Евгений Казарцев: «Вадим Соломонович отказался уезжать из Смоленска»

Евгений Казарцев – руководитель Школы филологических наук Высшей школы экономики. Он, как и Вадим Соломонович Баевский, тоже исследует тексты с помощью точных методов и учит этому своих студентов…

Энергия мысли

– Евгений Вячеславович, вы знали профессора Баевского лично?

– Да, мы много лет дружили. Он был близким другом и коллегой моего учителя Марины Абрамовны Краснопёровой, часто приезжал в Петербург. Мы с ним как раз и познакомились у неё дома. Вместе пили чай, и Вадим Соломонович сразу произвёл на меня очень хорошее впечатление. Помню, я ещё подумал тогда: «Какой интересный профессор из Смоленска!».

Потом я познакомился с его работами. Позже он стал оппонентом моей кандидатской диссертации, много раз приглашал меня в Смоленск читать лекции. Я останавливался у него дома. А когда Вадим Соломонович был уже совсем преклонных лет и ему стало тяжело принимать гостей, я жил в гостинице, но он обязательно кормил меня обедом. Причём обед был из шести-семи блюд и занимал несколько часов. И, конечно, за столом всегда была очень интересная беседа.

– Каким он был человеком?

– Вадим Соломонович был очень стойкий человек, очень сильный. Он старался до самого конца перебарывать все тяготы, которые ему посылала жизнь. Знаете, однажды он сказал мне такую вещь: «Я термос. Когда чувствую тепло, я его долго храню». Эта фраза очень точно говорит о его характере. Он действительно очень долго умел хранить тепло, помнить добро. Но если что-то было не так, если кто-то делал ему подлость (а, к сожалению, было иногда и такое) – Вадим Соломонович просто разрывал отношения. И в этом он тоже был термос: мог долго держать дистанцию. Не хочу сказать, что он был злопамятен, – это не те слова. Но он мог пойти на крайнюю степень разрыва даже с очень близким человеком.

Вадим Соломонович был жёстким, суровым и при этом очень добрым, нежнейшей души. Я очень многим ему обязан. Хотя мы с ним часто не сходились в научных взглядах и придерживались разных точек зрения на какие-то вещи, но я всегда чувствовал в нём родную душу. Знал, что он есть, что можно приехать в Смоленск и тебя приветят как сына. Что ты всегда получишь от Баевского заряд энергии – и интеллектуальной, и чисто человеческой. Он был очень сильным и надёжным человеком – с такими можно горы свернуть.

Мне кажется, что сейчас такой тип людей встречается всё реже. Люди перестали быть яркими. Вадим Соломонович горел и был действительно ярким. Всё вокруг него становилось таким же. И когда твоя жизнь соприкасалась с его, она тоже становилась ярче. Ты сам чувствовал себя умнее, интереснее. Он мог открыть в тебе какие-то новые качества, сделать очень точные наблюдения и помочь человеку обрести самого себя. Вот это настоящий учитель – тот, кто помогает своим ученикам найти себя.

Человек-вселенная

– Насколько я знаю, Вадим Соломонович делал свои научные открытия скорее вопреки…

– Наверное, чем нас сильнее давят, тем мы сильнее становимся…

Что ещё интересно: у Вадима Соломоновича были очень большие возможности. Его хорошо знали в мире, не раз предлагали покинуть Смоленск. Сначала Лотман предлагал переехать в Тарту. Позже, когда при Горбачёве были сняты все ограничения, американские коллеги предлагали ему кафедру в университете. Он отказался. Я его спросил тогда: «Почему?» – «Я солдат своего окопа. Смоленск – мой окоп, который мне приказали защищать». – «А кто вам отдал такой приказ?» – «Кто надо, тот и отдал».

Нельзя сказать, что Вадим Соломонович был человек верующий, но он всегда понимал, что есть какая-то высшая сила и что в призвании есть некое поручение, которое он должен исполнить. Например, быть в Смоленске, рядом со своими учениками – как же он мог их бросить?!

Я считаю, что Смоленску очень повезло, что здесь был Вадим Соломонович. Это был человек-вселенная, и мы все сюда к нему ехали. Из разных городов и стран –из Тарту, Москвы, Германии, Англии, Америки. Он проводил здесь большие международные конференции, которые не сравнить ни с какими нынешними конгрессами.

Я не знаю сейчас таких учёных в Смоленске, к которым вот так бы приезжали крупные иностранные специалисты. Причём к филологу – не к физику или математику…

– А в чём практическая составляющая научных исследований Вадима Соломоновича?

– Прежде всего в том, что он разработал множество методов и алгоритмов исследования текста, которые применяются до сих пор, в том числе московскими и зарубежными коллегами, даже моими учениками.

Вадим Соломонович написал работы, на которые учёные ссылаются и сейчас. То есть они актуальны, их читают и используют в дальнейших исследованиях.

А школу он создал – это разве не практический вклад?! Воспитал учеников, а те – своих учеников, и так далее. А сколько школьных учителей он выпустил! Люди встречались на занятиях у Баевского, потом женились и говорили, что компьютерная программа Пастернака – это дело их семьи. То есть вот так они воспринимали науку Вадима Соломоновича – всё было всерьёз, со страстью.

В ритме слова

– И теперь уже эти ученики рассказывают молодёжи о методах Баевского. Я имею в виду открытие в Смоленске школы молодых учёных «Квантитативная филология» и недавнего форума…

– Это уникальный опыт. Вначале полугодовой семинар, в котором приняли участие студенты из разных городов. Потом исследовательская работа и теперь – форум, на котором они представили результаты этих исследований.

Получается такая многоступенчатая программа. Студенты получают определённые навыки, которые позволяют им лучше применять современные методы исследования текста. Мне кажется, это грандиозное дело в нынешних условиях, и его необходимо развивать. Не только потому, что мы создаём новую среду. Получается некий нетворк уже другого поколения – ребят, которые родились в 21-м веке. И которые, осваивая точные методы исследования текста, продвигают их, создают на их основе уже новые методы и компьютерные программы, и так далее.

Я считаю, что это национальное дело. И эта блестящая идея родилась не где-нибудь в Москве или Санкт-Петербурге, а в Смоленске, где жил Баевский.

– Вы в своих исследованиях тоже используете точные методы?

– Да. Хотя это не обязательно методы Баевского.

– И можно рассказать о каких-то ярких открытиях, которые вам удалось сделать с их помощью?

– Например, удалось открыть, что в начале формирования русского стиха на него оказывалось влияние немецкого языка. Мы обнаружили, что ритмика ранних образцов русского ямба у Ломоносова описывается не русской, а немецкой языковой моделью. Что говорит о том, что Ломоносов был двуязычной личностью, жил в Германии и думал по-немецки. И мычал свои первые стихи по-немецки, но наполнял их русскими словами. Позже он использовал в своём творчестве уже русскую модель, но начиналось всё с немецкой – таков результат анализа его стихов с помощью точных методов.

Кроме того, мы приходим к выводу, что ритмика вообще предшествует формированию текста. Ритмические структуры имеют довербальный характер, и уже на них напыляются слова. То есть вначале возникает ритм, а потом слово.

– А точные методы анализа текста позволяют больше узнать о личности автора?

– В каком-то смысле – да. Анализ текста даёт возможность моделировать личность человека. Таким образом можно отчасти проникнуть в голову автора – это когнитивный фактор. Я сам этим не занимаюсь, но знаю коллег, которые работают в таком направлении…

Фото: Денис АРТЁМЕНКО

Ольга Суркова