Забытая кража в соборе
Криминальная хроника остаётся очень популярным жанром у читателей нашего времени, и так было во все времена. Некоторые из преступлений к тому же буквально будоражили всё смоленское общество. Об одном из них – краже в Свято-Успенском кафедральном соборе, произошедшей в ночь с 6 на 7 октября 1878 года (по старому стилю. – Прим. авт.), – сохранились сведения в архивных фондах и публикациях газет за 1878 год.
В то время покушение на церковное имущество и святотатство было в России крайне редким, тем более в провинциальном, патриархальном Смоленске, да ещё в главном кафедральном соборе губернии. Преступление вызвало общественное негодование во всей России, не говоря уже о нашем городе. О нём в 1878 году неоднократно писали газеты не только Смоленщины («Смоленский вестник»), но и пресса Москвы и Санкт-Петербурга. Недоумение вызвали также обстоятельства кражи: когда вечером 6 октября собор закрылся, всё было в порядке. Ни одного следа взлома и несанкционированного проникновения обнаружено не было. Ночью дежурные привратники-сторожа также не заметили ничего подозрительного. Лишь утром, когда открыли двери и вошли внутрь, обнаружилась страшная картина осквернения святынь. У некоторых икон были сорваны серебряные оклады и вырваны драгоценные камни из оправ. Но самое главное – злоумышленник осквернил воровством главную святыню собора: икону Смоленской Божией Матери «Одигитрия».
Смоленская полиция сбилась с ног, но не смогла найти ни одной зацепки. По городу стали распространяться слухи о причастности к святотатству нечистой силы и тайных масонских обществ. Дело было взято на контроль министром внутренних дел империи, ведь по раскрытию таких значимых дел полиция России, как и в наши дни, работала во всех, как сейчас принято говорить, регионах, с применением всех доступных в то время средств и методов документирования и наработки доказательственной базы. Во все полицейские управления страны полетели ориентировки с подробным описанием похищенного. Но все загадки рассеялись как туман лишь после задержания злодея, о чём сообщили и в «Смоленском вестнике», и в «Русских ведомостях». Повествование приводится автором по первоисточникам.
Итак, вор был открыт (задержан. – Прим. авт.) в Москве, где он покушался на новую кражу из московского Петровского монастыря, но был задержан и на допросе назвал себя дворянином Зеньковичем. О том, какие приёмы использовались при обыске в его квартире следователем 4-го участка города Москвы господином Глушеновским и какие сведения были получены в результате, сообщалось в № 286 «Русских ведомостей».
***
Следователь приказал смести в одно место весь сор в комнате № 24 купеческого подворья, занимаемой Зеньковичем. Смочил его водой и в перемытой, уже чистой, воде нашёл мелкие обрезки серебра и несколько мелких каменьев; в запертом чемодане в чёрном белье найдены мелкие осколки финифти, которые с большими усилиями были соединены между собой и дали священные изображения и лики святых, на окне найдены выдолбленные уголья и буро, употребляемые при расплавке металла. Заручившись этими данными, следователь телеграфировал господину смоленскому прокурору и получил ответную депешу с приметами похитителя, совершенно схожими с личностью Зеньковича. Кроме того, следователь разыскал его знакомого дворянина «М», который удостоверил личность и звание обвиняемого и даже представил письма из Могилёва, в которых сообщает ему, что Зенькович скрылся от родных и уже из Москвы писал им, что он прекрасно одет, имеет деньги и посещает театры. По предъявлении вещественных доказательств, добытых следователем, на предложенные ему вопросы и разъяснения уличающих обстоятельств Зенькович признал себя во всём виновным и рассказал следующее.
Воспитывался он в частном пансионе в Саратове, а потом поступил по найму на службу в Могилёвскую соединённую палату уголовного и гражданского суда, где служил и отец его Феликс Зенькович. По матери он православного вероисповедания, имеет от роду 20 лет. Мать и сёстры живут скудным содержанием, получаемым от службы отцом. Он также получал за свои труды ничтожную плату. Следовательно, в их семье ощущался недостаток даже в необходимом. Тяготясь бедностью и не видя средств к улучшению своего положения, он решил попробовать счастья в Москве, надеясь, что здесь он скорее пробьёт себе дорогу и выйдет в люди. Недолго думая, он кое-как собрал 23 рубля и тайно уехал из родных мест – из Могилёва – 22 сентября, доехал до Смоленска и, расходуя без расчёта бывшие при нём деньги, он остался с 3 рублями и поселился в гостинице «Варшавская», но так как в ней стали требовать от него вид (прообраз внутреннего паспорта. – Прим. авт.), то он, проживши три дня, перешёл в гостиницу «Россия». Между тем и остальные деньги все вышли, ждать помощи было неоткуда, писать к родным в Могилёв он не хотел, да и чем они могли помочь ему, находясь в крайней бедности. В таком безвыходном положении, бродя бесцельно по улицам Смоленска, он случайно зашёл в соборный храм. Богатство икон и церковной утвари ослепило его, а голод давал всё сильнее о себе чувствовать, так как он другой день не ел. Тут ему пришла несчастная мысль совершить святотатство, добыть этим путём денег и уехать в Москву. С этой целью он 6-го числа в девятом часу утра отправился в собор, захватив с собой ножницы, чтобы удобней было выламывать каменья из окладов икон. В храме он высмотрел, что рака с плащаницей, стоящая в нише стены, неплотно к ней прилегает и тут весьма удобно спрятаться. По окончании службы, когда все направились к выходу, он незаметно проскользнул за раку и спрятался. Там он пробыл целый день – при нём совершалась и вечерняя служба. По окончании её, когда молящиеся вышли и храм был заперт, он оставил своё убежище и, не зажигая огня, при полусвете лампад, принялся за работу. Сначала он взломал свечной ящик, в нём оказалось только 1 рубль 60 копеек, которые он и взял. Затем сломал две кружки, но они были пустые. После этого он принялся за образные оклады, в правом приделе храма с местной иконы Божией Матери «Одигитрия» снял золотой крест на золотой цепочке и принесёнными с собой ножницами выковырял несколько бриллиантов, яхонтов, изумрудов и других каменьев. Потом вошёл в алтарь правого придела и с престола взял серебряный престольный крест. Затем он перешёл в алтарь левого придела и с Евангелия, бывшего на престоле, сорвал серебряные доски. Набив карманы похищенным, он возвратился в алтарь правого придела, чтобы спрятаться под престолом. Но подлезть ему туда мешала деревянная плаха, которую он выломал. При этом он заметил углубление, а в нём небольшой металлический ящичек, как предполагалось, со святыми мощами. Мощи он выкинул, а ящичек взял, полагая, что он серебряный. Под утро он спрятался в куче ковров, лежавших в притворе, и как только храм отперли для утренней службы, он незаметно вышел.
Напрестольный крест он продал в Смоленске еврею Газенхуту, назвавшись при этом дворянином Глиновским, и, получив с Газенхута за крест 3 рубля, выехал в Москву. Дорогою он остановился в Вязьме, где часть золотой цепочки от креста он продал какому-то ювелиру за 7 рублей, и тогда уже окончательно отправился в Москву, куда и прибыл 9-го числа, занявши 24-й нумер на купеческом подворье. Сначала он по разным магазинам распродал драгоценные каменья, а когда эти деньги прожил, то нужно было сбыть серебро, но так как он боялся продавать целые доски, снятые с Евангелия, венчики с икон, то пробовал расплавить их, для чего запасся угольями и купил буры, но опыт по незнанию дела ему не удался. Тогда он переломал всё серебро на мелкие части и сбыл в разных конторах, ссудя по 15 копеек за золотник. Всего таким образом набралось 310 золотников. Но вырученных за этом денег не надолго хватило. Он купил себе новое платье, посещал театры и другие места увеселений. В конце концов он продал остальную часть цепочки и самый крест за 37 рублей 50 копеек. Проживши и эти деньги, он решил повторить своё преступление и обокрасть соборный храм Высоко-Петровского монастыря, где и был задержан, не успев совершить новое святотатство. По словам Зеньковича, всё похищенное из смоленского собора он продал за 123 рубля 50 копеек.
К этому рассказу, переданному с изумительным хладнокровием, он прибавил, обращаясь к следователю, как бы в своё оправдание: «Вот изволите видеть, г-н следователь, я мог ведь в Смоленске украсть на большие тысячи, а взял только безделицу, чтобы хватило доехать до Москвы да на первые дни, пока огляжусь и придумаю, что с собой делать. К родным-то я уже никак не хотел возвращаться, думая здесь сыскать себе посильное занятие, да не пришлось».
***
Можно, конечно, сочувствовать Зеньковичу, понять и простить его, но он получил за свои деяния заслуженное наказание – 5 лет каторги с лишением дворянства и последующей ссылкой в Сибирь на поселение (за святотатство в Российской империи карали очень строго). Заканчивая повествование о преступлении позапрошлого века, хочется отдать должное современным сотрудникам уголовного розыска и их предшественникам за грамотную и самоотверженную работу во имя торжества справедливости и закона!
Андрей ШЕЙКО
