Смоленских семинаристов за неуставные отношения наказывали жёстко

«Смоленская газета» о том, как жили и учились воспитанники духовных учебных заведений Смоленской епархии в конце XIX – начале XX веков.

Мальчиков приучали к порядку

Раннее детство большинства представителей духовного сословия России протекало в деревне. Игры на воздухе, посильное участие в хозяйственных делах. С малолетства приучались петь на клиросе. Освоив азы грамоты в начальной школе, мальчики с 8-10 лет начинали подготовку к вступительным испытаниям в духовное училище.

Получить начальное духовное образование можно было в четырёх училищах: Смоленском, Бельском, Вяземском, Рославльском. При каждом из них имелось общежитие для сирот и детей из самых бедных семей. В столовой общежития готовили пищу по расписанию, составленному самими учащимися под руководством смотрителя. «Приходящие» проживали у родителей или ближайших родственников. С первых же дней мальчиков приучали к порядку. Комиссиям, которые частенько проводили ревизии духовных училищ, придраться было не к чему: «Одежда учеников: сюртуки, пальто, сорочки, простыни – вся исправна, чиста, без заплат и прилична». Заболевшие могли обратиться к своему доктору. При необходимости они проходили курс лечения в училищной больнице.

Хотя по набору основных предметов программы духовных училищ соответствовали трём начальным классам классической гимназии, учились в них четыре года. Воспитанники в расширенном варианте изучали курс священной истории, катехизис и специальную дисциплину – изъяснение богослужения с церковным уставом. Обращалось внимание и на их физическую подготовку. В экономических отчётах духовных училищ значатся расходы на закупку гимнастических канатов и колец для гимнастических шагов, а в штатном расписании указана должность учителя гимнастики. На каникулы учащихся отпускали домой.

Телесные наказания запретил Александр II

Как и в гимназиях, в духовных училищах за поведением детей на уроках и переменах следили классные воспитатели. Учащиеся, проживавшие в общежитии, после окончания занятий попадали под опеку наставника-репетитора, который помогал им выполнять домашние задания. За порядком в спальнях в ночное время следил дежурный воспитатель. Грубые нравы «бурсы» остались позади. Телесные наказания были запрещены ещё в период либеральных реформ Александра II. Излишняя строгость вышла из моды. Поощрялся совсем иной стиль поведения. Не случайно смотритель Смоленского духовного училища Иван Сперанский в характеристике Ивана Меньшикова подчеркнул, что тот «преподаватель хороший, гуманный в отношении к воспитанникам».

Казалось бы, постоянный надзор со стороны воспитателей и преподавателей и их гуманизм должны были исключить проявление «неуставных отношений» в духовных училищах. Но находились драчуны-забияки, которым в свидетельствах об окончании за поведение ставили не «отлично», а «хорошо». Подобная оценка могла сыграть роковую роль. Так случилось с Петром Ольховским. По результатам обучения в Вяземском духовном училище он был «удостоен перевода» в Смоленскую духовную семинарию. Однако оценку по поведению Петру снизили на один балл за то, что «вступал в ссоры с товарищами, обижал младших из них». Руководство семинарии подумало-подумало и отказало ему в приёме.

Что касается прилежных выпускников, то они беспрепятственно оказывались в стенах духовной семинарии. С 1891 года стены эти были новые. Здание, построенное на Спасской улице (ныне ул. Реввоенсовета), и сейчас могло бы служить украшением Смоленска, если бы не было наглухо закрыто от посторонних глаз военным ведомством. Просторные учебные и спальные помещения, столовая, гимнастический зал, прилегающий сад – всё должно было соответствовать новым веяниям в духовном образовании.

Семинария – не Пушкинский лицей

Примерно каждому второму семинаристу предоставляли место в общежитии. В обширных спальных комнатах их размещали по классам. Вполне разумное решение. Одно дело подростки-первоклассники, и совсем другое – двадцатидвухлетние выпускники, готовые принять священнический сан. Семинария – не Пушкинский лицей. Об уединении семинаристу мечтать не приходилось. Спальни были рассчитаны не менее чем на 30 человек. Зона личного пространства ограничивалась индивидуальной кроватью, табуретом в спальне и индивидуальным сундуком в сундучной. В нём хранились личные вещи: бельё, полотенца, носовые платки, чулки, перчатки для зимы, башлык. Семинарист имел и собственную чайную посуду: два чайника, стакан, блюдце и чайную ложку. Этот набор помещался в корзинку. Список обязательных для семинариста вещей был составлен вдовой преподавателя Рославльского училища А. Невской и хранится среди других архивных документов. В 1909 году её сын обучался в 3-м классе Смоленской духовной семинарии.

Семинаристы помогали выживать…

Те, кто не попал в общежитие, жили у родственников или на съёмных квартирах. Владельцы таких квартир неплохо зарабатывали на семинаристах, поскольку в одну комнату помещали порой до 12 человек. О том, что это не выдумки, есть свидетельство унтер-офицера дополнительного штата Смоленского губернского жандармского управления Кузьменкова. Выполняя устное поручение своего начальника поручика Жолнеркевича, он выяснил, что на прилегающей к территории семинарии улице Георгиевской (ныне ул. Фурманова) в доме Позднышева, квартире №4 проживают воспитанники семинарии: Михаил Смирнов, Гавриил Ковалёв, Андрей Синявский, Юденичи: Николай, Леонид, Григорий, Александр Попов, Изгородины Андрей и Михаил, Фёдор Назаревский, Сергей Филоненков, Фёдор Симоненков. Оплата за проживание на частных квартирах колебалась в широких пределах. Дмитрий Зезюлинский снимал угол за 2 руб. в месяц, братья Четыркины платили по 30 руб. за два места для коек в подвале и жили в «пыли, грязи и холоде».

Кто-то на семинаристах наживался, кто-то благодаря им выживал. К последним можно отнести тридцатилетнюю «соломенную вдову» Людмилу Ивановну Трусову. Муж – коллежский регистратор – бросил её с тремя детьми, когда старшему только исполнилось десять лет, а младший и вовсе был в пелёнках. Жила семья в церковном доме на Покров¬ской улице (ныне ул. Кутузова). За квартиру платили 4 рубля. Денег беглый муж не оставил и не присылал. Более-менее стабильный доход давали «настольники-семинаристы», которых она приняла зимой 1911 года. В 1912 году Трусова вынуждена была обратиться в Смоленское благотворительное общество с просьбой взять на себя расходы по оплате квартиры, пока она не подыскала учеников-квартирантов, готовых у неё столоваться.

Под двойным контролем

На частных квартирах семинаристы находились под двойным контролем. С одной стороны, помощники инспектора семинарии должны были регулярно посещать частные квартиры, фиксируя в специальном журнале замеченные нарушения. С другой – хозяев квартиры обязывали докладывать о каждом проступке семинариста. Но и двойной контроль не гарантировал от неприятных ситуаций. В сентябре 1903 года ректору семинарии из губернского жандармского управления сообщили, что квартира чиновника Цветкова в доме Вощинова на улице Покров¬ской, которую снимали воспитанники духовного училища и духовной семинарии, оказалась конспиративной. В ней «было обнаружено собрание противоправительственного направления».

На 6 рублей жили месяц

Семинаристам, обитавшим на частных квартирах, не возбранялось пользоваться и добротной столовой в родном учебном заведении. Но стоимость питания в семинарской столовой обходилась зачастую дороже, чем на частной квартире. Уже упоминавшийся Дмитрий Зезюлин¬ский «по недостатку средств… не мог пользоваться таким столом, как другие воспитанники семинарии». На 6 рублей в месяц, из которых два уходило на оплату жилья, он не только не позволял себе кулинарных изысков, но и простой еды в достаточном для молодого человека количестве. Бедствовал не один он. Для малоимущих семинаристов палочкой-выручалочкой становился Авраамиевский монастырь. «Бедняков, приютившихся в монастыре по милости ректора, было немало». Они и жили в монастыре, и пользовались монастырской столовой бесплатно. Не совсем бесплатно. На них возлагалась обязанность принимать участие в пении и чтении за богослужением в монастырском храме. Расходы монастыря на содержание одного семинариста составляли около 6 рублей в месяц.

Будни семинариста

Будничный день воспитанника семинарии включал в себя утреннюю молитву, завтрак, четыре урока, обед, выполнение домашних заданий, ужин, вечернюю молитву. Полный курс обучения длился шесть лет. С первого по третий класс изучали математику, в четвёртом классе – физику. Остальные предметы относились к гуманитарным: литература, логика, философия, психология, дидактика. Из семинарии выносили солидный багаж знаний по гражданской и церковной истории, истории раскола, библейской истории. Древние языки: славянский, греческий, латинский – шли как обязательные, современные: французский и немецкий – как факультативные. Уроки священного писания и церковного пения включались в расписание занятий с 1-го по 6-й класс. Уже во втором классе слушатели семинарии знакомились с учением о христианском церковном проповедничестве – гомилетикой. С четвёртого класса начиналось изучение одной из важнейших для будущего священнослужителя богословской дисциплины – литургики.

На уроках литургики обсуждались проблемы христианского церковного богослужения. В том же четвёртом классе вводились основы богословия. Два года старшеклассники изучали главную богословскую дисциплину – догматику.

В шестом классе проходили богословие обличительное и богословие нравственное. Содержание нравственного богословия любому человеку понятно. «Курс обличительного богословия имеет предметом своим рассмотрение инославных учений», – напоминал преподавателям Смоленской семинарии ревизор синода. Ему пришлось объяснять, почему тема сочинения «Папа Лев XIII. Краткий биографический очерк» «непригодна» для этой дисциплины. На старших курсах семинаристы осваивали практическое руководство для пастырей и проходили педагогическую практику в образцовой школе при семинарии.

Все годы обучения продолжалась физическая подготовка семинаристов. Уроки гимнастики проходили как в гимнастическом зале, так и на открытой площадке возле здания семинарии. Несмотря на такое закаливание, семинаристы не отличались крепким здоровьем. В течение учебного года в среднем каждый воспитанник обращался за медицинской помощью 2-3 раза, на стационарное лечение в семинарскую больницу определяли каждого второго. Для заболевших воспитанников семинарии не были созданы комфортные условия. Инспектор синода заметил, что «семинарская больница неудобна по распланировке комнат, не имеет вентиляции, тёплых ретирадов и содержится не в надлежащей чистоте». Ретирады – это отхожие места, менее совершенные предшественники ватерклозетов. Персонал больницы состоял из врача и фельдшера. Они лечили почти все болезни, но не лечили зубы. Для решения этой проблемы руководство семинарии заключало договор с одним из городских стоматологов.

В отличие от больницы, библиотека семинарии была в отличном состоянии. К её комплектованию подходили ответственно. В конце года на педагогическом собрании обсуждался вопрос о подписке на будущий год.

Праздники

Чем более напряжённой была учёба, тем большее ликование вызывали редкие праздники. Описание одного из них опубликовано в «Смоленских епархиальных ведомостях». 19 февраля 1880 года широко отмечалось 25-летие царствования Александра II. В честь этого события в духовной семинарии провели всенощные бдения и литургию. Богослужение сопровождали два хора. Из помещения, в котором занимался выпускной шестой класс, вынесли парты, установили крест. Здесь собрали воспитанников семинарии, перед которыми выступил ректор Д. Лебедев. Говоря о многочисленных благих деяниях царя-реформатора, он подробно остановился на реформе духовного образования в России. Отметив «тяжесть и суровость прежней церковной школы», ректор подчеркнул благие перемены: «Ныне семинаристы не пишут учебных книг своею рукою, не терпят скудости в пище, дисциплина не основана на тяжком принуждении, имеются пособия для саморазвития и образования». После выступления ректора провели молебен, исполнили гимн «Боже, царя храни». Праздничный обед неоднократно прерывался криками «ура!» в честь императора. После обеда 17 лучших воспитанников «поспешно бежали в театр», где давали патриотическую пьесу «Параша Сибирячка». Билеты за два дня до праздника прислал городской голова Энгельгардт. «Вечером большинство воспитанников семинарии пошли полюбоваться на иллюминацию, которая освещала главные улицы города».

Каникулы – не значит полная свобода

С нетерпением ожидались не только подобные торжества, но и заурядные каникулы. Хотя на каникулах семинаристы не были полностью свободны. Распоряжением синода их обязали при богослужении в дни праздников прислуживать в алтаре, исполнять чтение и пение на клиросе. Соответствующую справку с печатью, полученную от причта местной церкви, требовалось сдать в канцелярию семинарии по возвращении с каникул.

Большинство воспитанников семинарии проводило каникулы дома, в кругу семьи. И только самые обеспеченные могли позволить себе поездки, подобные той, что была организована руководством семинарии в 1902 году. В тот год 27 воспитанников семинарии, четверо её преподавателей, два преподавателя епархиального училища и соборный священник А.В. Санковский отправились на экскурсию по Кавказу и Крыму. Руководил группой Г.М. Вийк, молодой человек высоких душевных качеств. Это было последнее путешествие в его жизни.

Г.М. Вийк скончался в 1903 году. Стараниями этого обаятельного человека во время поездки между учащимися и педагогами установились гармоничные отношения. Неизбежные в подобных путешествиях бытовые неудобства переживались легко и весело, общий восторг вызывали красоты природы и достопримечательности.

Вражда, а не любовь…

Иначе складывались отношения между учащимися и педагогами в обычной учебной обстановке. Духовное образование в начале ХХ века вступило в полосу кризиса, что проявлялось в повседневной жизни семинарии. По наблюдению члена правления семинарии Николая Синявского, отрицательные явления можно было «подвести под следующие категории:

1) нерасположенность воспитанников к посещению церковного богослужения;

2) простая элементарная невоспитанность учеников, выражавшаяся во внешних проявлениях неблагорасположения;

3) развитие пьянства и картёжной игры;

4) стремление некоторых к нарушению чужой собственности».

Он отмечал «разобщённость учащих от учащихся». Сетовал, что «между ними вражда, а не любовь».

Оснований для подобных горьких выводов было предостаточно. Взять хотя бы отношение к воспитаннику семинарии Дмитрию Зезюлинскому. В прошении на имя ректора он писал: «…Бывший инспектор неоднократно заставлял стать на общую семинарскую квартиру, и когда я говорил, что не имею средств, он отвечал мне, что если я не имею средств, то не учись в семинарии. Такой ответ представителя семинар¬ского правления не мог дать мне никаких надежд на улучшение моего тяжёлого положения, и я, чтобы избавиться от требований инспектора, боясь, что мне не придётся учиться дальше в семинарии, обманывал инспектора в течение трёх лет: я стал на частную квартиру к совершенно чужим людям, а сказал, что стою у родственников. Думаю, должны господа члены правления войти в моё положение, посмотреть на моё нравственное состояние, когда я сознавал, что обманываю моих руководителей, и это сознание убивало меня, когда я каждую минуту должен был бояться, что меня уволят за мою ложь перед начальством».

Борьба с «мертвящим духом»

Весной 1917 года бывший член правления семинарии, священник села Преображенского Николай Синявский в выступлении на Смоленском епархиальном съезде попытается раскрыть причины негативных явлений в духовном образовании. По его мнению, «самый строй школы, вся обстановка воспитательного дела отрицательным образом влияют на обучающихся в ней юношей». Низкий уровень преподавания не пробуждает интереса к учёбе. «Отсюда получается нежелание заниматься наукою, которая стала для ученика неинтересною, и стремление заполнить время какими-либо пустяками, за отсутствием других более содержательных занятий, както: картёжной игрой и т.п. А для этого требуются деньги. А где же их взять бедному семинаристу? Приходится нарушать чужую собственность». Преподаватели отстраняются от учеников, общаются с ними на формальном уровне, не стремятся заглянуть к ним в душу. Да и поведение преподавателей не всегда служит для воспитанников примером. «В моё время, – говорил Синявский, – много ходило рассказов о похождениях воспитателей. Эти рассказы не прекращались до последнего времени». Крайне негативно оценивал Николай Синявский влияние монашествующих преподавателей и воспитателей, которые привносят в духовную школу «мертвящий дух», убивая в воспитанниках «призвание к духовному поприщу». «Школа не монастырь, место монаху не в школе, а в монастыре», – резко заявлял он. Среди путей улучшения духовного образования бывший член правления семинарии называл установление связи с родителями семинаристов: «Нужно перебросить мост через ту пропасть, которая разделяет учителей и родителей». Он предлагал «ввести в круг наук, преподаваемых в учебных заведениях, дисциплины, более содержательные и интересные для молодого поколения, и улучшить методы преподавания».

В корне изменит «всю постановку как воспитательного, так и учебного дела» большевистская власть. Смоленская духовная семинария и все духовные училища будут закрыты осенью 1918 года.