Долгий путь к освобождению
Любовь Игнатьевна МАНДРЫКА – коренная смолянка. Ей было девять лет, когда началась Великая Отечественная война.Пришлось пережить многое во время оккупации. Она написала воспоминания о первых днях войны, часть которых сегодня печатает наша газета. После войны она работала разносчиком телеграмм, токарем, архивариусом и даже художником. Награждена медалью «Ветеран труда».
Тёплый солнечный день
...Перед войной наша семья жила в Смоленске на улице Большой Краснофлотской, в доме № 22, который находился между Старым и Новым мостами (так их называли до войны). Квартира находилась на втором этаже, балкон выходил на Днепр, а окна – в сторону Старого моста. Вечерами я любила смотреть, как по мосту проходят трамвайчики, куда-то спешат люди...
22 июня, воскресенье, было тёплым и солнечным. Я гуляла у Днепра. Вдруг прибежала девочка и сказала, что началась война...
Первые бомбёжки
Они начались с первых дней войны. Вначале точечные: бомбили Старый и Новый мосты через Днепр, виадучный мост через железную дорогу. Чтобы спрятаться от бомбёжки, ночью мы ночевали в окопе. 24 июня 1941-го после очередной бомбёжки мы с сестрой Надей и девочкой Ирой пошли посмотреть на Казанку – там был большой дом, ночью в него попала бомба, и он загорелся. Подошли, тишина мёртвая и пустота. На улице разбросаны вещи, я заметила мёртвого обгоревшего ёжика – стало жутко. Вернувшись домой, зашли в соседний двор, и тут тишина. В палисаднике увидели цветущие розовые пионы, сорвали три штуки и отнесли в комнату к нашей подружке Ирочке, у них была иконка, туда мы цветы и положили. У меня такое ощущение, что Бог нас хранил и дал нам пройти через все испытания, которые выпали на нашу долю...
Если бы убило, то всех сразу
15 июля 1941 года из города уходил последний эшелон беженцев. Мать отпустили с работы, и мы поехали на вокзал. Состав бы набит людьми до отказа. Мы еле втиснулись в товарный вагон из-под угля. В 11 часов дня наш эшелон выехал из Смоленска.
В этот же день отец со своими сослуживцами из ПВХО тоже покидал город. Спускаясь по улице Советской, они увидели едущих навстречу на мотоциклах немцев. А 15 июля немцы захватили южную часть города, но потом еще две недели не могли взять город. После непрекращающейся двухдневной бомбёжки 29 и 30 июля 1941 года город пал.
Путь нашего следования на восток был усыпан бомбами. На состав налетает самолёт, начинает бомбить – поезд останавливается, люди выпрыгивают из вагонов и разбегаются в разные стороны. Самолёт отбомбит, постреляет и улетает. Поезд трогается – люди с криками бегут к поезду. И так без конца. Мы с нашей семьей никуда не бегали. Просто накрывались детским одеялом, чтобы если убило, так всех сразу.
Жуткая тишина
Помню, было очень жарко – постоянно хотелось пить, а воды не было. Проехав станцию Присельск, через некоторое время поезд встал: впереди бомбовыми ударами были разбиты железнодорожные пути. Наш вагон остановился напротив Стоговской школы, которая стояла недалеко от железной дороги на горке. Началась сильная бомбёжка. От страха я сорвалась и побежала не помня себя. Очнулась – сижу во ржи, а кругом чужие люди. В этой суете каким-то невообразимым чудом меня все-таки нашли мои родные. С тех пор я, бывало, услышу гул самолета – бегу с криком к матери, аж синею. Как потом оказалось, немцы разбомбили мост под Ярцевом, и на нашем пути образовалась пробка из поездов.
Сразу после окончания бомбёжки началась минометная атака: со стороны школы во ржи немецкий десант, с другой стороны, в кустах, наши стреляют из миномета. А мы в вагоне – посередине. Снаряды со страшным воем то не долетят, то перелетят. Одна из мин попала в соседний с нами вагон, там были боеприпасы, и они начали взрываться...
Вдруг всё затихло, и наступила жуткая тишина. Мы вышли из вагона и пошли к школе. Там стояло ведро железное с водой и кружка. Взрослые боятся, а вдруг вода отравлена. Тогда тётя Маня говорит: «У меня детей нет, я и попью первая». Попила – жива, тут и мы навалились. Зашли в школу на первый этаж, в угловой класс с окнами на железную дорогу. Стёкла выбиты, на окне глобус и от ветра вращается, у стены небольшая библиотека, школьная доска на ножках – её поставили к окну. Спать легли на полу.
Ночью услышали шаги на втором этаже. Поняли, что это фашисты. По скрипучей лестнице они спустились, подошли к нашей двери, подёргали ручку, а потом ушли. Утром, как проснулись, стали говорить про ночные шаги; оказалось, все слышали, но никто от страха и рта не раскрыл.
Танкиста спасли
Решили идти назад к станции Присельск. Бросили детское одеяльце – оно было красного цвета (пока ехали в поезде, люди говорили, что немцы стреляют с самолетов по всему, что имеет красный цвет). Надя сняла свои туфельки, так как в них ей плохо было идти, и пошли вдоль железной дороги. Кругом валяются где бинты окровавленные, где вещи обгорелые, в одном из вагонов были раненые.
Вдруг мы обнаружили, что нет моей сестры Нади. Стали ее искать, она оказалась в вагоне с ранеными – поила их водой. Кто мог ходить – ушёл, а кто не мог – тот просил помощи.
Через некоторое время, видим, нам навстречу бежит танкист, а за ним на бреющем полёте самолет и строчит по нему из пулеметов. Танкист подбежал к нам и упал на землю, мы все на него навалились, а самолёт, строча из пулеметов, пролетел мимо и улетел. Солдат в благодарность дал нам солдатских сухарей, у него их было немного в бумажном мешке.
В окружении
Пришли мы на станцию Присельск, а там эшелонами все пути забиты и много военных. От них узнали, что в школе на втором этаже скрывается немецкий десант и сейчас наши будут обстреливать школу.
В стороне от станции – лес, там сосредоточилось много нашей техники, без конца его бомбили немецкие самолёты. Как стая комаров – одни вниз пикируют, другие вверх.
Дальше решили идти к Соловьёвой переправе. Пока шли около эшелонов, нам солдаты дали чайник со сгущённым молоком. Отошли недалеко, нас встретил железнодорожник, от которого узнали, что на переправе очень много техники, трупов, мост разбомблён, а вода в реке вся красная от крови. На прощание он угостил нас опалёнными колосками ржи. Дошли до какой-то речки, там от моста только столбы стоят и перекладина. Сестра Надя полезла по этому сооружению. Мать в страхе закричала, что сорвётся, и сестра вернулась. Неподалёку стоял подбитый танк – наш, а внутри труп танкиста.
Пришли мы в деревню Молявчино. Добрая женщина, звали ее Олипьевна, пустила нас переночевать в свою хату. Ночью наши солдаты стучали в окно, просили еды. Хозяйка давала, что у неё было. А они всё шли и шли. В этом районе Смоленской области было очень много военных, которые попали в окружение.
Оккупация
На следующий день мы перебрались в хату на краю деревни. Там на полу было больше места. А через день вошли в деревню немцы, вошли как хозяева, стали ходить по хатам, стрелять и забирать кур, свиней, продукты.
Утром согнали всех в центр деревни. Немец с переводчиком, а вокруг солдаты с автоматами стоят. Немец начал командовать через переводчика, чтобы разделились все на две группы: русские – в одну сторону, евреи – в другую. Никто тогда ещё не знал, зачем это надо. К немецкому офицеру подошла белокурая молодая женщина с двойняшками, девочками лет пяти, и спрашивает: «А как нам быть? Я русская, а муж – еврей». Немец сказал, чтобы она шла к русским, а муж к евреям. Ну как она могла оставить мужа, пошла с ним. Подошла молодая женщина в красном сарафанчике в мелкий цветочек и спрашивает: «А где я буду работать, я телефонистка?» Немцы стали говорить, что землю раздадут, разделят на полоски и все жители будут работать на великую Германию. Многие люди не могли понять, что жизнь, привычная нам, изменилась. Настала оккупация.
Освобождение
23 сентября 1943 года днём услышали стрельбу, кто-то закричал: «Танки!» Побежали в ров прятаться. Сидим, а сверху кто-то прибежал и сказал, что наши танки в Лисове – это через речку соседняя деревушка. Мы с мамой кинулись в эту деревню, а там на краю стоит танк и танкисты сидят. Получилось замешательство – вроде наши, но с погонами. Когда разобрались, мать заплакала от радости. Уж очень долго ждали этого дня.
