Акварельный Чехов
Если и есть пьеса, которая выдержала без преувеличения бессчётное количество постановок, так это «Вишнёвый сад». Сценическая версия хрестоматийной комедии, премьера которой состоялась на подмостках Смоленского драматического театра, хоть и поразила странным распределением амплуа между актёрами, но не поблёкла на фоне классических инсценировок «Вишнёвого сада».Знакомое со школьной скамьи содержание пьесы не подверглось перелицовке или модернизации в угоду пристрастиям режиссёра. Значительные купюры, сжимающие пятиактовую драму до рамок двух действий, не искажают оригинальный чеховский текст, скорее, даже наоборот, делают его более лаконичным, насыщенным, а оттого и предельно напряжённым. Известная доля академизма и приближённость к первоисточнику превращают спектакль в прекрасное наглядное пособие при изучении театра Чехова, особенности которого не так-то легко укладываются в сознании школьников или студентов.
Спектакль, поставленный Виталием Барковским, балансирует на грани взаимоисключающих эстетических традиций. Фотографичность реализма, воссоздание исторических условий столетней давности конфликтуют с иррациональной экспрессией модернизма. Наблюдая за тем, как от чопорного, назойливого резонёрства и банально-глубокомысленных рассуждений герои перескакивают к истерическим возгласам, разнузданным подпрыгиваниям и дикой пантомиме, понимаешь, что столь внезапная капитуляция реалистического правдоподобия продиктована режиссёрской идеей перевести конфликт вырождающегося дворянства и растерянной буржуазии в сферу философского обобщения, подчёркнутого обнажённой условностью поведения действующих лиц.
Этого двойного преломления своих ролей сумели достичь не все актёры. Раневская в исполнении Елизаветы Зима и Гаев в исполнении Николая Коншина оказались слишком прямолинейными, непластичными для того, чтобы передать парадоксальную двусмысленность и экзистенциальную потерянность чеховских персонажей. По-моему, им помешали их достоинства: академическая маститость и нравственная устойчивость. Для разлагающихся чеховских личностей, безвольно мечущихся между добром и злом, идеалом и деградацией, Зима и Коншин целостны и чересчур ригористичны. Зато Петя Трофимов (Андрей Курганов), Аня Раневская (Виктория Клевцова-Абакумова) и Варя (Ольга Фёдорова) без труда совмещают прогрессивную мечтательность XIX века с модернистской карнавальностью. Варя, расхаживающая по сцене, подобно апостолу Петру, со связкой ключей на поясе, как по мановению волшебной палочки расстаётся со своей сдержанностью и начинает корчиться в истерических судорогах, как бесноватая. Кокетливо играет с маской либерального трибуна Петя-Курганов: он то бросает дежурные лозунги о пользе труда и уникальном значении вишнёвого сада, то, подобно одержимому, в буквальном смысле седлает влюблённую в него Аню, катающуюся кубарем по сцене. Но внезапные приступы холерической эксцентрики не воспринимаются как вживления инородного материала в живой организм чеховской пьесы.
Напрочь выпадает из актёрского ансамбля Игорь Голубев. Однако винить в этом одного из самых талантливых смоленских артистов было бы верхом несправедливости. Актёр старается изо всех сил, но его Лопахин лишён какой-то метафизической грусти, которая у Чехова мешает этому деятельному, но скучающему и растерянному человеку найти мир с самим собой.
Виталий Барковский не пускается в безнадёжную авантюру свести застывшую в шаге от сюрреалистического абсурда пьесу к единому рациональному знаменателю, какой-либо априорной схеме. Иррациональную красоту погибающего идеала он передаёт с помощью выверенной череды пантомимических композиций. Аутизм и преднамеренная выхолощенность чеховских диалогов, в которых никто не слышит никого, кроме себя самого, компенсируются фантастически красивыми, акварельными немыми сценами. Неброские, изысканного цвета костюмы, вписанные в волнистый шёлк и хрустальную хрупкость декораций, создают волнующий эффект художественно завершённой картины. Эту почти геометрическую выверенность планов мы привыкли смаковать в кино. В театральных постановках столь изысканная сценография, помноженная на композиционную пластичность, встречается не так уж часто.
Хочется надеяться, что смоленская публика по достоинству оценит новую работу артистов и художественного руководителя театра и спектакль не будет сходить с подмостков не один сезон.
