Щелкановские помещики
Кто нынче знает деревню Щелканово, что в Монастырщинском районе? Разве только живущие в непосредственной близости от неё. В самом же Щелканове жителей можно перечесть по пальцам. Впрочем, как и во многих других деревнях, волею судеб оказавшихся вдали от проезжих дорог.А в начале двадцатого века Щелканово - большое село, расположенное на Старокиевском почтовом тракте, в 45 километрах от уездного города Красный. В нём проживало более ста тридцати крестьян, имелись мельница, сукновальня, работали земская школа и школа грамотности. К услугам местных жителей были мелочная, бакалейная и казённая винная лавки, регулярно устраивались базары. Благодаря плотине, построенной на речке Польне, образовался большой пруд. На обращённых к нему склонах зеленел роскошный сад.
Но главным украшением села стала церковь во имя Казанской Божьей Матери, построенная в 1847 году quot;тщаниемquot; лейб-гвардии полковника Петра Петровича Колечицкого. Даже руины этого здания дают представление о его былом величии. Массивный объём постройки, колонны, поддерживающие портики, внутренняя колоннада – всё говорит о размахе, с которым возводился храм. Свидетель этого строительства, сосед по имению Н.А. Щеховской в своих мемуарах, опубликованных в журнале quot;Русская старинаquot; в 1895 году и озаглавленных quot;Воспоминания, мысли и признания человека, доживающего свой век, смоленского дворянинаquot;, пишет: quot;Помню я… с какою любовью и заботливостью был занят старик постройкою новой каменной церкви, почти на самом дворе его усадьбы; он почти целые дни присутствовал на работах и даже, несмотря на свою тучность, иногда лазал вверх по доске со ступеньками. Когда церковь была окончена, то на освящение ея он созвал множество гостей, целый день был в самом благодушном настроенииquot;.
О самом Петре Колечицком автор воспоминаний пишет подробно и с большой симпатией, называет его старинным русским барином, quot;каких теперь уже не увидишь нигдеquot;. Действительно, было в характере этого человека нечто патриархальное, выражавшееся в простоте и доброте, но одновременно в самодурстве и сумасбродстве. Например, любил Пётр Петрович, отставной полковник Преображенского полка, герой Бородинского сражения, участник заграничных походов, вспоминать былые годы. А для пущей наглядности производил quot;батальонные учения целой толпы крестьянских мальчиков, которыми он сам командовалquot;. Правда, все эти quot;ученияquot; сводились к тому, что подростки, quot;сбившись в кучу, топтались по широкому лугу перед балконом, а при какой-нибудь уже очень энергичной команде, как угорелые, совались из одного конца в другойquot;.
Или другое развлечение – крестьянские свадьбы, которые щелкановский барин обожал устраивать. Всё проходило по установившемуся ритуалу: обвенчавшаяся пара должна была со всем свадебным поездом явиться пред светлы очи Петра Колечицкого. А он читал молодым длинное поучение, затем одаривал от щедрот своих, после чего на том же дворе перед усадебным домом всем предлагалось угощение.
Ещё любил Пётр Петрович перекинуться в картишки, хотя и не всегда с выгодой для себя. Таковая слабость зафиксирована в амбарных книгах, которые весьма скрупулёзно вела его жена Анастасия Ивановна, делая по этому поводу лаконичную запись: quot;Проиграно Петром Петровичемquot;.
Но в целом современники Пьера Колечицкого отзываются о нём тепло, не случайно избирался он предводителем уездного дворянства. И вообще слыл хлебосолом, гурманом и говоруном. Это подтверждает и его внучка Анна Алексеевна Рачинская, которая помнила, что дед был quot;живой, весёлый, непрактичный, хотя и неглупый, но узких крепостнических взглядов помещика, добродушно из педагогии секущего слуг, и при этом любящий, восторженный, сентиментальный муж и отец, полная противоположность своей высокоумной, образованной, передовой женеquot;.
Действительно, Анастасия Ивановна, в девичестве Лыкошина, оставила о себе память как о личности незаурядной. И хотя большую часть жизни она провела в смоленской глуши: в детстве - в Козулине Бельского уезда, имении родителей, после замужества семнадцать лет прожила в поместье мужа Щелканове, потом перебралась в Бобровку Бельского уезда, доставшуюся ей по наследству, – язык не поворачивается назвать Анастасию Ивановну провинциальной дворянкой. И дело даже не в образовании, которое сводилось к традиционному для того времени домашнему обучению. И не в постоянном желании нашей героини самосовершенствоваться, что отразилось в её дневниковых записках, да и в практических делах. Не последнюю роль сыграл, скажем так, генетический фактор, а именно смешение кровей таких известных родов, как Татищевы, Станкевичи, Якушкины, Лесли. К знакомству с А.И. Колечицкой стремились люди, составлявшие цвет русского общества, её добрым расположением гордились те, кто сам находился на пике популярности. Чего только стоит письмо А.С. Грибоедова, адресованное Анастасии Ивановне: quot;Мадам! Непременно мы будем иметь честь явиться к вам… Я радуюсь предстоящему удовольствию провести с вами несколько приятных часов. Ваш слуга Грибоедовquot;.
Вот такие они были, щелканов¬ские хозяева, супруги Колечицкие: отважный офицер, но простецкий человек Пётр Петрович и живущая напряжённой духовной жизнью, умная, независимая Анастасия Ивановна. Однако, несмотря на явный мезальянс, представляли они пару дружную, любящую. Что не мешало Анастасии Ивановне, по выражению всё того же соседа Щеховского, quot;держать своего шаловливого мужа в ежовых рукавицахquot;. А когда quot;шаловливыйquot; Пьер из бельской Бобровки сам приезжал в краснинское Щелканово, вёл он себя quot;и веселее, и любезнее, и было заметно, что он как будто отдыхает, в присутствии же супруги делался совсем другим, и иногда жалко было видеть, с какою робостью смотрел он на неё, накладывая себе на тарелку лишний кусок, так как Н-я И-а постоянно и неутомимо следила за ним, чтобы он не объедалсяquot;. Вот они - издержки браков с умными женщинами.
У Колечицких была единственная дочь Анна, или Анинька, как её именуют в семейных документах, вышедшая замуж за Алексея Антоновича Рачинского, родного дядю замечательного русского педагога Серегея Александровича Рачинского. Но она предпочитала Щелканову своё бельское имение, уже ранее упомянутую Бобровку. А в Щелканове жил её сын Николай Рачин¬ский, работавший в Смоленске губернским секретарём. От него имение перешло к смоленскому присяжному поверенному Никандру Ивановичу Верховскому, старший сын которого был женат на дочери Н.А. Рачинского Александре.
Колечицкие, Рачинские, Верховские… В начале семнадцатого века их предки пришли на Смоленщину со своим польским королём, получили от него вотчины за верную службу, осели на Смоленской земле и не захотели возвращаться назад, когда западные приграничные территории опять ушли под власть Москвы. Ян и Андрей Колечицкие quot;с Щелкановщиныquot; упоминаются среди тех, кто находился в 1654 году в Смоленске, осаждённом войсками царя Алексея Михайловича. Однако после сдачи города, трезво оценив обстановку, они дали присягу уже русскому царю и таким образом оставили за собой все привилегии и земли на Смоленщине. В том числе и Щелканово, где в 1682 году Андрей Колечицкий построил деревянную церковь. Примерно так же сложилась судьба и многих других смоленских шляхтичей, объявившихся на наших землях в качестве захватчиков, но затем верой и правдой служивших русскому царю и своему новому Отечеству.
Что же касается Щелканова, этому селу везло на умных, деятельных и во многом выдающихся помещиков. Вот хотя бы дети Никандра Верховского – Вадим, Юрий, Лидия. Все они оставили в нашей, уже советской истории яркий след. Лидия Верховская (1882-1919 гг.) получила известность как прекрасная художница, иллюстратор детских книг. Вадим Верховский (1873-1947 гг.) стал учёным-химиком, профессором, заслуженным деятелем науки РСФСР, действительным членом АПН СССР. Он является первым в истории России доктором педагогических наук по методике обучения химии, по его учебникам училось не одно поколение. И до настоящего времени актуальна созданная им программа систематического курса химии. Его жена, упомянутая выше Александра Николаевна, в девичестве Рачинская, проработала в послереволюционные годы воспитательницей детского сада. И никто из её сослуживиц не подозревал, что некогда она была довольно состоятельной помещицей, которой принадлежали имения в Бельском и Краснинском уездах.
Юрий Верховский (1878-1956 гг.), quot;Слон Слоновичquot;, как шутя называли его друзья, - поэт-символист, переводчик, литературовед, известный пушкинист. Он дружил с Александром Блоком, который посвятил ему несколько стихотворений. О поэзии своего товарища Блок однажды выразился так: quot;верный чертёж — и слабый нажимquot;. Тем не менее Юрия Верховского как поэта, как умного, образованного человека ценили
Н. Гумилев, Вяч. Иванов, М. Кузмин и многие другие столпы quot;серебряного векаquot;.
Сыновья Никандра Верховского первоначальное образование получили в Смоленской классической гимназии, затем поступили в Петербургский университет и блестяще окончили его. Но со Смоленском Верховские были связаны не только годами учёбы. Уже проживая в Петербурге, лето братья проводили в своей усадьбе Щелканово. Здесь они устроили своего рода литературный салон, собиравший молодых писателей и поэтов из числа золотой столичной молодёжи. Результатом этих встреч стал литературный сборник, изданный в Санкт-Петербурге в 1905 году с пометкой на титульном листе: quot;Издательство Щелкановоquot;. Таким образом братья Верховские указывали на свой и других авторов сборника источник вдохновения – отцовское имение.
С Щелкановым пусть косвенно, но всё же связано имя Александра Трифоновича Твардовского. Дело в том, что в метрической книге записи родившихся в 1881 году и крестившихся в церкви села Щелканово Краснинского уезда зарегистрировано рождение его отца – Трифона Гордеевича. И ещё один смоленский поэт называет Щелканово своей родиной – Сергей Михайлович Машков. В воспоминаниях он пишет: quot;Я родился в селе Щелканово Монастырщин¬ского района. Сегодня от него не осталось ни кола ни двора. Но когда-то это было большое торговое село. И, можно сказать, историческое: в 1812 году здесь останавливался Кутузов, когда шёл с войском на Красный. Жил здесь Юрий Никандрович Верховский, и созданное в Петербурге издательство они с братом так и назвали - quot;Щелкановоquot;.
Нет, всё-таки было в атмосфере этого места нечто такое, что побуждало людей к поэзии, творчеству, духовному осмыслению жизни. В сегодняшнем Щелканове вас вряд ли посетит вдохновение. Тоску – вот что вам предстоит испытать в этой практически мёртвой деревне. И отнюдь не по прошумевшим шляхетско-дворянским столетиям, а по утраченным красоте и гармонии. О них напоминают одичавший яблоневый сад с никому не нужным урожаем, руины величественного храма, заросший парк, обмелевший пруд, фундамент барского дома. Здесь когда-то жили люди, старавшиеся сделать свою жизнь осмысленной и полезной обществу. Но с тех пор многое изменилось.
