Десятилетия лжи и лицемерия
Польша – это самый давний и самый ярый враг России в Европе. Достаточно вспомнить, что как и у Наполеона, так и в армии Гитлера при их нашествиях на Россию и СССР поляки составляли значимую часть иностранного контингента, – говорит известный историк, специалист по российско-польским отношениям Александр ШИРОКОРАД. – Польская политика XXI века мало отличается от политики Речи Посполитой в XVI–XVIII веках и Польши Пилсудского 1918−1939 годов. Опять стремление стать лидером Европы, обмануть и обобрать соседние страны, ну а при возможности – захватить их территории.
Но ни военная, ни экономическая роль Польши явно не соответствует её глобальным претензиям, поскольку в экономическом и военном отношении Польша – содержанка ЕС и США. Главный и единственный аргумент в претензиях Варшавы – это потеря шести миллионов населения Польши во Второй мировой войне. Это даёт ей основания добиваться новых огромных репараций от Германии. Поляки требуют, чтобы представительство в ЕС было не по числу жителей стран, входящих в ЕС, а по числу погибших в 1939–1945 годах.
То, что во Второй мировой войне погибло от 7 до 8,5 миллиона немцев (по разным источникам), 30 миллионов граждан СССР и 20 миллионов китайцев, Варшава в расчёт не берёт из-за недостойного, по её мнению, поведения этих стран. Достойно могла себя вести, разумеется, только Польша, – горько иронизирует историк.
Особую роль во всех этих претензиях поляков занимает так называемая тема Катыни, которую они раскручивают в общественном сознании до неприличия упорно и максимально используют её как основной концепт, главную, доминирующую идею в выстраивании своих отношений с Россией. И, разумеется, требуют от нашей страны как правопреемницы СССР таких же покаяний и репараций, как и от фашистской Германии.
Как возникло «Катынское дело», кто, с какими целями его продвигал в политике и в общественном сознании? Этими вопросами серьёзно занимается кандидат исторических наук, научный директор Центра изучения перспектив интеграции ЕАЭС Оксана Викторовна Корнилова. Наша землячка собрала и обобщила огромный фактический материал на эту тему, опубликовав на главном историческом портале нашей страны – История.РФ – статью «Катынское дело» как концепт польской политики памяти».
Редакция «Смоленской газеты» предлагает читателям несколько сокращённый, газетный вариант этого серьёзнейшего исследования.
***
История возникновения и развития концепта польской политики памяти «Катынское дело» – это выдающийся пример информационной войны, которая велась против Советского Союза и которая ведётся и в наши дня против Российской Федерации. С середины апреля 1943 года, когда с подачи нацистских средств массовой информации словом Katyn стали называть обнаруженные в лесу Козьи Горы под Смоленском польские захоронения, вплоть до настоящего времени понятие «Катынь» несколько раз меняло свое содержание, став в итоге концептом польской политики памяти «Катынское дело», на основе которого уже несколько десятилетий строится польская национальная идентичность и формулируются современные историко-политические концепции «первой советской оккупации 1939–1941 годов» Польши, прибалтийских стран, Украины и Белоруссии; «второй советской оккупации Польши»; «кровавого путинского режима», если говорить о современности.
В рамках этого концепта в Польше, как и в ряде стран Европы, принимаются законы о декоммунизации и идёт приравнивание нацистского режима и советского строя. В настоящее время концептом польской политики памяти «Катынское дело» во многом определяется антироссийская историческая политика и политика русофобии.
В настоящее время «Катынским делом» принято обозначать расстрел 21 857 польских граждан, содержавшихся в трёх лагерях НКВД (Козельском, Осташковском и Старобельском) и тюрьмах Западной Украины и Западной Белоруссии, осуществлённый весной 1940 года на основании постановления Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 г. (так называемое «катыньское решение»).
Концепт польской политики памяти «Катынское дело» является наиболее общим обозначением всего круга вопросов и проблем, который он в себя включает. Это определение возникло сравнительно недавно.
К настоящему времени можно выделить как минимум три различных, последовательно сменяющих друг друга содержания этого концепта. В качестве тенденции отмечается постоянное увеличение численности жертв, а также расширение географии расположения мест расстрелов и захоронений. Соответственно этому идёт и расширение сферы мемориализации концепта польской политики памяти «Катынское дело» посредством открытия символических «катынских кладбищ».
С апреля 1943 года до 1946 года существовала сформулированная в высших эшелонах власти нацистской Германии первая версия «Катынского дела», жертвами которого были объявлены 10–12 тысяч польских военнопленных, гражданских лиц, священников и интеллигенции, привезённых в Козьи Горы под Смоленск из Козельского лагеря и расстрелянных здесь весной 1940 года. Окончание данного периода связано с капитуляцией нацистского руководства в мае 1945 года.
«Специальная комиссия для расследования катынского дела» (1944)
Следует отметить, что параллельно с немецкой версией «Катынского дела» в годы Второй мировой войны начал формироваться и современный концепт польской политики памяти «Катынское дело». К апрелю 1943 года он был сформулирован в так называемом «меморандуме Кукеля».
В декабре 1944 года, после провала варшавской авантюры, при совете министров польского эмигрантского правительства была создана особая структура – Специальная комиссия для расследования катынского дела. Эту комиссию возглавил генерал Мариан Кукель. Помимо него членами комиссии стали министр иностранных дел граф Адам Тарновский, министр информации и документации Адам Прагье, а также эксперты M. Хейцман и В. Сукенницкий. Все основные работы по подготовке материалов расследования так называемого «Катынского дела» были выполнены этими двумя экспертами. На протяжении нескольких последующих месяцев они подбирали материалы, которые в 1946 году были опубликованы польским «советом министров» и легли в основу позиции польской политической эмиграции по «Катынскому делу» в послевоенное время и современного концепта польской политики памяти «Катынское дело»…
Лондонской «Специальной комиссией для расследования катынского дела» было подготовлено несколько вариантов материалов, с которых началось формирование концепта польской политики памяти «Катынское дело».
Эти материалы и издания имели разный объём (от нескольких десятков до четырёх с половиной сотен страниц) и разную степень доступности (грифы «Секретно», «Совершенно секретно», «Для частного пользования»). В настоящее время они так и не введены в научный оборот в качестве общедоступного источника о Катынском деле.
Самое первое издание было подготовлено в Лондоне в феврале 1946 года и называлось «Рапорт о резне польских офицеров в лесу Катынь. Факты и документы». Под руководством Виктора Сукенницкого было также подготовлено обширное издание «Факты и документы о польских узниках войны, захваченных СССР в ходе кампании 1939 года». В литературе встречается упоминание о сокращённой версии этих «Фактов и документов…», которая называлась «Массовое убийство польских узников войны в Катыни». Эти материалы объёмом в 31 страницу были подготовлены в марте 1943 года и имели грифы «Строго секретно» и «Не для публикации».
Время появления этих материалов совпадает с попыткой обнародования в Нюрнберге машинописного текста секретного дополнительного протокола к Договору о ненападении между СССР и Германией от 23 августа 1939 года. Как известно, о существовании секретного дополнительного протокола к договору от 23 августа 1939 года было сообщено А. Зайдлем, защитником нацистского преступника Рудольфа Гесса на Международном военном трибунале в Нюрнберге (МВТ) в конце марта 1946 года.
Судьи, несмотря на усилия адвоката, отказались заслушать полученный из неизвестного источника текст, однако включили его в материалы процесса. Таким образом, он получил статус официального документа. Но Трибунал его не обсуждал и не принимал решения о его подлинности. В настоящее время в современном концепте польской политики памяти «Катынское дело» секретный дополнительный протокол к Договору о ненападении между СССР и Германией от 23 августа 1939 года занимает одно из центральных мест – именно с него он берёт начало.
После того как стороне защиты удалось удачно подложить судьям Трибунала «секретный дополнительный протокол к договору от 23 августа 1939 года», представителями потерявшего легитимность польского эмигрантского правительства была предпринята попытка таким же способом провести и «факты и документы», которые доказывали бы невиновность гитлеровцев в ответственности за катынский расстрел.
К июлю 1946 года была подготовлена ещё одна «небольшая брошюра» под названием «Рапорт об убийстве польских офицеров в Катынском лесу», которую польские эмигрантские деятели попытались легализовать в ходе Международного Нюрнбергского трибунала 2 июля 1946 года, передав их защитнику Карла Дёница адмиралу О. Кранцбюлеру в качестве материалов защиты нацистской стороны.
С точки зрения изучения концепта польской политики памяти «Катынское дело» как польского места памяти обращает на себя внимание тот факт, что во всех известных источниках рассматриваемого периода описание «катынских событий» ведётся с 17 сентября 1939 года, а не с 23 августа, как в современной политизированной польской версии. Крайне маловероятным представляется тот факт, что авторам «Рапорта» не было известно о советско-германском договоре от 23 августа 1939 года, текст которого был опубликован в издававшейся миллионными тиражами «Правде». Это означает, что в тот период Договор о ненападении между Советским Союзом и Германией от 23 августа 1939 года в глазах польских деятелей и представителей «мировой общественности» ещё не рассматривался как что-то особенное с точки зрения действовавшей практики международного права. Придание договору и сопутствующим документам символического значения зловещего и преступного «сговора двух диктаторов» тогда ещё не стало частью исторической политики на Западе и не входило в концепт польской политики памяти «Катынское дело».
Рапорт об убийстве польских офицеров в Катынском лесу (1946)
«Рапорт об убийстве польских офицеров в Катынском лесу» является, по сути, итогом первого этапа формирования концепта польской политики памяти «Катынское дело». Каково его содержание?
Повествование начинается с 17 сентября 1939 года, когда польскому послу в Москве была вручена нота о том, что Красная Армия получила приказ пересечь польскую границу. Далее говорится о том, как Красная Армия «захватила Польшу», в то время как польские войска не на жизнь, а на смерть сражались с вермахтом на западе. Пленённые Красной Армией польские офицеры были размещены в трёх лагерях – в Козельске, Старобельске и Осташкове, где на протяжении шести месяцев подвергались расспросам. В приведённых в «Рапорте» воспоминаниях говорится, что это были не допросы, а некие «беседы на политические темы» (о причинах и предполагаемом итоге войны с Германией, о буржуазном и социалистическом строе и т. п.). По итогам этих бесед-расспросов, как предполагают авторы, проводилась некая классификация заключённых. В конце марта подобные беседы прекратились, а среди заключённых стали ходить слухи о том, что их всех вскоре отвезут домой. Все с радостью ждали того момента, когда начнут называть имена на отправку. В Старобельске это называлось «время попугая» (the parrot time). В Козельском лагере перед отправкой польских офицеров кормили русскими блинами: «Отправление первой группы из Козельска было устроено как праздник. Офицеры, которые оставались в лагере, выстроились в шеренгу и приветствовали отправляющихся. Новое лагерное начальство устроило что-то вроде ресепшена для уезжающих заключённых и предлагало им русские блины».
Как следует из «Рапорта», дальнейшая судьба узников трёх лагерей стала известна из надписей на стенах тюремных вагонов, которые находили «заключённые второй и последующих групп»: «…Надписи, сделанные на стенах вагонов их предшественниками, которые на маршруте Козельск – Гнёздово – Катынь гласили: «Мы выходим на второй станции от Смоленска. Нас ждут грузовики. Мы покидаем поезд» или «Нас выводят из поезда в Гнёздово, мы можем видеть грузовики». Заключённые из Старобельска видели аналогичные надписи, показывающие, что их предшественников отправили в Харьков. Путь «осташковцев» был прослежен до Вязьмы.
В данном случае либо авторов «Рапорта» напрочь подвела логика, либо за их утверждениями скрывалось желание скрыть свои источники информации: очевидно, для того чтобы «заключённые последующих групп» могли кому-то рассказать о виденных на стенах вагонов надписях, они должны были остаться в живых.
Помимо «фактов» в «Рапорте» приведены и «документы». Что они из себя представляли? Это выдержки из советских газет сентября 1939 года и 1940 года; стенограммы переговоров С. Кота с А.Я. Вышинским, В.М. Молотовым, И.В. Сталиным; переговоры В. Сикорского и В. Андерса со Сталиным; выдержки из «Старобельских воспоминаний» начальника отдела пропаганды при армии Андерса Ю. Чапского; нота М. Кукеля от 17 апреля 1943 года; Меморандум международной комиссии судмедэкспертов от 30 апреля 1943 года; заключение комиссии Н.Н. Бурденко; несколько анонимных показаний и другие. Всего 33 «документа», приведённых в виде машинописного текста.
Именно все эти подготовленные лондонской «Специальной комиссией для расследования катыньского дела» материалы, которые 2 июля 1946 года попытались легализовать в Нюрнберге посредством стороны защиты главных нацистских преступников, и стали отправной точкой формирования современного концепта польской политики памяти «Катынское дело».
Принципиально важно отметить, что предложенный на рассмотрение Международного Военного Трибунала «Рапорт о резне польских офицеров в лесу Katyn» не был приобщён к материалам процесса. Однако тот факт, что в приговоре Трибунала отсутствует прямое возложение вины за катынское преступление на нацистскую Германию, позволил Западу использовать эту антисоветскую провокацию на всём протяжении холодной войны. Причём использовать без каких-то ограничений и юридических последствий. Более того, польские эмигрантские деятели (и стоявшие за их спинами политические силы) использовали это отсутствие решения в политических целях, подняв уровень антисоветской пропаганды на новый – международный – уровень.
«Сталин и поляки: обвинительный акт советскому руководству»
В послевоенный период деятели польской эмиграции продолжали дальнейшее развитие и популяризацию концепта польской политики памяти «Катынское дело». Более того, так как в ходе Нюрнбергского трибунала не удалось добиться обвинения руководства Советского Союза в совершении катынского расстрела, они решили ни много ни мало устроить для Сталина и лидеров Советского Союза свой «Нюрнберг». В 1949 году была подготовлена и издана книга под названием «Сталин и поляки: обвинительный акт советскому руководству» – на английском языке, что определялось её целевой аудиторией. В этом издании идёт дальнейшая концептуализация понятия «Катынское дело».
Её автором или, скорее, составителем выступил Бронислав Кузнерж (1883–1966) – министр юстиции потерявшего международную легитимность эмигрантского правительства Артишевского (1944–1947) и Бур-Коморовского (1947–1949). Кузнерж на момент начала Польской кампании вермахта служил в подразделении военной цензуры. Он повторил маршрут многих эмигрантских деятелей, в сентябре 1939 года бросивших свою страну и бежавших в Румынию. С октября 1942 года – в Великобритании.
Автором предисловия к книге стал Август Залески (1883–1972), так называемый президент «польского эмигрантского правительства» с 7 июня 1947 года по 7 апреля 1972 года. В 1943–1945 годах исполнял функции главы президентской службы В. Рачкевича, после смерти которого стал новым президентом.
На обложку книги «Сталин и поляки» было вынесено утверждение: «Почти десять лет назад польское правительство было изгнано немецкими и русскими захватчиками. Это же самое правительство, никогда не отвергавшееся народом Польши, теперь представило первое официальное обвинение в советском угнетении. От бессмысленной жестокости Красной Армии во время первого вторжения и ужасной бойни в Катынском лесу до фальсифицированных выборов 1947 года и постепенной ликвидации всех форм национальной культуры…».
В самом издании, что показательно, применяется название тех категорий преступлений, которые использовались на Международном Военном Трибунале в Нюрнберге над нацистскими преступниками: преступления против мира (crimes against peaсe), военные преступления и преступления против человечности (war crimes and crimes against humanity). Только в данном издании польские деятели применяют их уже по отношению к Советскому Союзу и советскому руководству.
Книга состоит из двух частей: 1939–1941 годы и 1941–1948 годы, что соответствует уже сложившейся в тот период концепции «первой советской» и «второй советской оккупации» Польши. В число «советских преступлений против поляков» авторы включают практически всю польскую историю, начиная от «спланированной агрессии 1939 года» и заканчивая «манипуляциями на выборах 1947 года». Один из разделов (около 40 страниц) посвящён «убийству и жестокому обращению с узниками войны и массовому убийству в Катынском лесу».
Вероятно, впервые на страницах этой книги появляется понятие «катынская ложь», которым стали обозначать советскую политику по сокрытию так называемой катынской правды. В настоящее время это понятие – «катынская ложь» – является одной из составных частей современного концепта польской политики памяти «Катынское дело». Применяется оно для определения политики советского руководства периода холодной войны.
В данное время идёт формирование концептуального сравнения «нацистских и советских попыток уничтожить польскую идентичность, культуру и политическую независимость», а также вывод о том, что сталинские методы совершения преступлений над поляками показывают «даже бóльшую спланированность и психологическую изощрённость» по сравнению с нацизмом. В данное время концепт польской политики памяти «Катынское дело» подаётся в контексте других многочисленных преступлений против Польши.
Концепт польской политики памяти «Катынское дело» в период холодной войны
С конца 1940-х годов концепт польской политики памяти «Катынское дело» начал массово внедряться в общественное сознание: число антисоветских публикаций стало расти и множиться. В массовом порядке стали публиковаться книги, брошюры, статьи, листовки. Много и плодотворно будут писать так называемые «независимые» наблюдатели и участники эксгумационных работ весны 1943 года. Польский писатель Й. Мацкевич в 1948 году опубликовал многократно переизданную на разных языках книгу «Катынское преступление в свете документов». Эта книга в польской историографии считается одним из классических изданий, в котором в более-менее чёткой форме сформулирован концепт польской политики памяти «Катынское дело» периода холодной войны (с числом жертв – 14,5 тысячи).
На рубеже 1940-х – 1950-х годов в США и Великобритании стали активно организовываться различные комитеты, перед которыми выступали многочисленные очевидцы, свидетельствующие о «преступлениях советского режима».
После окончания Второй мировой войны в США стали формироваться мощные антисоветские и антикоммунистические структуры. Часть поляков-эмигрантов, особенно из числа запятнавших себя сотрудничеством с нацистами и/или являвшихся противниками решения Ялты о восточной польской границе, перебирались из Лондона на другую сторону Атлантического океана.
Реально оценив в их числе противников Советской власти и крайний градус русофобии, американские спецслужбы решили использовать этих активистов себе на пользу. В 1949 году в Нью-Йорке был организован комитет по расследованию катынского преступления, одним из руководителей которого стал Аллен Даллас – глава Центрального разведывательного управления США.
Подготовленные этим комитетом материалы стали основой для рассмотрения комиссией Мэддена. Примечательный факт: сенаторы – члены упомянутого выше комитета по расследованию стали членами комиссии Мэддена.
Более двух тысяч страниц текста «Отчёта комиссии Мэддена» (1952 год) закрепили цифру в 14,5 тысячи «катынских жертв» и три лагеря – места временного содержания бывших польских офицеров и полицейских – Козельск, Старобельск, Осташков. И если место расстрела узников Козельского лагеря однозначно определялось как Козьи Горы, которые к тому времени стали называться «Катынью», то два других предполагаемых места предполагаемой гибели поляков так за 30 лет ЦРУ установить не удалось.
С 1970-х годов пропаганда польско-ЦРУшной версии Катынского дела стала вестись посредством организации Human Rights Watch и поддержки диссидентского движения.
(Продолжение статьи читайте в следующем номере газеты)
Следите за новостями в телеграм-канале SMOLGAZETA.RU
Фото: histrf.ru; memorial-katyn.ru
Оксана КОРНИЛОВА, кандидат исторических наук, научный директор Центра изучения перспектив интеграции ЕАЭС
