Несколько слов о важном, или Геростраты всегда найдутся
В 2024 году исполняется 100 лет русскому писателю, автору бессмертных произведений «А зори здесь тихие», «В списках не значился», «Завтра была война», «Офицеры», «Вещий Олег», «Глухомань»… – смолянину Борису Васильеву. О нём рассказывает художник, писатель, бард и журналист, друг семьи Васильевых, автор рисунков к первому собранию сочинений писателя, автор предисловия к первому изданию киноромана «Офицеры» и, что немаловажно, автор романа о жизни и творчестве Б. Васильева «Трясогузка на перилах» смолянин Александр МАКАРЕНКОВ.
***
Смоленску несказанно повезло. Не только местоположением. Не только богатейшей историей. Не только потому, что он – ключ-город на пути к России. Не только тем, что живут в этом «Доме на холмах» светлые, добрые и незлобивые люди. Хотя… Ему повезло именно людьми. Талантливыми, гениальными и просто – надёжными. Это непреложный факт.
Как-то мой брестский друг Тарас Юркевич – в ту пору он служил заведующим постановочной частью в государственном театре драмы и музыки самого западного города Беларуси – попал в стены библиотеки имени Твардовского. Он увидел карту Смоленщины (обновляемое постоянно наследие прошлых времён), которая сплошь увенчана портретами знаменитых смолян. Здесь Энгельгардт соседствует с Конёнковым, Лавочкин с Твардовским, Исаковский с Азимовым, Папанов с Ладыниной…
– Вот это пантеон! – воскликнул он. – От такого у любой губернии голова кругом пойдёт! Что уж – провинция или штат!
Признаюсь, улыбнулся с гордостью. Я-то эту карту помню с прошлого века и вижу, как она дополняется. А в 2013 году внутри её пространства, больше похожего на контур сердца, появился ещё один портрет. Смолянина до мозга костей, до детских припухлых желёз, до самого последнего дня своего, до самого-самого сокровенного! Об этом потаённом не кричат. Никогда. Даже не говорят! Это чуют! Как чуют на щеках в ночи потаённые слёзы, что текут по морщинам щёк к подбородку, а потом падают на пергаментную кожу. Именно таким смолянином был писатель и драматург Борис Львович Васильев. Дед. Многие из васильевского окружения между собой называли его именно так. И последние годы его жизни порой именно так называл его и я. Не в разговорах дружеских. Напрямую.
***
…Мне редко видятся сны. В поездах тем более. В тот год я катил с Кавказа после фестиваля и концертов на Ставрополье. Билет достался на верхней боковой. Не шибко-то разгуляешься. И в полудрёме привиделось, что приехал к Васильевым в очередной раз в Сенеж. Подхожу к дому, а ворота – не калитку, именно ворота – открывает сам Борис Львович. И Зоренька рядом стоит. Улыбаются оба как-то с хитрецой. (В душе моей всю дорогу горел огонёк душевного разлада. Что-то не стало мне хватать деда моего Алексея Нестеровича. И лет минуло с его ухода больше двадцати пяти. Что произошло? Не знаю.) И вот мы с Борисом Львовичем здороваемся, пожимаем руки, обнимаемся. И вырывается у меня фраза: «Вот ведь, моих стариков давно нет. Вы остались последними моими дедом и бабушкой». Борис Львович сгребает всех в охапку и произносит:
– Значит, так и будет, Сашенька.
Я очнулся. Поезд «парковался» у перрона Казанского вокзала. Оставалось перейти площадь и с Ленинградского рвануть в Сенеж. А когда добрался до места, подошёл к воротам и калитке… меня встречали Васильевы. Вдвоём. Я опешил. Произошло именно то, что я наблюдал ночью на верхней боковой после слов: «Вот ведь, моих стариков давно нет…». Признаюсь, я растерялся. Вошли в дом, сели пить кофе с чаем, после рюмочки живительного напитка, произведённого в Прасковее, я отважился – рассказал историю из поезда.
– Я же тебе сказал, так и есть, – снова улыбнулся в усы Борис Львович…
***
Когда уходит человек от нас, начинаются мучительные метания. Не успел спросить то, не рассказал этого, не… Наверное, если не сотни, десятки «не» переворачивают жизнь. И вместе с тем заставляют взглянуть на неё особенно. С другой стороны. С моста, большая часть которого пройдена. И получается, что масса друзей окружала человека, а ты не знал их. Не видел ни разу или не слышал даже в досужих разговорах. И наоборот – люди, которые были рядом чаще других и подставляли плечо в трудные минуты, остаются в тени. Тень сначала лёгкая. Потом она становится гуще. А на первый план выходят совершенно сторонние «наблюдатели» или обладатели одного рукопожатия. С Васильевыми этого не произошло. Радует.
Ещё при жизни Деда попросил меня Юрий Поляков сделать материал в «Литературную газету» к юбилею Бориса Львовича. В то время Зоря Альбертовна закрыла дорогу журналистской братии в дом. Дед чувствовал себя неважно, меньше работал. Я не обещал ничего главреду «Литературки», но «добро» от «семейного начальника штаба» Зори получил. Материал вышел и основной читающей публикой встречен был тепло. Единственное грязное письмо пришло мне в одной из соцсетей. Именно тогда я понял, что желание «кусаться или дёргать тигра за усы» у некоторых людей присутствует. Печально то, что писал пасквиль смолянин. На мой, как мне думается, корректный ответ прилетела ещё одна порция грязи. Основной смысл: Васильев никакой не фронтовик, он не воевал, наград не удостоен, но всю жизнь утверждает обратное… Признаюсь, я слегка опешил. Потом поразмыслил и понял: полемика с этим человеком бессмысленна. Он по своим репликам был похож на журналиста с иностранной фамилией, которого в одной из передач в прямом эфире спросили:
– А какое право имеет ваше государство вмешиваться в дела стороннего государства?..
Он произнёс сакраментальное:
– Имеет.
– Почему?
– Потому что имеет… Мы решаем, что имеем, а что нет.
***
…Тут же в голову приходит трагическая история жизни величайшего актёра и удивительного человека Георгия Александровича Юматова. Он 15-летним мальчишкой сбежал на фронт и стал одним из сотен сынов полка. Воевал на флоте. Ранен, награждён орденами, медалями. Но признавать его ветераном Великой Отечественной войны не хотели! Удивительно? Такое бывало. Почему? Отсутствовал приказ о его призыве! Лишь незадолго до смерти Георгию Александровичу выдали ветеранскую книжку. А Васильев? Будучи школьным комсоргом, внёс себя в список истребительного батальона, который следовал на Смоленщину из Воронежа. В то время Борису Львовичу месяц как исполнилось семнадцать лет! И приказа о призыве не найти в документах! Его просто не было. А медаль «За оборону Москвы»? «Это не доказательство!» – процитирую фразу из фильма «Неподсуден». И улыбнусь. Тогда орден Отечественной войны II степени? Кто не в курсе: ордена вручались в 1985 году участникам Великой Отечественной войны. Следовательно? Давайте закроем вопрос об участии в войне сержанта Васильева… Он ясен как белый день. А геростратов в мировой истории хватает.
Лучше обратимся к творчеству. (Или писал тоже не Васильев, а его литературные «рабы», как сегодня принято у некоторых беллетристов?)
В последние годы Борис Львович создал потрясающую сагу о семье Олексиных. А вот началась она с «Былей и небылей», с русско-турецкой войны и освобождения Балканского полуострова. Первый роман вышел в 1980 году. Потом, как говорят фокусники, следите за руками… При одной из встреч Натан Эйдельман, знаток истории рода А.С. Пушкина, спросил Васильева, откуда тот знает так удивительно точно историю рода дворян Алексеевых (в романах они – Олексины. – Прим. авт.)? На что Борис Львович ответил:
– Это мои предки. По матушке я Алексеев.
– А вы знаете, что один из ваших пращуров был не просто знаком, но и дружен с Александром Сергеевичем Пушкиным?
Этим вопросом Эйдельман вверг в лёгкое замешательство уже известного в то время писателя. И поведал историю дружбы Сашки Алексеева с Пушкиным. Наживка была заброшена. Работы в архивах – непочатый край. Через некоторое время, будучи в очередной раз у Васильевых в гостях, я был огорошен вопросом:
– Саша, ты знаешь, почему цензура не смогла уничтожить стихотворение Пушкина «Андрей Шенье»?
Я пожал плечами в ответ.
– А ведь благодаря моему прадеду Александру…
Он принялся рассказывать. Я, разинув рот, – воспринимать.
Позже первые строки «Глухомани» во мне засели навсегда… пулей, выпущенной из ружья времён англо-бурской войны…
Главное, что немного огорчает: Васильев – писатель многоплановый, а большинство из нас знает его как представителя «лейтенантской прозы». Хочется иногда пойти в библиотеку и сказать потенциальным читателям, что есть ещё пронзительные «Не стреляйте в белых лебедей», ошарашивающие «Отрицание отрицания» и «Глухомань», поучительные и тонкие романы о семье Олексиных и целая серия романов о князьях Древней Руси, которая начинается с «Вещего Олега» и приводит нас через века к «Владимиру Мономаху».
Если же вспомнить о самых первых работах писателя… сценариях к фильмам и заглянуть в фильмографию… рядом встанут «Королевская регата» и «След в океане», «Очередной рейс» и «Офицеры», и ещё, и ещё…
***
Романтик по натуре, он умудрялся порой какие-то простые вещи облечь в такую форму, что собеседник или слушатель дышать забывал! И уже после восьмидесятилетия рядышком порой появлялась его Искра Полякова – Зоря. Она смотрела на Деда такими глазами… словно они только вчера шли по лесу, где на минном поле обнаружилась полянка незабудок. Откуда вышли вместе, держась за руки. Зоря слушала, порой с улыбкой приостанавливала бег романтического «рысака» уточнениями или нюансами, о которых Борис Львович мог и подзабыть. Или что-то перепутать.
Каждый раз у любого из земляков, которые навещали в Сенеже «затворника», он интересовался, как Смоленск? Что нового в нём? Жалел и радовался изменениям в городе. Самой главной наградой всю жизнь считал своё звание «Почётный гражданин города-героя Смоленска».
Как-то иду по центру Смоленска и слышу обрывок разговора:
– Как уже замучили этим Васильевым! Ну, написал он «Зори», ну, чего-то ещё… Других мало, что ли?..
Других достаточно, господа хорошие. Беляев, Сергеев, Касаткина, Якушкин… Впрочем, зайдите как-нибудь на досуге в библиотеку, взгляните на карту Смоленщины. Там нет ни одного портрета «Герострата»…
Следите за новостями в телеграм-канале SMOLGAZETA.RU
Александр МАКАРЕНКОВ
