Земные и космические страсти космонавта Батурина
В минувшее воскресенье гостем редакции «СГ» был интереснейший человек – Юрий БАТУРИН. Лётчик-космонавт Российской Федерации, который дважды работал на орбите – в 1998 и 2001 годах. В общей сложности от провёл в космосе 19 суток. Герой России, известный российский учёный, политолог, профессор МГУ, обозреватель «Новой газеты», секретарь Союза журналистов РФ. В своё время Юрий Михайлович был членом президентского совета Бориса Ельцина, его помощником. Юрий Михайлович знает несколько иностранных языков, а ещё он оператор и кинорежиссёр. Первый фильм «На честном слове и на одном сопле» был показан по центральному телевидению в 1997 году. Второй фильм «Лестница в небо» Юрий Батурин представлял в Смоленске на кинофестивале «Золотой Феникс», который только что завершил свою работу. Даже не верится, что за свои 62 года этот человек так много сумел достичь в жизни. О политике, космонавтике, литературе, кино Батурин повествовал журналистам «СГ», что называется, без утайки.Мечтал стать писателем
– Первую свою заметку в районную газету я написал в 14 лет. Но эта публикация не сохранилась. А первая сохранившаяся была опубликована в районной газете «Вперёд» в Загорске в 1968 году. Когда я учился в школе, думал, что самая лучшая профессия – это писатель. Мне пришла в голову идея, что прежде, чем стать писателем, надо стать журналистом. Но я поступил в Московский физтех, учился физике, математике, на третьем курсе принял решение стать космонавтом. Когда учился, приехал к нам читать лекции Ясен Засурский, легендарный декан факультета журналистики МГУ. Он 50 лет руководил факультетом, считайте, что большая часть журналистов страны – его ученики. Декан тогда согласился взять двух-трёх студентов на вечернее. В физтехе появилось немало желающих учиться на журналистике в МГУ. В институте была своя газета, называлась «За науку», на факультетах выпускались стенгазеты. Устроили творческий конкурс, я тоже участвовал. Но Засурский своего обещания неожиданно не выполнил, сказал: «Пусть каждый занимается своим делом». И это зря, мы же знали науку, и в соединении с творчеством из многих могли бы получиться хорошие журналисты. Сегодня очень мало газетчиков, пишущих о науке. Когда закончил физтех, взял документы и пошёл поступать на факультет журналистики МГУ. Творческий конкурс выдержал. На собеседовании попросили приписное свидетельство, я дал свой военный билет, я был уже лейтенантом (физтех с военной кафедрой). Когда выяснилось, что я уже окончил институт, оказалось, что получить второе высшее не могу. Было постановление Министерства высшего профессионального образования о том, что второе высшее можно получить в случае, если есть необходимость. Работать я пришёл в центральное конструкторское бюро экспериментального машиностроения, сейчас это ракетно-космическая корпорация «Энергия» имени С.П. Королёва. Это было в городе Калининграде (подмосковном), который сегодня называется город Королёв. И там была своя газета «Калининградская правда», стал с ней сотрудничать. Через два года мне дали бумагу, что мне необходимо получить журнали¬стское образование. После этого я поступил на вечернее отделение факультета журналистики МГУ. Закончил его, с 1990 года стал там преподавать, сейчас профессор Московского государственного университета.
– Вы обозреватель «Новой газеты», почему именно этого издания?
– Оно только начиналось, и так уж случилось, что я стал писать, помогать редакции. В 1993 году, в конце сентября, это была единственная газета, которой Борис Ельцин дал интервью. Они меня об этом попросили, в то время я был помощником Ельцина. Я ему сказал, что надо лично дать интервью оппозиционной газете. Он подумал и согласился. В «Новой газете» я чувствовал единомышленников, близких мне по духу людей. И вот наступил 1997 год, когда меня без всякого предупреждения президент уволил с поста секретаря Совета обороны, а потом я перестал быть и его помощником. Средства массовой информации об этом сообщили, телевидение тоже, и звонки мне прекратились. В тот день мне позвонили всего два человека… Это вполне понятно, но зато прислали удостоверение на моё имя из «Новой газеты», сделав приписку, что в редакции рабочий стол меня ожидает. Это стоит дорогого. С того времени я и стал обозревателем «Новой газеты». Когда подошло время космического полёта, редактор «Нового времени» Муратов заказал мне специальное удостоверение, которое крепилось на форму. Когда я вернулся из первого полёта, говорили: мол, как ты можешь устраивать такой пиар «Новой газете»? Могли предъявить иск газете, разорить её, но обошлось. А я в космосе работал как журналист-профессионал.
Смысл жизни
– Было два закона о печати, соавтором которых я являюсь. Союзный закон о печати был принят 12 июня 1990 года и вступил в силу
1 августа. У меня день рождения 12 июня, и лучшего подарка я ещё ко дню рождения не получал. Писали его Михаил Федотов, Владимир Энтин и я. Когда прошло уже месяца два практической работы закона, мы поняли, что в нём много пробелов. Поэтому решили разработать российский закон о печати, учесть все недостатки предыдущего. И написали! Он был принят в самом конце декабря 1991 года, буквально через три дня после распада Союза. Делали в расчёте на то, что он будет работать вместе с союзным законом. Он не противоречил ему, просто получил развитие. Этот закон работает до сих пор. Он был принят раньше Конституции РФ. Практически это был первый российский закон. Нет другого такого, который бы действовал два десятилетия. Я считаю это главным делом своей жизни.
– Главнее космонавтики?
– А что космонавтика? Были космонавты, придут новые, слетают и сделают то, что необходимо. Но это же я сделал для страны, общества, закон о печати и других средствах массовой информации как никакой другой продвинул демократию вперёд. Если бы я не стал космонавтом, кто-то бы другой полетел в космос. А такой закон, тем более в то время, сделать, думаю, никто не мог, поэтому и считаю это главным делом.
– Какой период жизни считаете самым интересным?
– Самым по-человечески приятным я считаю период подготовки к полёту в космос. 12 лет в Звёздном городке и два полёта. Счастливый период!
Гагарин в космосе!
– Как вы после работы в аппарате президента смогли стать космонавтом?
– Я проработал в аппарате президента четыре года. Что такое четыре года, если учесть, что я проработал почти десять лет в «Энергии», 12 лет в Звёздном городке, в отряде космонавтов. Получается, что я более 22 лет отдал космонавтике. Четыре года политической жизни – это лишь эпизод в моей биографии. Если бы после того, как я был помощником президента России, я стал бы вице-президентом какого-то банка, сидел бы на больших деньгах, никто бы не удивился. Это считалось нормой. Но если я решил стать космонавтом, то это вызывает удивление.
В детстве, примерно с третьего класса, я собирался стать лётчиком, прочитал всю имеющуюся литературу, хорошо представлял себе конструкцию самолёта. И прекрасно помню 12 апреля 1961 года. Я был в этот момент у бабушки с дедушкой в Вербилках, в ста километрах от Москвы. Читал книгу, по радио передали, что скоро будет важное сообщение. Бабушка всё просила меня сбегать за молоком, а я не отходил от приёмника. И вот слышу, что первый человек в космосе! Юрий Гагарин! Тогда я сразу решил, что если буду лётчиком, то впоследствии смогу стать космонавтом. Однако в конце школы у меня уже была лёгкая близорукость, в лётную школу меня бы не взяли. Тогда я стал думать о других профессиях и решил, что лучшая – писатель. Но поступил в физтех. Когда стали летать гражданские инженеры в космос, я понял, что и у меня есть шанс.
– Этот год объявлен Годом космонавтики, 50-летия полёта первого человека в космос. Ваше отношение к Юрию Гагарину?
– Трудно говорить о людях, которых не видел. Германа Титова, Андрияна Николаева, Павла Поповича, Алексея Леонова и многих других я знал и знаю. Гагарин, конечно, хотел стать первым, как все они хотели. Но он не понимал, что произойдёт. Если бы понимал, то, может быть, даже пропустил бы кого-нибудь вперёд. После того как он приземлился, закончилась, простите, жизнь Юрия Алексеевича Гагарина. Дальше он уже был винтиком в большом механизме, а это уже в ущерб личности. Может, он становился собой лишь дома или в кругу друзей? Человеческая жизнь в обычном понимании для него закончилась, для людей Земли Гагарин был на уровне святого.
Сон
– Я, молодой специалист, закончивший Московский физтех, пришёл работать в Центральное конструкторское бюро машиностроения, в королёвскую фирму. Проходят испытания, начинается обсуждение, как работали системы, что надо дорабатывать, и вот ночью мне снится сон. Вижу, запустили корабль, вернулись в отдел, стали обсуждать результаты, и начальник отдела говорит, мол, в принципе всё ничего, но одну систему не удавалось включить, каждый предлагает внести какие-то изменения, но говорят, что всё уже пробовали. Выход один: лететь и чинить её на месте. И встаёт вопрос: кто хочет лететь? Говорю: я. Начальник отдела отвечает: «Это будет секретный полёт, ты летишь, садишься, выполняешь необходимое и возвращаешься обратно». Сажают меня в корабль, в какой-то момент я должен выйти на орбиту. Это всё во сне, я вышел на орбиту. Невесомость. И через много-много лет, спустя почти четверть века, когда состоялся мой первый полёт, мы выходим на орбиту, я вспомнил этот сон. Для космонавта переход к невесомости выглядит так, как для каждого из вас – кувырок вперёд и кувырок назад. И я вспоминаю, что всё это уже пережил во сне. Этого я знать никак не мог, пока сам не пережил состояние невесомости. Вот такое предвидение, что ли.
Страх перед полётом был
– Большие нагрузки были перед полётом в космос. Но я себя так настроил, что всё удавалось. Оглядываешься назад и думаешь: как удалось выдержать?
– Страшно было лететь в космос?
– Если кто-нибудь скажет, что в космос лететь не страшно, не верьте. Вот сейчас упал «Прогресс», в октябре должна лететь следующая экспедиция, как вы думаете, каково психологически экипажу садиться в корабль, когда та же самая ракета упала? Это очень трудно. Но первый раз я ощутил не страх, а то, что меня колотит за неделю до полёта, когда мы вылетали на Байконур из Звёздного городка. В Звёздном экипаж традиционно провожают, говорят тосты, хотя никто не пьёт. И заключительный тост произносят члены экипажа. Когда дошло дело до меня, горло перехватило, чувствую, меня колотит. Ближе к старту я ощутил то же, что рассказывали другие космонавты. За два-три дня они уходят в себя, отвечают, реагируют, но видно, что они уже не здесь, а где – никто не знает. Это особое состояние, наверное, тоже связано со страхом. Когда экипаж садится в корабль, программа подготовки ракеты к пуску такова: экипаж ещё два часа сидит в корабле. И мысли в голову приходят… На земле это понимают и стараются отвлекать экипаж музыкой, разговорами. Каждый человек, решивший стать космонавтом, знает, на какое опасное дело он идёт, заранее степень опасности сознаёт. Однако чувство страха вполне функционально, оно не зря дано человеку. В этот момент могут произойти две вещи: либо страх тебя сковывает, либо ты начинаешь думать, какая нештатная ситуация может произойти и как из неё выходить. И начинаешь думать вперёд. Когда ты так настроен и работаешь, страха нет. Я как-то залез в спальный мешок после напряжённого дня, лежу и думаю: куда же меня занесло? И тонюсенькая стенка – в несколько миллиметров – корабля отделяет тебя от пустоты, любой микрометеорит может прошить и эту стенку, и тебя насквозь. Как у Высоцкого: «На этих скоростях песчинка обретает силу бури». А скорость – 28 тысяч километров в час! Космонавт должен доверять технике, иначе и в корабль садиться не стоит.
Спасибо родителям и деревне
– Я попал в космонавты как инженер. До этого я примерно год проходил разные медкомиссии, прыгал с парашютом. Мне ведь было за 40, и оказалось, что я подхожу по состоянию здоровья. Когда прошёл главную медицинскую комиссию, у меня врач спрашивает: «У вас родители живы?» Я ответил: «Мама, а отец уже умер». Он посоветовал мне купить огромный букет роз и подарить своей маме, потому что родители генетически передали здоровье. И мне дали добро на спецподготовку. Я в тот день около полуночи у трёх вокзалов купил огромный букет роз, прихожу домой, у мамы в комнате света нет, ставлю розы в вазу. Она, как оказалось, не спит. Спросила о цветах, в честь чего. Ответил, что без повода могу же я подарить своей маме цветы. Она засомневалась, и я не решился ей сказать, что прошёл отбор в космонавты. Но не только гены помогли. Один мой коллега, космонавт Александр Серебров считает, что космонавтом его сделал Иссык-Куль. Тренировочно-восстановительная база космонавтов находилась там. Горный воздух, прекрасная вода. А меня космонавтом физически сделала деревенская жизнь. Когда я окончил четвёртый класс, принял своё первое мужское решение: сказал родителям, что хочу от них уехать жить и учиться у бабушки в деревне Вербилки. Дедушка с бабушкой были учителями. Мне очень нравилось в деревне. Родители разрешили, и я рос на реке, в лесу, всё время на свежем воздухе. Молоко парное, еда настоящая, свежая, свойская. Там я прожил четыре года. Так что космонавтом в плане здоровья меня сделали не только гены, но и деревенская жизнь.
Такой разный Ельцин
– Ваше мнение о Борисе Ельцине?
– Можно говорить о разных Ельциных. Я знал не всех. Впервые увидел Бориса Николаевича в 1991 году, в момент Ново-Огарёвского процесса. Мне он тогда показался не очень образованным, но хитрым, себе на уме крестьянином. Я видел, как обсуждался Ново-Огарёвский процесс, довольно сложный. Горбачёв – юрист, рядом с Горбачёвым сидит его советник академик Кудрявцев, тоже юрист. А Ельцин – строитель, каково ему в этих хитро¬сплетениях разобраться? Но он искал какие-то другие способы, с помощью которых мог бы достойно выстоять. «Подписывай, Борис Николаевич», – говорит Горбачёв. Ельцин согласился, но подал бумагу со своим особым мнением, которую ему Шахрай написал или Бурбулис. Вот ведь как разумно поступил! Он был человеком, который искал выход из трудных положений и находил его. Совсем другой Ельцин – это уже после распада Союза. Президент России. В этот момент его наблюдал как журналист, я работал тогда на телевидении. И ничего не мог подметить, кроме того, что видно снаружи. В 1993 году я стал членом президентского совета и тогда стал вхож к Ельцину, увидел многое изнутри. Это было интересно. Потом Ельцин предложил мне стать его помощником. Это был наиболее интересный Ельцин, потому что я видел человека, который имеет своё мнение, кроме того, у него была сильная интуиция. С ним можно было вести полемику, не соглашаться. В 1996 году – болезнь, выборы, он стал резко меняться. До выборов он не был уверен в сохранении своей власти, а тут победа! И он вошёл в другое состояние: как бы стоял на берегу океана, и волны истории подкатывались к его ногам, уже о конкретной политике не думал. Пришли другие люди в администрацию президента, наступило время пиара. Пиарщики и заняли места, а нам там уже места не было. Мне неинтересно стало с ним работать. Но я благодарен Ельцину за три года работы – с 1993-го по 1995-й, когда была политика, политическая борьба, крупные фигуры. Я смог пройти политическую школу в реальных условиях.
– Звезду Героя России вам Ельцин вручал?
– Нет, он меня не хотел награждать. Ельцин меня не хотел пускать в космос, я его ослушался. Я обязан был сказать Борису Николаевичу, что прохожу отбор в отряд космонавтов. Пришёл к нему и сказал, что в будущем, когда не буду нужен вам, хотел бы продолжить заниматься космонавтикой. Он одобрил. Хороший получился разговор, окрылённым ушёл от него, а на следующий день был уволен. Думаю, не сам Борис Николаевич это придумал, ближайшее окружение решило, что это уж слишком, когда кто-то выпячивается. Уволили, я ушёл в центр подготовки космонавтов. Через какое-то время Ельцин меня пригласил, руководитель протокола Шевченко его убедил, что со своими помощниками негоже расставаться, не поговорив лично. Встретились мы, подарил он свою фотографию с автографом, после этого мне была предложена должность посла в НАТО. В те времена послом в НАТО был посол, находящийся в Бельгии. Это означало, что меня назначат послом в эту страну. Я отказался. Борис Николаевич не привык, чтобы ему отказывали. В той системе координат назначение послом в европейское государство было высоким назначением. Но я уже закусил удила, уволили – значит уволили. Я сам теперь занимаюсь своим будущим. А звезду Героя России мне вручал Путин после моего второго полёта.
Лестница в небо
– Юрий Михайлович, расскажите о том, как вы сделали свой фильм «Лестница в небо»?
– Создание фильма не входило в мои планы космонавта-исследователя. Но в процессе подготовки к полёту и во время пребывания на орбитальной станции «Мир» я не расставался с фотоаппаратом и видеокамерой. При просмотре космической части видеоархива, уже после полёта, возникла идея создать фильм. Несколько месяцев понадобилось на подбор видеоматериала для будущего 52-минутного фильма. Интереснейших кадров было значительно больше, и пришлось многое урезать. После года кропотливой работы принёс готовую ленту на телевидение. НВТ взяло с условием, что титры к фильму будут сделаны компьютерной графикой в стиле канала. Начался тяжёлый труд по оформлению массы бумаг, которые необходимы для запуска ленты в эфир. Фильм сделан в стиле «фронтового оператора». Он о тех людях, которые воздвигают лестницу в небо и стремятся взобраться по ней в космос. Считаю выразительными эпизоды фильма, запечатлённые во время тренировок экипажей, предстартовой подготовки, прощания с родными, друзьями. В фильме переданы мгновения старта, выхода на орбиту, стыковки и встречи с друзьями в бескрайнем звёздном океане. О жизни в звёздном доме, оснащённом научной аппаратурой, буднях его обитателей зритель, думаю, получит достоверное представление. В фильме нет постановочных кадров, лишь один эпизод – обед в условиях невесомости на борту станции – выполнен специально на камеру. Фильм изобилует уникальными кадрами, которые зрители до сих пор не могли видеть нигде, – это съёмки в корабле «Союз ТМ» на первом витке после выведения. Мне пришлось их снимать в скафандре и перчатках. Меня до сих пор впечатляют потрясающие по своей красоте космические пейзажи, виды нашей голубой планеты, запечатлённые из иллюминаторов корабля «Союз» и орбитальной станции «Мир».
Этот фильм не о конкретных экипажах, это рассказ о профессии космонавта. Музыку для фильма написал композитор Павел Овсянников, главный дирижёр президентского оркестра. Песню «От гагаринского старта...» специально к фильму написал и исполнил мой друг Михаил Федотов. Особую благодарность хочу выразить своему главному помощнику по созданию фильма – монтажёру и сорежиссёру Дмитрию Щербинину. Хочу, чтобы как можно больше зрителей увидело фильм.
