Девочка и Жизнь
Взгляните на фото – ребёнок на нём уникален. Это первый человек на Земле, который выжил после отравления бледной поганкой. История юной уроженки Белоруссии Лианы Буйновец трагична и удивительна. Когда девочке было 19 месяцев, её угостили грибами. За столом собрались три поколения семьи: вернувшись из леса, решили устроить пиршество. Вот только среди трофеев, на беду, оказалась бледная поганка. У тех, кто отведал её, шансов не было никаких…Вот как описывает действие яда бледной поганки известный русский поэт и писатель Владимир Солоухин в книге о грибах «Третья охота», которая принесла ему заслуженную славу: «По-настоящему в наших лесах ядовит и беспощаден один только гриб. Называется он бледная поганка. Если сравнивать со змеями (после укуса гадюки человек чаще всего выживает), то бледную поганку можно сравнить только с гюрзой или коброй. Пожалуй, она даже страшнее, потому что бывали всё же случаи, когда после укуса и этих змей человека вылечивали при помощи специальных сывороток. Такие случаи, вероятно, редки, но они были. Зато не удалось ещё спасти ни одного человека, съевшего бледную поганку.
Все лекарства мира бессильны против неё. Это зависит не от того, что её яд сильнее яда гюрзы, но от того, что этот гриб коварнее змеи, хотя змея в человеческом представлении олицетворяет коварство.
Коварство бледной поганки состоит в том, что много часов после рокового ужина или обеда съевший поганку не замечает никаких признаков отравления. Никакого беспокойства, никаких тревог. А между тем яд делает своё дело. Потом появляются признаки, но тогда уже поздно».
Основной яд этого гриба – фаллоидин, а основной мишенью его воздействия выступает печень. К моменту появления признаков отравления (самое раннее – через шесть часов, а то и через двое суток) печень оказывается фактически полностью и безвозвратно разрушенной. А без печени человек жить не может.
Притом смертельные дозы яда малы – для отравления кошки достаточно четырёх миллиграммов (меньше веса советской пятикопеечной монеты), собаки – 25 граммов. Для взрослого человека летальная доза составляет 30 граммов. А какова доза для полуторагодовалого ребёнка?
Тем не менее Лиане удалось выжить. Как? Об этом рассказывает кандидат медицинских наук Олег Руммо, руководитель Республиканского научно-практического центра трансплантации органов и тканей (Минск, Беларусь):
– Мы решились на сложную операцию – полностью удалили поражённую ядом печень и пересадили девочке другую. Естественно, возникает вопрос: где вы взяли печень малолетнего ребёнка? Донором выступил восьмимесячный мальчик. Он упал с высоты, травмы были не совместимы с жизнью. Вот его-то печень мы и пересадили Лиане.
– !!! ???
– Да, в Белоруссии разрешено посмертное (трупное) донорство у детей. И только благодаря этому Лиана сейчас жива.
Лиана с матерью Юлией (она не участвовала в злосчастном обеде) – частые гости в Республиканском центре. Медики не только наблюдают юную пациентку, что, учитывая уникальность операции, необходимо, но и дарят ей игрушки, стараются устроить девочке праздник, и это им удаётся. Лиана реагирует на происходящее так же, как и любой другой ребёнок её возраста.
– Лиана – первый и самый сложный наш пациент, перенёсший отравление бледной поганкой, но не единственный. Ещё двум белорусам проведены аналогичные операции. Эти люди тоже живы, – продолжает доктор Руммо. – В России, насколько мне известно, все случаи отравления бледной поганкой заканчиваются фатально. В других же странах грибы не столь популярны, или бледная поганка у них не растёт. Таким образом, наш случай с Лианой исключителен в мировой практике.
Республиканский центр трансплантологии существует на базе типовой многопрофильной городской клинической больницы. Он оборудовался около двух лет и был сдан под ключ в последний день 2009 года. А уже с 5 января 2010-го начал работу.
С момента открытия центр провёл более ста операций по пересадке печени, а это очень сложная и дорогостоящая операция. Пересадок почек, что относительно проще, сделали ещё больше. Сегодня центр на сто процентов закрывает потребности граждан Республики в трансплантационной помощи, для которых такая помощь бесплатна. Вместе с центром трансплантологии на базе больницы работает другой республиканский центр, занимающийся кровью.
Государство вложило в центры немалые деньги, выделенные в рамках целевой программы. Достаточно сказать, что стоимость одной операционной, где производятся трансплантации, составляет около одного миллиона долларов. Зато хирургу, который работает у стола, здесь комфортно. Он может запрограммировать себе любые условия – от температуры и влажности окружающего воздуха до громкости любимой музыки, если ему необходимо. Как признают врачи, всё это немаловажно, когда стоишь у стола по 10-12 часов.
Такого же уровня здесь и палаты интенсивной терапии, другие специализированные помещения. Даже залы, где происходит обучение студентов, оборудованы по самому последнему слову техники. Всю «картинку» действий хирурга как на общем, так и на крупном плане будущие трансплантологи получают по каналам видеосвязи, находясь в соседнем помещении, а не в самой операционной, как практиковалось испокон веков.
Отдельное слово – персонал. Многие врачи центра – не только самые лучшие, но и… молодые. Тридцать, тридцать с хвостиком. По мнению руководства, молодость даёт им необходимые амбиции для роста в профессии и науке. Ну а материальный достаток… Как было замечено, даже после экономического кризиса они остались по белорусским меркам весьма обеспеченными людьми.
Высокие, прорывные медицинские технологии – одно из приоритетных направлений инновационного развития Республики. Спрос на них явно имеется как внутри страны (население Белоруссии не молодеет), так и за её пределами, где та же тенденция. Белорусские медицинские центры через определённое время имеют все основания выйти на позиции конкуренции с ведущими клиниками Европы, считают в национальном правительстве.
Однако возвратимся к случаю с Лианой. Весь ужас ситуации состоит в том, что если бы беда случилась с девочкой-россиянкой, то даже при наличии квалифицированных врачей, которые смогли бы провести трансплантацию, а также при наличии донора печени такая операция была бы невозможна, и ребёнок бы неминуемо умер. А всё потому, что трупная трансплантация детских органов в России законодательно запрещена. И запрет этот, увы, вполне обоснован.
Почему? Нетрудно догадаться: есть опасения, что после снятия запрета наших детей начнут «разбирать» на органы. А в Белоруссии такого опасения нет?
– Я всю жизнь живу в Беларуси и знаю, что если бы у нас кто-либо совершил хоть малейшее движение в данном направлении, его действия были бы быстро пресечены правоохранительными органами, а сам он – жестоко наказан (напомним, в Белоруссии применяется смертная казнь. – Прим. авт.). Но что происходит в российской глубинке, в окраинных регионах, мне трудно судить, – говорит доктор Руммо. – У нас забор органа трупа обставлен огромным количеством формальностей. На сопроводительных бумагах должны стоять подписи специалистов и не только, вплоть до подписи прокурора. Только такой орган попадает в наш центр и будет в дальнейшем использоваться для пересадки. При этом всё делается оперативно. Более того, наши правоохранительные органы следят за тем, чтобы граждане Беларуси были обеспечены донорским материалом. То есть во время проверок лечебных учреждений, которые нередки, они могут задать – и задают – вопрос: а почему у вас труп не используется как донор? Почему вы не провели необходимые действия? Вот так!
Может, поэтому в России на один миллион человек проводится десять трансплантаций в год, а в Белоруссии – 27.
– Но всё-таки! Вот известен же прецедент Косова, где ныне пришедшие к власти полевые командиры во время войны занимались изъятием органов и последующей их перепродажей, то есть действовали как «чёрные трансплантологи», – спрашивали российские журналисты.
– Действительно, факты изъятия органов на территории Косова имели место. Однако сейчас выясняется, что доноры давали согласие на проведение таких операций за определённую плату. Аналогичные действия проводились и на территории других стран. В общем, люди «продавали почки» из-за ужасающего материального положения. Но я категорически против таких практик. Кстати, трупное донорство позволяет этого избежать, – отвечает доктор. – А вообще, неосторожно сказанное слово может существенно повлиять на такую этически сложную сферу, как трансплантология. Например, «благодаря» программе Аркадия Мамонтова, в России на несколько лет прекратились операции. Его «дело чёрных трансплантологов» в конце концов развалилось в суде, но десятки, может, сотни людей умерли, так и не дождавшись пересадок, которые были «заморожены» на период расследования и правового разбирательства. Кто за это ответит?
– Трансплантология, как уже замечено, порождает непростые отношения в сфере этики. Есть ли в Белоруссии ограничения на посмертный забор у тех или иных категорий людей?
– Формально ограничений нет, за исключением одного. В Республике есть так называемая база данных несогласных, куда человек может себя произвольно вписать, позвонив в медучреждение или отправив заявление. Родственники тоже могут отказаться за покойного. И ещё мы не забираем органы у военных и сотрудников силовых структур, погибших при исполнении, но это уже просто наш негласный корпоративный запрет… А что касается родителей того мальчика, чей орган спас Лиану, – понятно, мы с ними разговаривали. И они, к счастью, дали своё согласие…
Масштабные инвестиции и современная правовая база позволяет Белоруссии опережать наших медиков по целым направлениям. Остаётся только надеяться, что правительства двух стран придут к соглашениям, которые позволят использовать услуги белорусских центров для спасения жизни и сохранения здоровья россиян. Как-никак в Союзном государстве живём, да и для обеих сторон это может быть экономически выгодно.
Автор благодарит отдел информационного обеспечения Департамента социальной политики и информационного обеспечения Постоянного комитета Совета министров Союзного государства РФ и РБ и Национальный пресс-центр Республики Беларусь за содействие в подготовке материала.
