Новости

Наша миссия – вернуть погибшим бойцам их имена и историю

Новости

10 августа 2025 года в 10:01

«Смоленская газета» продолжает публикацию материалов, подготовленных в рамках редакционного проекта «Есть имена и есть такие даты…». Его отдельная часть посвящена поисковой деятельности и людям, которые открывают неизвестные факты минувшей войны и возвращают из небытия имена погибших и пропавших без вести солдат и офицеров Красной Армии. Сегодня у нас в гостях старший инспектор Следственного управления Следственного комитета России по Смоленской области, заместитель командира поискового отряда «Следопыт» Нина ВАСИЛЬКОВА.

Отряду быть!

– Нина Александровна, расскажите, пожалуйста, с самого начала о вашем отряде: как и почему он создавался? Это дань моде или движение души ваших сотрудников?

– Это зов души сотрудников и нашего руководителя Анатолия Юрьевича Уханова. В 2019 году по приглашению Нины Германовны Куликовских он посетил расположенный в Вязьме музей «Долг». Вернувшись в Управление, он собрал руководящий состав и сказал, что надо создать свой поисковый отряд. В Следственном комитете даже разговоров не было о поисковой деятельности сотрудников Следственного управления, но тем не менее Анатолий Юрьевич принял волевое решение: отряду быть! Он же его впоследствии и возглавил. Сотрудники собрались, предложили свои варианты названия, путём голосования выбрали «Следопыт», составили протокол и отправили его в Смоленское поисковое объединение «Долг».

– Название «Следопыт» подспудно связано со следствием?

– Да, нас было порядка 60–70 человек, выдвигалось несколько версий – например, «Единение» и другие, связанные с поиском. Анатолию Юрьевичу понравилось название «Следопыт» – оно включает и следствие, и поиск. В Смоленской области есть похожие названия отрядов, но с таким названием, как у нас, отрядов нет.

В 2020 году поисковое движение Смоленской области вручило нам паспорт отряда, и мы начали ездить на Вахты Памяти.

Не женское дело?

– На первом собрании, как вы сказали, было порядка 70 человек. Все вступили в отряд или были ограничения по численности?

– Даже не по численности, ограничения были по половому признаку. Решили, что всё-таки это не женское дело – в лесу ночевать, в холоде, в дожде, и женщин не брали в отряд. Это длилось года полтора. Потом мне стало интересно, я попросилась со своей старшей дочкой приехать на несколько дней. Мы тогда нашли различные военные артефакты.

Затем дочка написала сочинение «Моя первая Вахта Памяти», поделилась впечатлениями в классе. Я показала, что было найдено в ходе раскопок, и поняла, что это востребовано среди школьников. Мы стали ездить по школам, где учатся дети сотрудников, потом нам уже стали звонить, приглашать с уроками. В следующую Вахту к нам напросился целый класс. Мы организовали, скажем так, один день из жизни поисковика: ребята пробыли у нас целый день, в штабной палатке фильм смотрели, был устроен импровизированный поиск с металлоискателями, щупами, пили чай с сушками. Анатолий Юрьевич, увидев, что мне это понравилось, передал мне управление нашим поисковым отрядом.

О тонкостях поисковой работы

– Когда ваш отряд приезжает на Вахту, к вам есть особое отношение? Следственный комитет приехал – им и место посуше, и просыпаться можете попозже…

– Я бы сказала, наоборот, сначала нас немножко побаивались: всё-таки поисковики откапывают какие-то предметы вооружения… Понятное дело, что никто их домой не забирает, но мало ли… Кто-то думал, что мы будем пользоваться своими полномочиями, чтобы, как вы говорите, место было посуше. Нет. Год назад мы окончательно утвердились в качестве полноценных поисковиков: мы действительно приезжаем поднимать солдат и работаем наравне со всеми. На последней Вахте, как я её называю, «Четыре сезона», мы испытали всё: и дождь, и снег, и солнце, не пользовались никакими благами, не вызывали эвакуацию или тёплую палатку, не ездили в гостиницу ночевать. Мы с поисковиками абсолютно одинаковы.

– Ваши профессиональные, следовательские навыки – образ мышления, дедукция – помогают в поиске?

– У нас в отряде состоят люди с разными должностями. Допустим, моя должность к следственной работе не имеет отношения, но в обязанности следователя-криминалиста входит работа с металлоискателями, щупами – этот навык и в обычной следственной практике помогает в поиске без вести пропавших, и, конечно, в поиске солдат. Но хочу сказать о тонкостях поисковой работы. Военная археология – это совсем другое, и тут нужны навыки даже не в работе с металлоискателем. Нужно настроить себя на поиск, на определённую глубину, на определённые предметы, в том числе если это останки. Мы, следователи, ищем людей, которые закопаны пять-шесть лет назад, но это совершенно другое, нежели искать тех, кто был захоронен восемьдесят лет назад в воронке, или в ячейке, или в санитарном захоронении. Мы только-только начали понимать, как их поднимать.

– Скажите, приходилось ли вам дома дополнительно после работы читать, изучать информацию в интернете?

– Сейчас поисковая работа уже не та, какой она была в 80-х или даже в 90-х годах: ты зашёл в лес, вот они все лежат. Сейчас это больше работа с картами, журналами боевых действий, аэрофотосъёмкой, которую надо накладывать на современные карты, чтобы увидеть, где были какие-то большие потери в сражениях, где могут быть сбросы – это когда в деревнях, чтобы пахать поля, солдат просто стаскивали на обочину леса либо в воронки складывали и присыпали землёй. Такие вещи можно увидеть только при наложении аэрофотосъёмки на настоящую карту.

– Аэрофотосъёмка доступна или приходится применять какие-то свои пути, чтобы её добыть?

– Всё доступно, но платно.

– Насколько морально тяжело участвовать в таких мероприятиях, ожидая в каждую секунду, что солдата можно найти?

– Я считаю, что профдеформация не должна присутствовать ни в одной профессии, будь то медицинский работник или следователь, – должно быть какое-то чувство сострадания. За себя и даже за своих коллег могу сказать, что когда ты поднимаешь одного бойца – это одно, а когда на Вахте мы под большой-большой осиной щупами обнаружили 27 бойцов, это уже другое… Когда ты из корней вытаскиваешь 27 черепов, переплетённые кости – это тяжеловато…

– Насколько тяжело человеку, живущему обычной городской жизнью, попасть в такие полевые условия с точки зрения быта?

– Это человеку либо дано, либо не дано. К нам на Вахту приезжал коллега из Москвы: на электричках до Смоленска, из Смоленска до Добромина на Вахту, как раз в самый снег попал. Говорит, мне вообще всё это «заходит» – чай из чайника с костра, спать на земле, умываться льдом. А есть те, кто: нет-нет-нет, это всё не моё, ветер, холодно, мухи, комары… Это уже от человека зависит.

– С профессиональной точки зрения, от чего бы вы предостерегли поисковиков? Что нельзя делать ни в коем случае в лесу? Что нужно знать молодому человеку, который решил заняться поиском?

– Такого, кстати, не бывает: нет молодых поисковиков, которые могли бы самостоятельно приехать. Поисковые отряды все уже давно устоявшиеся, и когда появляются новые отряды, они самостоятельно не сразу работают – к ним всегда прикрепляется какой-то поисковый отряд, которому 10–15 лет. Когда молодой человек вступает в какой-то отряд, в нём всегда есть старшие, которые всё расскажут, проведут инструктаж, объяснят, что можно копать, что можно из леса приносить, что нельзя.

– А что нельзя приносить, это интересно...

– Взрывоопасные предметы нужно в лесу оставлять: запомнить место, геолокацию, сообщить в штаб об обнаружении взрывоопасных предметов. В таких случаях вызываются сапёры – это всё организовано, Нина Германовна каким-то чудом всё это успевает… Есть особый порядок сдачи предметов вооружения: у нас всегда дежурит полиция, если обнаруживаются предметы вооружения, они сдаются по протоколам.

Из забвения в бессмертие

– Самый нелюбимый для поисковиков вопрос: почему вы занялись поиском, что вас подвигло? Многие говорят: когда-то давно, когда мы начинали, был позыв души, а теперь мы даже сами себе не задаём этот вопрос…

– Это действительно так. В нашем отряде Анатолий Юрьевич уклон делал на работу с молодёжью, чтобы наша работа каким-то образом помогала ребятам познать историю, проникнуться ей, чтобы была преемственность.

Это сложный вопрос. Я сталкивалась со знакомыми наших поисковиков, которые не одобряют нашу деятельность: мол, это святое воинство, солдаты должны лежать там, где они погибли. Даже один наш поисковик до вступления в отряд тоже так считал, пока не стал заниматься поиском и не увидел, как и где лежат солдаты: это труднодоступные места, болота, где никто не ходит, никто никогда о них не узнает и не почтит их память. Особенно если это касается бойцов, у которых есть медальоны, которые можно прочесть. Родственники даже не знали, в какой области погиб боец, не то чтобы у них была возможность прийти на могилку, цветы положить… Вернуть память – это то, что подталкивает, я думаю, всех поисковиков.

– Большинство поисковиков говорят, что кульминационный момент наступает тогда, когда найдены родственники погибшего. Это окупает все сложности в бытовом плане. Вы же наверняка все отпуска проводите в лесу, на Вахтах…

– На Вахты уходит 33 дня отпуска в году – это уже в порядке вещей и не обсуждается, но у нас есть дополнительный отпуск десять дней.

На открытии и закрытии Вахты Памяти передаются останки и личные вещи солдат родственникам, которых удалось установить. Поисковики стоят своими отрядами – здоровые мужики, замученные, грязные, пахнущие дымом, – в этот момент, если всмотреться в лица каждого из них, вы увидите слёзы. Это, видимо, и есть отдача такая, когда родственники плачут, здоровые мужики плачут… Именно это вдохновляет всех поисковиков.

– Во время поиска в вашем отряде были случаи, когда вы поднимали бойцов и находились их родственники?

– У нас не было. Мы находили бойцов с медальонами, но, к сожалению, так получалось, что медальоны были чуть не закрыты – записка утрачена.

Но мы работаем не только на Вахтах Памяти. В межсезонье выезжаем на выходных с подростками из подшефной школы. Однажды в Сафоновском районе нашли медаль, останков рядом не было обнаружено. По медали установили родственников из Нижнего Новгорода. Правнук сюда приезжал, рассказал, что супруга сына погибшего солдата ещё жива, говорит, вы нам вернули родственника, – они собрали генеалогическое древо, очень были довольны тем, что получилось.

– Нина Александровна, есть какой-то случай, который особенно запомнился вам за годы поисков? Бывает такое, что в сердце запал какой-то солдат, местность?

– Для каждого поисковика, я думаю, запоминающийся случай – если он поднимает медальон. Любой подросток мечтает найти «своего» бойца, мы их обнадёживаем, говорим, не расстраивайся, если ты не нашёл, значит, твой боец дошёл до Берлина…

– Местные жители как к поисковикам относятся?

– Всегда очень положительно. На прошедшей Вахте Памяти Нина Германовна организовала автопробег в честь 80-летия Победы. Были специально выбраны советские автомобили, которые максимально похожи на машины времён войны, наклеены наклейки, флаги, и мы в них по деревне Добромино проехались.

Где копаем, там и помогаем

– Вахтам Памяти сопутствуют акции «Доброхоты», «Забота», они идут параллельно с поисковым движением. Расскажите о них подробнее...

– Поисковики активно участвуют в этих волонтёрских акциях. У Нины Германовны очень замечательно всё организовано: она находит семьи, причём не те, которые стоят на учёте, а именно работяг-трудяг, у которых много детей, которым надо помогать. Она пускает клич по поисковикам, собирает акцию «Забота»: выкладывается список с необходимыми вещами, мы собираем продукты, игрушки, и всё это передаётся семьям. Мамы, папы в восторге, дети тоже.

– Они не ожидают?

– Да, это всегда сюрприз. Иногда мы приезжали, взрослых дома нет, дети откроют, поисковики коробки выставят и уезжают. В этой акции мы не ждём никакой отдачи, просто помогаем тем, кто в этом нуждается.

– Насколько я знаю, акция «Забота» проходит всегда в том районе, где проводится Вахта Памяти...

– Да, где копаем, там и помогаем местным семьям. Как правило, это две-три семьи. Бывает, не семья, а одинокая бабушка, например. Была у нас бабушка слепая, без рук, мы приехали, покололи дрова, помыли окна, покосили траву, поставили забор. Соцработники, конечно, помогают, но они не могут физической работой заниматься. Папа у нас был с двумя детьми, их мама умерла от онкологии, – тоже помогли. Нина Германовна с местными администрациями, которые знают своих жителей, находит такие семьи и решает вопросы.

– Вы едете на Вахту и знаете, что «Забота» будет обязательно?

– Однозначно. Мы принимаем участие в трёх больших Вахтах, и в каждом сезоне – «Забота» и «Доброхоты». Это ещё одна социальная акция, в рамках которой мы приводим в порядок мемориалы и памятники участникам Великой Отечественной войны, а также погибшим от рук фашистов мирным жителям. Но, в отличие от «Заботы», «Доброхоты» проводятся в течение всего года: поисковики находят захоронения, зачастую в труднодоступных местах, и приводят их в порядок. В день окончания Второй мировой войны – 3 сентября – в Смоленской области уже много лет отмечается День доброхотов.

В поисковом братстве нет случайных людей

– Давайте всё-таки вернёмся к вопросу, что движет людьми? Во-первых, это своё личное время. Во-вторых, многие говорят, что это всё за свой счёт делается – экипировка, транспорт, проживание, питание. Мало того, что это не заработки, это ещё и траты семейные...

– Нина Германовна централизованно закупает для смоленских поисковых отрядов питание: тушёнку, сгущёнку, макароны, крупы, хлеб, батоны, масло подсолнечное, сливочное, майонез и кетчуп – это выдаётся раз в три-четыре дня по количеству заявленных поисковиков. Какие-то другие продукты мы сами привозим, вкусняшки например.

Поиск – это недешёвое удовольствие. Но некоторые люди с аквалангами спускаются в море, кто-то с парашютом прыгает или в горы ходит – это же тоже недёшево. Каждому своё…

– Когда ты прыгаешь с парашютом или погружаешься с аквалангом, ты работаешь исключительно на своё удовольствие. В поиске нужно определённый склад характера иметь, чтобы получить от этого удовольствие, ведь после Вахты отдохнувшим себя точно не чувствуешь. Но есть чувство удовлетворения, что не зря эти две недели провёл в лесу?

– Отдохнувшим себя не чувствуешь точно. Вахта закончилась, на следующий день уже захоронение. И в этот вечер ты почти в эйфории находишься от того, сколько ты всего сделал. Мы подняли на Вахте 49 бойцов – это достаточно хороший результат. В межсезонье мы ещё 27 бойцов подняли. Мы очень собой довольны.

– Были ли случаи, может быть, не в вашем отряде, а по соседству, когда кто-то хотел участвовать, приезжал на Вахту, но после двух-трёх дней ему говорили: извини, парень, ты не наш человек, не подходишь?

– Да, постоянно, это обычное явление. Но взрослые люди редко приезжают случайно, скажем так. Мы ведём работу с молодёжью, и много подростков, кто приходит к нам, в наш музей, говорят: можно я к вам? Ну хорошо, давай попробуем. Приедет на день, глаза на лбу, и потом: мама, папа, эвакуируйте меня.

В 2021 году была Вахта в Ельнинском районе, у меня было шестнадцать подростков. На третий день осталось двое. Остальные были «эвакуированы»…

– В работе с подростками ваш отряд отличается от других: кроме того, что вы сами копаете, сами поднимаете бойцов, участвуете в Вахтах Памяти, вам нужно ещё, как в пионерском лагере, смотреть за каждым подростком...

– Мы проводим инструктажи, да и случайных людей не берём. Если к нам приезжают, то обычно это друг того, кто уже у нас в отряде есть. Было такое: можно я возьму с собой друга? Приехал, посмотрели мы на этого друга, говорю: чувствую, что больше у тебя нет друга. Он не такие каникулы ожидал, думал, посидит с девчонками, с гитарой возле костра, а тут марш-бросок на шестнадцать километров по лесу.

– Вы их так тренируете?

– Это мы так ищем. Маршрут строится по картам, и если посмотреть потом свой трекер, маршрут напоминает зайца, убегающего от лисы.

Если мы пригласили на Вахту десять подростков и из них один прижился – это очень хороший результат. У нас прижилось четверо, а прошло, наверное, человек шестьдесят…

Контактный музей для всех

– Нина Александровна, вы упомянули музей. Расскажите о нём поподробнее...

– Он появился благодаря Анатолию Юрьевичу Уханову. В 2021 году в Ельне мы нашли блиндаж, в котором было очень много различных артефактов. К нам даже в лагерь на Вахте приходили дети, как в музей. Мы решили, что надо как-то это всё окультурить. Наш руководитель и предложил: давайте создадим прямо у нас в Управлении музей нашего поискового отряда. В 2023 году бойцы поискового отряда с января по март, по выходным, создавали этот музей, и к 9 Мая мы открылись.

– Он доступен для посещения?

– У нас есть страничка поискового отряда в «ВКонтакте», там указан мой телефон, по которому можно заранее позвонить и записаться на посещение. Мы сделали музей контактным, доступным для детей – ушли от стеклянных витрин: у нас можно потрогать винтовки Мосина, можно пощёлкать пистолетом-пулемётом системы Шпагина, подержать деактивированный снаряд, посмотреть какие-то другие военные артефакты.

Музей будет интересен не только детям и подросткам, но и взрослым людям – например, к нам судебные приставы приходили. У них есть выставочная экспозиция, но своего музея нет. К нам может прийти любой коллектив, но необходимо хотя бы за день-два предупредить о том, что собираетесь, – у нас режимный объект.

Что интересно: ребята час занимаются в музее, потом мы поднимаемся на этаж выше и проводим профориентационное занятие, рассказываем о деятельности Следственного комитета – школьникам показывают криминалистическую технику, рассказывают, как снимать отпечатки пальцев. За это наш музей учителя очень любят, так что ждём всех к нам в гости.