Вопрос в том, насколько ты Феникс

28 апреля отмечается один из самых молодых профессиональных праздников в России – День работника скорой медицинской помощи. Ранее эта дата была неофициальной и считалась днём создания службы: в 1898 году за двумя полицейскими участками Москвы закрепили по карете скорой помощи и выделили помещения для медработников. Придать ей официальный статус в прошлом году предложил президент Владимир Путин во время одного из совещаний, посвящённых борьбе с пандемией коронавируса. Тогда глава государства отметил, что сотрудники скорой медицинской помощи демонстрируют «мужество, свои лучшие человеческие качества». О том, как приходят в эту службу, что даёт силы работать, о тонкостях и сложностях труда в преддверии праздника нашему порталу рассказала врач скорой медицинской помощи Юлия Марченкова.

Результат здесь и сейчас

– Юлия Викторовна, в сериалах мы часто видим медицинских работников, в том числе и сотрудников скорой помощи. То, что мы видим на экране, отличается от реальности?

– Да, и существенно – начиная с отношения пациентов и заканчивая непосредственно работой скорой помощи. В телевизионном мире работа скорой помощи не только идеализирована. Нам ещё и приписано многое из того, что не является нашими обязанностями, а люди – к сожалению, наши будущие пациенты, – видя подобное, рассчитывают на получение этого же в реальности. Но это невозможно, потому что есть строгое разделение профессиональных обязанностей, и это нужно осознавать.

– Будем разбираться в особенностях вашей работы, но начнём с вопроса о том, как вы пришли в скорую помощь?

– У меня высшее медицинское образование, я окончила педиатрический факультет нашего Смоленского медуниверситета, тогда ещё – академии. Я заканчивала интернатуру по педиатрии, а на курсе ознакомления с работой скорой медицинской помощи влюбилась в эту службу и осталась там. Сначала фельдшером, пока получала дополнительное образование врача скорой медицинской помощи, через год – врачом.

– А чем вас очаровала работа скорой помощи?

– Быстродействием, необходимостью неотложной реакции, а также неотсроченным результатом своей работы: мы видим здесь и сейчас то, что мы делаем, даже если результат со знаком минус.

– Об этом мы поговорим позже. Вы помните свой первый рабочий день?

– Да, но не первый рабочий день, а свой первый выезд на скорой помощи, потому что это разнесённые во времени дни. Я была прикреплена к педиатрической бригаде, и это был вызов в неблагополучную семью, к ребёнку со стенозом. Стеноз – жизнеугрожающее состояние, требовалась немедленная госпитализация, но, к сожалению, родители по разным причинам были не готовы отправить ребёнка в больницу. Нужно было защищать интересы ребёнка, и врач, который был главным в моей бригаде, вызвал полицию. Это было достаточно яркое, активное мероприятие, направленное непосредственно на спасение жизни, в нём было всё то, ради чего я шла в медицину, и оно врезалось в память.

– А говорите, не как в кино…

– Я не сказала «не как в кино». Я сказала, что кино и телевидение несколько идеализируют нашу работу. Но того, что кино берёт сюжеты из реальной жизни, я не отрицаю.

– В свой первый выезд вы понимали, что реальность отличается от картинки, которую, может быть, до этого рисовало ваше воображение?

– Я до этого момента никогда не представляла себя в роли врача или фельдшера скорой медицинской помощи, поэтому никаких особых картинок в моей голове не было. Я просто погрузилась, нырнула, как с обрыва в воду, и получала удовольствие от всего, что делала. Любовь с первого взгляда.

Свершается судьба

– Ваши коллеги говорят, что врач скорой медицинской помощи должен иметь определённый набор качеств: быть стрессоустойчивым, в какой-то степени циничным, уметь молниеносно принимать решения и отстраняться от происходящего. У вас эти качества есть?

– Пожалуй, то, что я работаю на скорой помощи больше двенадцати лет, говорит, что я подхожу для этой профессии, но я не уверена, что эти свойства у меня были изначально. Какая-то база необходима, чтобы понять, что это твоя работа, но остальные качества вырабатываются позже – тот же цинизм, та же отстранённость от ситуации. Иначе никак.

– То есть важно быть «над»?

– Быть «в», но – «в коконе».

– Юлия Викторовна, а что именно вас привлекает в профессии?

– Доля неизвестности: никогда не известно до конца, что нас ждёт на вызове, – это экстрим, та игла адреналина, которая всегда с нами… Необходимость знать всё, но по чуть-чуть – мы не узкие специалисты, и требовать от нас решения специфичных проблем нерационально. Но нужно быть информированными в разных вопросах, знать последние тенденции, способы лечения, а это вопрос постоянного образования и включения в его процесс, а я очень люблю учиться… Тот факт, что я делаю что-то руками и здесь – под моей иглой, моими руками – происходит маленькое чудо. Или не происходит… Свершается судьба.

– И это помогает вам не выгорать?

– Невозможно избежать выгорания, ни в одной профессии. Экстремальные профессии – те, в которых выгорают обязательно. Вопрос в том, насколько ты Феникс – насколько ты можешь восстанавливаться, выгорая.

– А что вам помогает восстанавливаться?

– Сторонняя нерабочая деятельность, и я говорю не только о хобби, но и о другой профессиональной деятельности.

– Что в вашей работе вас больше всего раздражает?

– Излишняя, неоправданная требовательность. Не в том смысле, что мы должны выполнять работу качественно, – это безусловно. Не в том смысле, что мы должны быть информированны и образованны, – это не обсуждается. Вопрос в отношении к скорой помощи тех, кто в нас нуждается. В момент, когда нуждаются, мы – боги, а когда этот момент перестаёт быть острым, начинаются претензии. Есть такая примета, выработанная годами: если просят надеть бахилы, нет ничего особенного. Когда на вызове происходит что-то действительно экстренное, нужна неотложная помощь, никто не беспокоится о чистоте полов и ковров, разрешают через спину выбрасывать иголки, лишь бы это ускорило оказание помощи. А когда с порога просят надеть бахилы, значит, там, вероятнее всего, нет ничего угрожающего жизни. Но это вопрос к правомерности вызова скорой помощи.

Страх – повод для вызова «скорой»

– Кстати, есть люди, которые терпят до последнего и вызывают скорую, когда уже совсем невмоготу, а есть те, кто сразу звонит в скорую помощь, даже если просто где-то чуть кольнуло. Как поступать правильно?

– Любые крайности – это плохо. Ждать до последнего неправильно, потому что вы не только усугубляете своё состояние, но и усложняете работу скорой помощи и специалистов, к которым вас доставят. Вызывать скорую помощь, как только кольнуло в боку, нерационально, потому что в этот момент кто-то другой в ней нуждается больше.

– Но я же не знаю, по делу вызов или нет. Тот же укол в боку может быть предвестником болезни, которая потребует хирургического вмешательства...

– Я вас понимаю, поэтому не считаю возможным расстраиваться, если кто-то вызывает скорую помощь, испугавшись. Это повод. Никто не откажет в вызове скорой помощи – на вызов приедут всегда. Если что-то напугало, можно вызывать хотя бы для того, чтобы приехал врач и развеял ваши страхи. Вопрос в другом: если в это время работают амбулаторные службы, у человека нет потери сознания, обильных кровотечений, интенсивных болей, если речь действительно идёт о «кольнуло», то почему не обратиться в поликлинику? В поликлинике есть неотложная служба. Скорая помощь – это всё-таки вопрос экстренной помощи, когда другого варианта действительно нет.

– Вызовы «поговорить, посоветоваться» больше присущи молодому поколению или всё-таки старшему?

– Они есть в разных возрастных группах. Вопрос в мотивах. В среде молодёжи больше ипохондриков и истериков, в среде пожилых – тревога за собственное здоровье, неприятный опыт болезни близких, а также одиночество стариков – это тоже очень немаловажный фактор.

Чёрных списков нет

– С чего начинается рабочий день в скорой помощи?

– Не так, как в фильме «Служебный роман». Чаще всего это передача лекарственных препаратов, оборудования. Безусловно, если в течение предыдущих суток были пациенты, которых оставили дома, но кажется, что к ним могут вызвать ещё раз, это передаётся следующей смене, чтобы знать, что там ждёт, если будет повторный вызов. Если есть свободное время, это, конечно, сторонние беседы – мы же все люди. Но чаще этого времени нет. Нагрузка значительно возросла и в условиях пандемии, и в условиях сезонности – сезонные заболевания тоже есть.

– Сколько в среднем за смену бывает вызовов?

– Порядка сорока – пятидесяти.

– Каждая бригада закреплена за отдельным районом или ездите по всему городу?

– Я отношусь к скорой помощи Смоленского района – соответственно, в нашей зоне ответственности весь достаточно большой район. Он разделён на четыре области, в каждой из которых есть отдельная бригада, но нагрузка распределяется неравномерно. Порой бригада из Стабны обслуживает вызов в Пригорском – это достаточно большое расстояние, поэтому нельзя сказать, что мы прикреплены к какой-то определённой территории. Насколько я помню работу на городской скорой, принцип такой же: когда бригада освобождается, где бы она ни была, она направляется на срочный вызов.

– Как определяется, насколько срочный вызов? Есть какие-то нормативы по определению, какой вызов экстренный, а что может подождать?

– Безусловно. Есть достаточно давно закреплённый порядок срочности. Самыми экстренными, требующими неотложных мероприятий и направления бригады непосредственно в момент получения вызова, причём бригады, максимально близкой к месту вызова, являются первая, вторая и третья категории срочности. Это инфаркты, падения с высоты, обильные кровотечения, отсутствие сознания или же катастрофы – ДТП, техногенные и так далее. Затем следуют неотложные вызовы – температура, боли различной локализации, травмы. Градация достаточно чёткая, но она оставлена на откуп диспетчеру, и он, общаясь с вызывающим, тщательно собирает анамнез, пытаясь чётко определить, в какую из категорий направить вызов, чтобы пациент, который нуждается в экстренных мероприятиях, не оказался в конце списка срочности. Потому что кто-то на эмоциях и страхе действительно преувеличивает свои жалобы, а кто-то умалчивает или недоговаривает. В первую очередь вы сами объясняете, что с вами случилось, – вас не видят.

– А если я, понимая, что меня могут отодвинуть, скажу о потере сознания, что давление зашкаливает? Я могу нафантазировать, чтобы ко мне приехали. Случается?

– Безусловно, и очень часто. Порой, сидя в нерабочее время в очереди в поликлинике, мы слышим разговоры бабушек, которые делятся советами, как нужно вызывать «скорую», чтобы она приехала быстрее.

– А есть какой-то чёрный список?

– Нет, конечно. Это не история про мальчика и волков.

По регламенту и не только

– Понятно, что врач скорой помощи – универсальный солдат, но ведь есть же правила определения диагноза. А если вы понимаете, что по показаниям это, условно, инсульт, но вы чувствуете, что что-то не так, вы можете отойти от инструкций и сделать по-своему?

– Чётких инструкций по постановке диагноза нет. Есть рекомендации по дифференцированному диагнозу – то есть на что мы должны опираться, ставя диагноз. Безусловно, и опыт, и природное чутьё срабатывают не меньше, а порой даже больше, чем знания, – не всё похоже на учебник. Вернее, даже так: ничто не похоже на учебник, и того, как нам преподают в институте, мы «в поле» не встретим. Использовать свое чутьё и творческий подход – одна из основ моей любви к профессии.

– Бывают ситуации, когда родственники дают вам советы, как лечить, потому что они уже не первый раз вызывают «скорую» и пытаются облегчить вашу работу. Вы прислушиваетесь к советам?

– Нет, конечно. Если речь не идёт о совете профессионала, безусловно, нет. Это странно: если вы сами знаете, что и как делать, почему же вы не делаете это сами?

– Когда к дому подъезжает скорая помощь, всегда кажется, что врачи выходят очень неспешно. С чем это связано?

– Пожалуй, с ощущением того, как человек, которому нужна скорая помощь, чувствует течение времени. Никто не будет останавливаться за углом перед вызовом, никто никуда не заезжает по дороге на вызов с момента его получения. Во-первых, это может значительно усложнить нашу работу, потому что мы потеряем время, а во-вторых, это плохая примета… Ощущение «почему они так медленно» – стресс того, кто вызывает, и тех, кто смотрит со стороны. Кроме того, что нам нужно самим выйти из машины, нам нужно взять необходимые приборы, ящик, согласно поводу к вызову, который мы чаще всего получаем в дороге, проверить, есть ли у нас в нём что-то, что нужно взять дополнительно. Это достаточно быстро, но всё равно требует времени, а со стороны кажется, что времени проходит слишком много.

– Как определяется больница, в которую повезут человека, нуждающегося в госпитализации? Есть же пожелания людей…

– Мы не такси и не выполняем желания пациентов. Есть строгая маршрутизация, определённая приказами департамента по здравоохранению. Не потому что пациенту или нам так хочется, а потому что в данный момент именно эта больница имеет все средства для оказания пациенту помощи в нужном объёме в нужное время.

– Бывают случаи, когда при госпитализации человека нужно помогать выносить из квартиры. Раньше этим занималась бригада скорой помощи. Сегодня бригады наотрез отказываются в этом участвовать, даже если речь идёт об одиноком пожилом человеке. Почему так происходит?

– Бригада скорой медицинской помощи не отказывается наотрез в этом участвовать. Ранее в состав бригады входили санитары-носильщики, выполнявшие немедицинскую помощь: что-то подать, организовать транспортировку и так далее. Сейчас в Смоленском районе, да и в городе, в бригаде скорой помощи есть водитель, который не имеет права покидать машину. Он отвечает за высокотехнологичное оборудование, находящееся в ней, – дефибрилляторы, оксигенаторы, и за саму машину, поэтому он не может. Человеческий фактор никто не отменял, но заставлять – вне этого фактора. А медицинский персонал в районе состоит из фельдшера или врача, как правило, женщин, или двух фельдшеров – полутораметрового роста. Это не категоричный отказ – это физическая невозможность выполнить… Сколько раз мы видим в передачах, как хают скорую медицинскую помощь за то, что мы как-то не так несли, «заталкивали» пациента. А иначе невозможно: мы не Гераклы, мы не можем поднять его над головой. Участие посторонних в транспортировке – сложный вопрос: мы все люди и можем оказаться в ситуации, когда нам будет нужна помощь. Мне никто не отказывает – я умею убеждать.

Бояться нужно потом

– Юлия Викторовна, что вы ощущаете, когда на вызове понимаете, что от вас зависит жизнь человека?

– Необходимость действовать. Чувства приходят потом. Это одно из качеств, требующееся для работы в скорой помощи, как мне кажется, – бояться после… Иногда бывает очень страшно и за себя, и за человека, и за то, что происходит вокруг. Но бояться нужно потом, когда всё закончено, работа выполнена. А потом уже и ноги подкашиваются, и холодный липкий пот по спине…

– А мы говорим «циники». Оказывается, нет…

– Если не быть циником в какой-то степени, можно сойти с ума. Но если быть циничным на сто процентов, то ты уже сошёл с ума.

– Вы наверняка выезжали на вызовы к людям, скажем так, неблагополучным. Это всё равно пациент?

– Конечно. И это работает в обе стороны: мне не важно, кто передо мной: бомж или знакомый высокопоставленных лиц. У всех красная кровь, и все одинаково болеют.

– К знакомым тоже приезжали?

– Безусловно. Обычно об этом заявляют с порога, как будто это что-то может изменить – добавить мне знаний в голову, чего-то ещё. К сожалению, нет.

– Не так давно одного из моих родственников госпитализировали, и мы вместе поехали в больницу. Нас долго принимали, и меня удивило, что всё это время бригада скорой помощи находилась рядом. Вы тратите столько времени на то, чтобы передать пациентов врачам больницы?

– Да, это одна из насущных проблем, потому что моментом окончания вызова скорой медицинской помощи является передача пациента не администрирующему персоналу, а непосредственно врачу приёмного отделения. То, что пациента начали оформлять, не является основанием для прекращения нашей работы, хотя по нормативам мы должны ждать не более пятнадцати минут, тридцати – в экстренном случае. Но ситуации бывают разные, и бросить пациента, который нуждается в медицинской помощи, с которым что-то может произойти, пока на него не смотрит врач приёмного отделения, невозможно.

– Продолжая тему нормативов: сколько пациенты ждут скорую помощь?

– Есть время не ожидания пациентом прибытия к нему бригады скорой помощи, а время от получения бригадой вызова до её прибытия к пациенту. Оно должно быть в рамках двадцати минут, мы боремся за уменьшение этого времени, но в труднодоступные районы допустимо, если не ошибаюсь, тридцать-тридцать пять минут. То есть не с момента звонка диспетчеру, а с момента получения вызова бригадой. Если мы говорим о срочности, то для первой – третьей категорий, действительно требующих немедленного вызова, время обычно составляет две-три минуты. Температура может ждать дольше, но не инсульт.

О плохом…

– Ещё одна актуальная тема – припаркованные во дворах машины. Применяется на практике инициатива, что машины специальных служб теперь имеют право чуть ли не расталкивать их? Есть же мнение, что врач не пойдёт пешком…

– От точки высадки врача до точки вызова мы обязаны идти пешком до трёх километров. И мы ходим – с полным оснащением. Особенно это чувствуется в районе: по бездорожью или снежным завалам, если машина не проедет. Машины, припаркованные во дворе, никто не расталкивает. Никто не описал порядок действий, когда ты их растолкал, да и наша машина тоже пострадает.

– Насколько корректно автомобилисты ведут себя на дорогах?

– На наших дорогах пока нет случаев, похожих на то, как «скорые» пропускают в Австрии или Германии. Более того, часто автомобилисты считают возможным пристроиться за скорой помощью с проблесковым маячком, чтобы проехать там, где им удобно, подрезают, обгоняют, несмотря на звуковые и световые сигналы. Пешеходы перебегают непосредственно перед мчащейся «скорой», вынуждая нас тормозить и получать травмы – и врачам, и фельдшерам, и пациентам. Пока ничего не меняется.

– Бывают случаи, когда прямо на улице происходит несчастье, а «скорая», которая проезжает мимо, не останавливается…

– Смотреть по сторонам нас не обязывают, но если происходит ДТП, человек теряет сознание и мы это видим, мы обязаны остановиться и уточнить, нужна ли медицинская помощь. Если наш вызов срочный, мы сообщаем диспетчеру, и он либо меняет наше направление – мы обслуживаем здесь, – либо мы едем дальше, а сюда приезжает другая карета. Это регламентированные действия.

– Есть ли у медицинских работников какая-то официальная защита от агрессии во время вызова? Вы имеете право пользоваться газовыми баллончиками?

– Нет, мы не имеем права носить с собой средства индивидуальной защиты такой формы, но мы защищены законом – наши действия нельзя снимать на камеру. Естественно, угроза нашей жизни и здоровью – уголовное преступление, а оскорбление, унижение достоинства – административное. Но на практике, насколько я знаю, малоприменимо.

– А как часто такое случается?

– Это не ежедневные ситуации, но встречаются часто – от угроз до каких-то физических воздействий.

– Угрожают из-за того, что вы помочь не можете или действуете не так, как хотят? Что провоцирует?

– С порога – долгое ожидание вызова, во время оказания медицинской помощи – действительно, что мы не прислушиваемся к советам. Часто родственники категорично и агрессивно не согласны с поставленными диагнозами, но это чаще относится к наркотическим и алкогольным опьянениям, комам и так далее. Если речь идёт о криминальном вызове, то сама ситуация уже достаточно агрессивна и взрывоопасна: достаётся и врачу, и фельдшеру.

– Если вы приезжаете на вызов, но уже произошло непоправимое, вы разворачиваетесь и уходите?

– Мы обязаны констатировать смерть. Выдаём сообщение, которое затем будет использовано в поликлинике для оформления справки о смерти, разъясняем последующие действия, при необходимости вызываем полицию. Насколько это возможно, оцениваем, нужна ли помощь родственниками, потому что это всегда стресс.

– В случае смерти человека обязательно вызывать скорую помощь?

– Если речь идёт о смерти тяжелобольного, с хронической тяжёлой патологией, онкологического больного, находящегося на наблюдении в поликлинике или хосписе, то справку о смерти может выдать врач поликлиники. Если это происходит в ночное время, в праздничные дни, это может быть полиция, которая вызывает судебно-медицинскую службу, либо скорая помощь. В районе это возложено на службу скорой медицинской помощи.

…и хорошем

– Юлия Викторовна, давайте о добром. Наверняка бывают случаи, когда вам после того, как вы оказали помощь, предлагают чай, например. Вы можете на это соглашаться?

– У нас на это нет запрета, но нет и времени. И это не всегда корректно: это не наши друзья, не наши близкие, не люди, с которыми нас что-то связывает. Мы оказали помощь, мы рады, что смогли помочь, и на этом разрешите откланяться, мы едем дальше.

– Кому вы можете порекомендовать работу в скорой помощи?

– Людям увлечённым, азартным, с острым умом и умением быстро действовать.

– Ваша профессия как-то изменила восприятие мира?

– Да, внесла коррективы в ощущение жизни, её течения, в скорость реакции – не только на работе, научила действовать, одновременно обдумав.

– Юлия Викторовна, в завершение беседы хотелось бы от имени всех смолян поблагодарить вас и ваших коллег. Мы часто не успеваем сказать вам спасибо, потому что эмоции, стресс, потому что мы больше думаем о том, кому вы помогли. А это несправедливо, потому что вы должны слышать как можно больше слов благодарности, ведь если не будет вас, вашей реальной помощи нам, то и наша жизнь будет подвешена на волоске. Спасибо вам!

Александр ЕРОФЕЕВ, Алексей МАТВЕЕВ

Фото: Мария ОБРАЗЦОВА, Алексей МАТВЕЕВ