Культура

Литературные новинки. Книга смоленского поэта Владимира Макаренкова «Милое сердцу и дорогое»

Культура

30 января 2012 года в 17:10

Издательством «Смоленская городская типография» издана новая книга смоленского поэта Владимира МАКАРЕНКОВА «Милое сердцу и дорогое. Предлагаем вниманию наших читателей сокращённый вариант рецензии, написанной на книгу московским поэтом и критиком, составителем антологии «Наше время» Борисом ЛУКИНЫМ. Полный вариант статьи печатается в альманахе Смоленского отделения СРП «Под часами» №10.

БОЛЬШАК

…Задав сначала самому себе вопрос по поводу новой книги смолянина Владимира Макаренкова, нашёл затем и собеседника, правда, заочного – лауреата литературных премий имени А.Т. Твардовского и имени М.В. Исаковского, заслуженного деятеля науки РФ, доктора филологических наук, заведующего кафедрой истории и теории литературы Смоленского государственного университета, профессора Вадима Соломоновича Баевского. А так как разговор наш заочный, то я, используя цитаты из его статей о творчестве Макаренкова, поведаю читателям и своё мнение.
Баевский считает, что Владимир Макаренков сегодня ведущий поэт Смоленщины. Имея перед глазами лучшие стихи смолянина, с профессором трудно не согласиться. Вот такими словами, например, Вадим Соломонович говорит о его первой книге «Беседка» (1992): «…Какие свежие, самобытные стихотворения её населяют. Какой замечательный дебют. Для примера можно взять почти любое стихотворение». Не стесняется в похвалах Баевский, говоря ещё об одной книге В. Макаренкова («Земли касается душа»): «В новой книге его есть стихотворение, которое начинается афоризмом: «Всё, что поэтично,/ В жизни единично…». Мысль неожиданная, глубоко верная и весьма обязывающая. Выходит, все повторения, перепевы, пересказы, подражания в стихах – это не поэзия. Сразу отсекается вся бесконечная графомания, часто полуграмотная и агрессивная. Но как же быть с вечными темами, которыми живёт мировая поэзия на протяжении тысячелетий? Здесь на первом месте любовь. Дальше – идиллия, верность родному дому, семье, природе, труду. В противоположность этому странствия, чужие земли, чужие нравы тоже становятся предметом поэзии со времён «Одиссеи». Углубление в себя, в свои отношения с Богом, с миром, с другими людьми, близкими и далёкими, с самим собой. Наконец, вечная тема поэзии – поэзия. И всё это есть у Владимира Макаренкова».
Согласен с Баевским полностью.
Зачем огород городить, когда лучше землю пахать? А пахать и читать – работа трудная. Поэтому не зазорно повторить за умным человеком, тем более что мысли наши опять совпадают: «Поначалу мне трудно было разобраться в стихах Владимира Макаренкова. Как это они пребывают в русле традиции – и почти всегда самостоятельны? Я чувствовал их, ценил, но как следует не понимал».
Не понимал сначала… и я. Да понял ли теперь, прочитав несколько раз новую его книгу?
Попробую разобраться вместе с вами, читатель.
Вводить нас в свой мир Макаренков начинает в главке «Нить» с былинных, героических ретроспектив: образы богатырей, крестьянки, которая, если помните, «коня на скаку остановит», сказительная интонация, некоторая наивная ветхозаветность…
И если истый постмодернист вывернул бы всё наизнанку, цитируя русскую классику, то Макаренков, если и цитирует, если и отсылает нас к первоисточнику, так лишь затем, чтобы мы выстраивали историческую перспективу для правильного восприятия и понимания его собственного творчества. Отсюда переклички с творческим методом Юрия Кузнецова в стихотворениях: «Мужик», «Нить», «Слеза», «Алёша, Илюша, Добрыня…», «Железное семя», «Двойник» и прямые или опосредованные цитаты из Лермонтова и Рубцова, например:

Жить всё прискорбнее с годами,
Асфальт толкая из-под ног.
Звезда полей над городами –
Потухший русский огонёк…

Остатний свет былого мира!
Жар-птица счастья без гнезда!
А раньше Родине светила
Как путеводная звезда.

Именно так, «остатним светом» и должна светиться в душе читающего вся предыдущая русская литература во время чтения этой книги, а кстати сказать, и книг других талантливых поэтов. Как порой многозначительны, глубоко содержательны слова в русском языке. Сказано-то всего несколько слов, а перед глазами вся история России от великой крестьянской страны до пролетарской державы детей, пожирающих своих отцов и матерей. И осталось только слово, и катится оно колобком по земле – неприбранной, неухоженной, запроданной за ломаный грош – вдоль догнивающих деревень, позаросших кладбищ и дорог. Катится слово – позади простор и впереди простор, а над головой – вечность. Задумаешься, и почудится, что само слово стихи сочиняет теперь, а не человечишка городской, эгоистичный, не умеющий даже слово, данное ему свыше, уважить, встретить как дорогого гостя в доме своём – в душе своей. К нашей радости не про В. Макаренкова последняя фраза.
В этой же главе «Нить» читаем и стихотворение «Большак», по которому я назвал свою статью. И не потому, что это лучшее стихотворение, а из-за смысла слова «большак». Два его значения: «проезжая широкая дорога» и «старший в семье, чаще всего первым принимающий на себя все невзгоды и отвечающий за будущее рода» – привлекли меня. Если поставить это слово (кстати, в обоих значениях полноценно работает) как синоним к слову «поэт», то совсем иначе видится всё творчество Макаренкова, который и «кличку вздорную» поэт на себя примеривает уже три десятка лет, и до большака более чем дорос к своим пятидесяти.
«Поэтический мир Владимира Макаренкова, – добавил Баевский, – многогранник с сотнями сверкающих граней. Родня; родная деревня; русская деревня, её красота, её судьба; дружеские связи; целый цикл стихотворений посвящён товарищам по поэтическому поприщу; судьбы мира – всё отразил этот многогранник…».
– Так что же, – скажут мои читатели, – ты нам опять зубы заговариваешь? Стихи-то побольше почитай. Или хотя бы про «Большак» скажи.
А и скажу о большаке… на примере стихотворения «Во Всходах». Начинается оно прекрасными образными строками:

Пение птиц – старины отголоски.
В горькую думу уводит большак.

Далее автор некрасовским напевом рассказывает нам о сне-были, в котором Твардовский и Исаковский обсуждают вчерашний и нынешний день страны. Время внесло свои коррективы, а эти коррективы – поверьте мне – именно временны (!), и сегодня (только сегодня) стихи читаются с некоторой саркастической ухмылкой, если бы не великолепный финал, про который Баевский не преминул бы воскликнуть, что порой «поэта тянет пофилософствовать»:

– Тёркин с небес не вернулся на землю.
Может, и лучше устроен тот свет…

Важно, что по мысли автора фразу эту мы слышим из уст человека не робкого десятка – А. Твардовского. А говорит он тоже не о последнем человеке – Тёркине – о герое, воине, личности сложной и порой противоречивой. Два человека (героической судьбы) именно нынче начинают сомневаться в силе своей и нашей (потомков) и даже в принципе самой возможности изменить жизнь на земле. А уж не они ли столько сделали и во имя «свободы человечества от всяческого рабства», и для эфемерной «свободы слова»… Чувствуете глубину поднятой поэтами проблемы? Да, именно так ставит Макаренков вопрос: «Есть у нас возможность и силы переменить несправедливое устройство жизни человеческой?» Это сродни богоискательству, а по сегодняшним атеистическим временам сравнимо с богоборчеством прошлых столетий.
И когда зазвучит этот вопрос из уст Большака, приходится задуматься не на шутку. Совсем что ли переломали нас, вовсе что ли «нет правды на земле»? Ответ находим в следующем стихотворении:

Такой запомнится отчизна
Эпохи долгожданных благ…

Уточню, автор под словом «благ» имеет в виду «бед». Тут былинные имена и на ум-то не идут – ясно же о чьём явлении речь должна вестись. И если Макаренков иносказательно повествует об этом, так на то и поэтическая речь, а не газетная статья.
И когда после всех вводных страниц вековечных страданий доходишь до его – Макаренкова – настоящих, коренных стихов, душа вдруг оживает, глаза открываются и улыбаешься счастливо: «Могёт же без парафраза и экивоков на предшественников своё домотканое показать!» Именно про такие стихи Баевский замечает: «В стихах проходит его жизнь с её радостями, с её горестями. Так или иначе всё отразилось…»: «Речка Дымка, деревня Жуково. / В небе птицы – как запись нот...», «Век переписывает прошлое, / Свободу слова обретя…», «И верить в жизнь до самого конца, / Подыгрывая ей душой мятежной...». Стали для меня столь же любимыми: «Летело ли от речки «теги-теги»…», «Сам от себя в духовной ссылке», «Всё ярче в помыслах святое», «Хотя и привиделся мир мне пустыней», «Ни с этим, ни с тем не согласен я веком…», «Муха», «Каштаны падают, как майские жуки» – это всё из новой книги, и многие-многие другие стихи из предыдущих книг.
Ближе к финалу нашего разговора, читатель, приведу строки из ещё одного стихотворения, сконцентрировавшие в смысле своём самые важные мысли для поэта Владимира Макаренкова и, надеюсь, для всех нас:

Однажды я, как лист в золе,
С другими кану на земле.
Мы для неё несметны.
А ты, моя звезда, гори –
Земному миру говори,
Что мы душой бессмертны.

После нашествия на Россию постмодернистов, метаметафористов и всяческих куртуазно искреннейших реалистов стало многим непонятно, о чём и как стихи сочинять. Вроде все темы высмеяны, все образы заштампованы, все картинки зашлакованы…
Что же осталось литературе? «Отличники» освоили все направления и жанры, вплоть до патриотической публицистики и рифмованных передовиц на злобу дня. Одно им неподвластно до сих пор и, думаю, останется навсегда неосвоенным – искренность и душевность. Материю победить удалось, а вот с духом промашка вышла. Поэтому и ценны сегодня только чистые, с отзывчатой светлой душой поэты, к которым самое прямое отношение имеет и Владимир Макаренков. Так что очередной раз прав В.С. Баевский: «Поэт умеет в хорошо известном, многократно описанном увидеть новое, ранее никем невиданное. О самой традиционной теме мировой поэзии Макаренков сумел сказать по-своему, искренне, убедительно…».
Перефразировав приведённые ранее строки, завершим наш разговор полюбившимся и нам афоризмом: всё, что поэтично, в мире единично.