Сумская область, Киевская область, всегда руку помощи протягиваем им. И в этом году так будет.
А если просто о жизни на сегодняшний день говорить, так это же наши люди. Наши люди. Там, до Смоленска, да и в Смоленске, разговаривают с акцентом белорусским. Почему мы им не должны помочь?!
И третье. Если у тебя что-то получается и у тебя есть кусок хлеба на столе, то желательно, чтобы и у соседа он был, потому что если у соседа нет хлеба, это беда и для тебя.
И когда мы начали реформу сельского хозяйства, нормальную, от земли, создавая условия для людей, построили агрогородки… А мы этот процесс практически завершили, осталось дошлифовать, по всей стране завершили. Непросто нам это обошлось, дорого стоило, но мы это сделали. И налицо результат. Представьте: в советские времена и после распада Советского Союза мы не продавали сельхозпродукцию, только что-то в Москву, Ленинград поставляли. Но сейчас мы продали, в прошлом году мы продали, в плохом для сельского хозяйства году, он был у нас такой же, как и у вас, только уровень развития сельского хозяйства разный, мы в прошлом году продали вам почти на три миллиарда долларов сельскохозяйственной продукции. Для Беларуси это огромная цифра. А ведь Беларусь находится, за исключением части южных областей, в зоне критического земледелия. У нас земледелие очень рискованное. Поэтому мы и начали с реформы. И теперь, когда к нам приезжают губернаторы российские, у нас одна из тем переговоров – создайте нам подобное в одном хотя бы экземпляре. И мы во многих регионах западной России (я уже не помню где… в Нижегородской области, Калужской, по-моему, ещё где-то) строим не только агрогородки (агрогородок – это маленькое звено в реформировании села), мы создаем нормальные, огромные кооперативы. Ну, вы не любите колхозы, совхозы, может, это уже устарело название, но это кооператив, это тот же колхоз – коллективное хозяйство на других принципах.
Замечу, мы это в Венесуэле делаем, в других странах, которые этого хотят. Ну а в центре – агрогородок, тот же машинный двор, зерноток, как мы его раньше называли, фермы, комплексы свиноводческие и комплексы по производству говядины, свинины, птицы и так далее. Но главное – это массив земли, поставляющий корма (из-за границы же не будешь завозить). И вот мы создаем эти комплексы. И то что мы не разрушили вот эти коллективные хозяйства с советских времен, а начали их преобразовывать на новых основах, в том числе экономических, даже западники, приезжая к нам (они инвестируют у нас в сельское хозяйство), готовы у нас купить этот комплекс, но ставят условие: «Только колхозом. Нет, клочок земли не надо нам для фермерского хозяйства». А вспомните, мы раньше считали: 50 гектаров раздадим, и будет хорошо, или по 15. Они этого не хотят. Потому что на 50 гектарах рентабельным никогда не будешь. А вот комплекс 7, 10, 12 тысяч гектаров – это для них благо. И они готовы покупать у нас эти комплексы!
Вот даже могу привести пример. «Юнимилк» – ваша (его сейчас «Данон» купил) компания, они к нам пришли работать и попросили сразу же купить за большие деньги такой вот колхоз. Мы пока отказали.
Там, где мы прошлись с реформой по селу, даже без дотаций сельское хозяйство в прошлом плохом году дало около трёх процентов рентабельности. Без дотаций. Значит, село может жить. И цены у нас на природный газ, а в прошлом году на нефть и нефтепродукты вообще были заоблачными, несравнимы с вашими. У вас цены, допустим, 70- 90 долларов на природный газ, а у нас – 230 сегодня (дороже, чем в Германию, вы продаете нам газ природный, хотя мы на две с лишним тысячи километров ближе, чем Германия).
Мы вынуждены были выкручиваться и обеспечивать свою продовольственную безопасность. Мы её обеспечили. Да, не все продукты производим для себя, а некоторые вообще не можем производить (бананы, киви, кофе и прочее), но основное-то мы производим!
Вот считалось, что в Беларуси лук невозможно нормальный производить. А сегодня мы производим больше 50 тысяч тонн лука. Полностью удовлетворяем свою потребность и примерно столько же продаем в Российскую Федерацию. И притом никто с ценой не спорит и не торгуется – приезжают и со склада сразу вывозят в Россию. Даже виноград уже начали делать, бахчевые культуры – арбузы. В прошлом году меня затащили в Гомельскую область и уговаривают: «Ешьте». Отличные арбузы! Вс#235; можно делать.
Кстати, климат очень изменился. Кукурузу мы раньше производили только на силос, а сейчас мы получаем не просто зерно, мы семена кукурузы производим (семена для того, чтобы начать, завозили из Молдовы и Ставрополья). Твёрдые сорта пшеницы возили только из Ставрополья и Казахстана в советские времена, а сегодня мы пшеницу не завозим, в том числе твердых сортов. Но не только климат поменялся, а мы научились работать. Мы не разорили наши селекционные центры: ни в животноводстве, ни в агрокультурах. Учёные у нас неплохие. Но им тоже надо ставить жёсткие задачи.
Раньше, знаете, привозили нас на делянку в сельском хозяйстве, такая деляночка в две сотки. Там возделывали новые сорта и отдавали для массового производства. Но на двух-то сотках можно вырастить хороший урожай и хорошие семена, а вы возьмите-ка на 1000 га! Вопрос был. Но я из Института земледелия, овощеводства передал учёным огромные комплексы земельные – действительно, произведите там у себя на нормальном поле, потом мы передадим в массовое производство. Кричали, шумели ученые, Академия наук, однако деваться некуда. Передали им по 10-12 тысяч земли. Сейчас это лучшие комплексы! То есть учёные вынуждены были выдавать результат не на клочке земли, а на нормальных участках. Элитные семена, элитные породы скота, самый передовой опыт – люди грамотные, поехали по всему миру, взяли лучшее, что нам приемлемо (благо, что это близко: Голландия, Дания, Германия), вс#235; это лучшее привезли и приживили на белорусской земле. Эта пятилетка, если касаться сельского хозяйства, будет пятилеткой дошлифовки основных процессов на селе, чтобы прочно поставить на ноги сельское хозяйство. Пусть оно кормит народ, помогает России, Украине. Кстати, Украина половину сахара у нас скупила. У нас проблема уже возникли с этим. А раньше мы сами сахар завозили с Украины и Кубы. Сейчас мы полностью свои заводы обеспечили собственным сырьём для свекловичного сахара.
Много можно на эту тему говорить. Не только по сельскому хозяйству, но и о промышленности, модернизации и так далее. Но мы этим путем пошли. И готовы поделиться этим опытом и помочь, если нужно, и Российской Федерации.

– Александр Григорьевич, понятно, что тема агропрома, тема идеального сельского хозяйства – это конёк Беларуси. Однако вопрос на злобу дня – об атомной энергетике: будет ли после событий в Японии Беларусь строить атомную станцию как вы и планировали? И какова роль будет здесь специалистов-соседей, специалистов со Смоленской АЭС?
– Вы знаете, Вы не совсем правы, что сельское хозяйство у нас конёк. У нас треть ВВП – это нефть и химия. Треть ВВП. Больше, чем промышленность. А вообще – конёк. Конёк в том смысле, что мы этим солидно начали заниматься. Это ведь элементарно: если людей не накормишь, то о каком государстве и стабильности в нём можно говорить! Надо, чтобы на прилавках была своя продукция. По импорту мы завозим всего процента 1,5-2 продуктов – бананы, киви, прочее и какие-то деликатесы. Наши хотят свои копчености и, допустим, испанские попробовать. Пожалуйста, никто же не против. Но это всего 1,5 – 2 процента, которые мы завозим из-за пределов страны. Поэтому это действительно приоритет, это конёк. Вы сказали правильно. Но чтобы вы знали нашу структуру – это нефть и химия, затем промышленность. И тут сельское хозяйство малую долю занимает в ВВП, в доходах вообще нашего государства, в экспорте. В основном нас называли, и мы к этому привыкли, «сборочным цехом Советского Союза». Ну, некоторые называют «финишное производство». Всё было разумно, в советские времена было выстроено всё разумно: ресурсы, сырье перерабатывалось или же добывалось в Российской Федерации, комплектующие, узлы создавались там. Всё это надо было продать на технологичном Западе, потому что продавали не только нефть и газ, мы много машиностроительной продукции в мире продавали, в том числе туда, в западном направлении, в восточном – не очень (Япония не брала, а в Китае столько не надо было, у них другая была политика). А вот в Европу мы немало продавали. И это всё двигалось в западном направлении. И финишное производство было в Беларуси, отчасти в Украине, но немного, потому что ВПК был очень сильный в Украине, что-то было в Прибалтике. Что стало с ВЭФом, РАФиками этими в Прибалтике, тепловозным заводом (по-моему, там много чего было)? Этого уже нет. И атомной станции той нет, которую мы когда-то там строили. Осталась Беларусь. Мы уцепились за это. Я помню середину 90-х, когда предлагали за бесценок. А общая была политика: что у вас Чубайс, что у нас (я не называю фамилии, потому что они перестроились и работают на больших должностях). Все продавали: «Давайте всё за доллар продадим, всё сделаем частное. И всё. Государство не должно туда вмешиваться». Я так, по-крестьянски, наверное, посмотрел, говорю: «Как не вмешиваться?!» Ну, хорошо, Россия может себе это позволить – у нее есть нефть, газ. Дыра образуется – можно заткнуть эту дыру нефтедолларами. Ну а мы, если развалим страну и реальный сектор экономики как его называют, перестанем ему внимание уделять и их поддерживать... Я категорически перевернул эту политику и сказал: «Нет. Государство должно идти впереди. Если не будет частных инвесторов, мы будем поднимать и модернизировать эту промышленность, сельское хозяйство, нефтехимию, химию, и так далее, и так далее». И мы кое-что здесь достигли, в этом процессе.
Что касается атомной станции. Это сродни космосу в Беларуси. Мы ведь серьёзно занимаемся космическими программами, мы создали свой Центр управления полетов.
Мы уже вторую пятилетку идем по пути модернизации, глубокой модернизации нашей экономики, идем по пути, по которому и вы тоже пошли, модернизируя, создавая на основе новых биотехнологий, нанотехнологические процессы у вас пошли. Мы это уже вторую пятилетку делаем. И атомные технологии. У нас специалисты есть неплохие, но атомной станции не было. И из Беларуси в Смоленске много людей работает на атомной станции. И вообще, Смоленская атомная станция – это же белорусская фактически: в советские времена мы оттуда немало получали электроэнергии, тогда никто не делил. Но у нас направление атомной энергетики не развивалось. У нас большая зависимость: перекос в электроэнергии, в источниках получения электроэнергии – всё в основном на природном газе. Природный газ, на 80 с лишним процентов мы электроэнергию получаем оттуда. Ни водной, ни ветровой, в основном эта. И, конечно же, встал вопрос диверсификации этого сектора. И мы попросили россиян прежде всего, чтобы они построили нам атомную электростанцию. Возимся уже, наверное, года три. Давно надо было принять решение и начать строительство этой электростанции. Сегодня есть и другие компании, в частности и японские, которые готовы прийти сюда.
Почему мы с американцами интенсивно сотрудничали последние полгода-год? Мы очень хотели поддержки американцев, хотели, чтобы они разрешили японцам работать у нас (там в основном американские технологии), без разрешения американцев японцы строить не будут. Поэтому мы их просили. Мы им готовы были отдать (подписали в Астане соглашение с американцами) оставшийся высокообогащенный оружейный уран. Несколько сот килограммов. Только чтобы они поддержали. Они нас поддержали после подписания этого Соглашения: да, мы не будем препятствовать Японии, чтобы она приняла участие в этом конкурсе. Корейцы тоже ответили. Китайцы говорят: «Если вы хотите, мы можем вам построить». Хотя, наверное, у них немножко ниже пока уровень безопасности. Впрочем, я не думаю, что в Китае плохая безопасность станций, они у себя строят их пачками. Но мы остановились на российском варианте!
В прошлый раз во время визита Владимира Владимировича Путина предварительное уже Соглашение подписано. Это с инфраструктурой будет стоить 6 плюс 3 – примерно 9 миллиардов долларов (ведь город же надо построить, чтобы люди жили, поэтому инфраструктура дорогая – дороги и так далее). А так где-то около 6 миллиардов долларов будет стоить эта станция (это примерно как в Ленинградской области последнюю построили и вроде бы в Калининградской области Россия планирует построить, это примерно такая атомная станция).
Второе направление – космос. Да, был неудачный запуск с Байконура белорусского спутника…. Я присутствовал. Но сделали новый, более совершенный (не было бы счастья да несчастье помогло). Основные элементы, в том числе оптика, электроника, это белорусские. И в Российской Федерации спутники связи, которые создаются, особенно дистанционного зондирования Земли (мы запускаем такой спутник белорусский), вот эти основные элементы белорусские. Мы создали свой ЦУП. Всё адаптировано к российским всем элементам. Это как единое целое будет работать. И где-то буквально через несколько месяцев будет запущен белорусский спутник.
Мы строим сейчас уже у себя спутники или основные элементы для других государств, в том числе и для Китайской Народной Республики.
Спутник… Знаете, как меня критиковали? Диктатор сидит в центре Европы и ему, видите ли, спутник захотелось запустить. Да нет, вопрос не в этом. И так ли нам уж надо было дистанционно зондировать нашу Землю? Мы и так, белорусы, можем на вертолете подняться, облететь ее за день, и всё увидеть, что нам надо. Вопрос не в этом. Это – коммерческий проект (мы заключаем договор, и уже согласились многие государства подключиться к этому, платят деньги большие, цена-то нашего этого спутника мизер, и он окупится очень быстро). Но и не это главное. А главное в том, что с советских времен у нас осталась очень хорошая школа, которая работала на советский космос. И мне не хотелось бы потерять этих людей и это направление.
И как только мы этим занялись, воспряло это направление в нашей науке, в нашей экономике. И люди денег уже сегодня из бюджета не просят, они работают. То есть мы спасли школу, которая у нас когда-то была. А оптика, электроника, вы знаете, это приоритет в советские времена был у белорусов. Поэтому мы здесь довольно далеко продвинулись. Мы будем с россиянами.

– Александр Григорьевич, в декабре, по существу, была сорвана попытка путча – государственного переворота в Беларуси. Я, кстати, был свидетелем этих событий, потому что вы меня пригласили быть наблюдателем за выборами. Шли и идут следственные процедуры, суды. Расскажите, что выявлено в результате этих следствий, что это за заговор, кто спонсоры этого заговора, финансовые и политические? Были ли среди этих спонсоров русские компании и русские политические силы и элиты? И как эта травма конечно, для республики это была травма, как она, может быть, отчасти деформировала политику внутреннюю и внешнюю Беларуси? (Вопрос Александра Проханова, газета «Завтра»).
Лукашенко А.Г. – Давайте я вам расскажу то, что, может быть, вообще в России не знают. видят, то что произошло – эти погромы и так далее… Задавать вопросы в лоб я не буду, как американке той из «Вашингтон пост», потому что вы абсолютно понимаете, что я поступил правильно. Мы судим, наверное, человек 47 всего. А задержали мы примерно 630 человек – те, кто непосредственно был у Дома Правительства, кто его пробовал громить. Всего там (говорят: «50», «100 тысяч»… на этой площади никогда не уместится 50 тысяч!) было всего 5 – 5,5 тысячи человек. Откровенно говорю: я на всех стадиях не просто был посвящён в ситуацию, я её видел на экране (у нас мониторится весь Минск, мы видим в каждом уголке, где что происходит). Так что я фактически был вовлечён в руководство этой операцией. И когда начали штурмовать, я министру внутренних дел отдал распоряжение о том, что, ребята, вы же смотрите, там же половина зевак, а, во-вторых, людей подвыпивших (потому что прошли выборы, а у нас, как в добрые советские времена на выборных участках, вы же видели, и буфеты, и пиво, мы никого ни в чем не ограничивали). И эти же оппозиционеры хитро поступили – они пошли с Октябрьской площади на площадь Независимости, эти полтора километра и кричали, мол, что вс#235;, Лукашенко низвергнут, новая власть создана, комитет спасения, или новое правительство, и так далее. Ну и зевак много было: «Как, Лукашенко нет?! Новая власть? Она уже идёт в Дом Правительства». Милиции нигде нет. Это была моя команда – чтобы не было на улице милиции, чтобы не дать им снять картинку. Ведь главное же было снять картинку, дескать, милиция применила силу! А я наоборот, убрал всю милицию с улицы,
В Смоленской области будет повышена единовременная выплата по рождению ребёнка
Действенный инструмент наведения порядка

Другие новости по теме