Последняя любовь маэстро. О Викторе Дубровском за пределами сцены
10 декабря исполняется 90 лет со дня рождения Виктора Павловича Дубровского, имя которого носит созданный им почти тридцать лет назад Смоленский русский народный оркестр. В этот вечер на сцене КДЦ «Губернский» пройдёт юбилейный концерт, посвящённый памяти маэстро. В честь знаменитого дирижёра будет звучать музыка Россини, Мусоргского, Глинки, Шнитке, Лядова…
Дубровский не был смолянином по рождению – здесь прошли лишь несколько последних лет его жизни. Лет, полных творчества и музыки, без которых маэстро и жизни-то не представлял. Лет, освещённых и освящённых последней любовью, подаренной ему судьбой именно в Смоленске. Именно об этом – наш разговор с дочерью жены дирижёра Ирины Бартош Ольгой Гурковой.
Случайная встреча
Ирина Бартош и Виктор Дубровский познакомились случайно – в музыкальном училище. И чем-то сразу друг друга зацепили настолько, что общение захотелось продолжить. Стали встречаться вечерами, выгуливая собаку Ирины – пуделя Джаню.
– Джаня как-то сразу полюбил маэстро. Постоянно смотрел на него преданными глазами. Мама даже говорила ему: «Джаня, ты предатель – любишь Виктора Павловича больше, чем меня. Хотя со мной прожил всю жизнь…»
Позже маэстро переехал из гостиницы «Россия» к Ирине Павловне. А 26 мая 1989 года, в её день рождения, они обвенчались в Успенском соборе Смоленска.
– На венчании настоял Виктор Павлович. Он долго уговаривал маму – она упиралась, но из любви к нему всё-таки согласилась. Помню, как я с маленьким сынишкой в коляске подъехала к концу обряда, чтобы их поздравить, а маэстро, увидев нас, всплеснул своими красивыми руками и говорит: «Видишь, какие чудеса господь делает: не успели обвенчаться, а вот и младенчик!»
Для Дубровского это был четвёртый брак, для Бартош – третий. Но оба не раз признавались близким, что наконец нашли то самое заветное, что бывает только однажды…
Магия общения
- Ольга, а вы помните свои первые впечатления от знакомства с Виктором Павловичем?
– Помню. И вначале у меня было не то что отторжение, но какое-то непонимание, что мама могла найти в этом старце. У них ведь довольно большая разница в возрасте была – 14 лет. Однако стоило нам пообщаться, как я тут же попала под обаяние его личности. Он оказался очень интересным человеком, открытым, очень искренним…
– А я слышала, что многие, наоборот, говорили о закрытости маэстро, о том, что он открывается только перед очень близкими людьми…
– Возможно. Но у нас всё получилось именно так. Он сразу принял всю нашу семейку: и меня, и мужа, и нашего сынишку – как своих. И мы друг к другу всегда очень хорошо относились.
Что мне особенно импонировало в маэстро – с ним можно было спорить. В нём не было никакой чванливости или забронзовелости, никакого взгляда сверху вниз. Он был очень азартный человек, темпераментный и в сердцах мог даже крикнуть. Но если понимал, что не прав, всегда извинялся. Поэтому мне с ним просто было. И можно, и нужно было разговаривать.
– На какие темы?
– Да обычные, житейские – никаких особенно высоких тем мы не поднимали…
Хотя помню, что он очень часто цитировал не знаю чьё высказывание: «Дирижирование – это магия, и не надо бояться этого слова». Так вот его магия была не только в профессии, но и в общении с близкими людьми – он буквально завораживал.
В любых домашних застольях маэстро был душой компании. У него было прекрасное чувство юмора. Он рассказывал анекдоты, произносил какие-то тосты – и всё это ярко, искромётно, всегда к месту.
А позже, уже насытившись, из-за обеденного стола все перемещались в гостиную – к инструменту. У нас было пианино, и Виктор Павлович с мамой играли в четыре руки или по очереди, сменяя друг друга. Мы пели романсы, плясали – чувствую, соседи тогда от нас немало натерпелись…
Музыка в голове
Будучи невероятно гармоничным на сцене или в компании с близкими людьми, в тривиальных бытовых ситуациях Дубровский часто оказывался абсолютно беспомощным.
– Когда он брался сам себе что-то приготовить яичницу поджарить или кофе сварить, – всё заканчивалось полным крахом: яичница сгорала до угольков, а кофе из турки выбегал на плиту. Хорошо ещё, что до пожара не доходило. Просто маэстро был весь в музыке. И если какая-то идея пришла, в голове что-то зазвучало, он забывал обо всём – бежал записывать или слушать.
Работал Дубровский постоянно: и с партитурами, и с записями. Ставил пластинку на проигрыватель, слушал и сам себе дирижировал, делая какие-то пометки в нотах.
– Мама часто говорила ему: «Кися (они оба так друг друга называли), ну что ты корпишь над партитурами – ты их все наизусть знаешь!» А он не мог иначе – у него какая-то внутренняя работа шла, не прекращаясь. И были такие забавные случаи нередко, когда мы сидим тихо-мирно за обеденным столом, беседуем о чём-то и вдруг маэстро взмахивает рукой и начинает дирижировать. Причём в руке у него что угодно могло оказаться в этот момент – та же куриная ножка. Он просто услышал музыку в голове – забыл, что ест, что люди вокруг… Для него это было абсолютно нормально. По-моему, он постоянно что-то проигрывал в голове…
Конечно, весь быт взяла на себя жена. Накормить-напоить любимого, проследить, чтобы концертный фрак был в порядке, манишка расправлена и бабочка на месте… Ирина Павловна добровольно приняла эти обязанности, и они не были ей в тягость.
Союз равных
– Вообще это была не только история любви между мужчиной и женщиной. Это был союз двух ярких музыкантов, которые, что называется, смотрели в одну сторону. И это, безусловно, сыграло огромную роль в их отношениях.
Они постоянно были вместе: и на работе, и дома. Можно сказать, практически ни на минуту не расставались. Мама как-то призналась мне: «Знаешь, я живу с ним так, как всегда хотела жить. Мне не надо напрягаться и делать вид – я чувствую себя абсолютно свободной». Они сошлись душами, характерами – наверное, это главное.
– Но ведь Ирина Бартош – не просто домохозяйка. Женщина, состоявшаяся в профессии и как пианист, и как концертмейстер. Насколько ей было сложно уйти в тень маэстро?
– Абсолютно не сложно. Более того – это был её выбор. Ей и в профессии всегда было интересно работать не сольно, а с кем-то. Привлекал сам процесс взаимодействия с инструменталистом или вокалистом, поэтому она и ушла в концертмейстерство.
И в их отношениях с Виктором Павловичем, я думаю, тоже такой тандем возник. Так что с её стороны это не было каким-то отречением и необходимостью наступать на горло собственной песне. Наоборот – она всё время была рядом с маэстро и дома, и на выступлениях, и на репетициях: сидела в зале, слушала, что-то подсказывала, советовала…
– Я не раз слышала, как журналисты цитировали фразу Виктора Павловича о том, что он не уедет из Смоленска, потому что здесь у него любимая работа, жена и собака. Приоритеты именно в такой последовательности им расставлялись?
– Да. Работа, безусловно, была на первом месте.
Кстати, насчёт уехать из Смоленска – его очень звали в Минск, где он постоянно сотрудничал с местным симфоническим оркестром. И мама очень хотела переехать туда. Но маэстро не соглашался ни в какую. И дело было, наверное, даже не в «работе, жене, собаке» – просто он очень комфортно чувствовал себя в Смоленске, хотя не очень долго здесь и прожил.
В эйфории
– Он вспоминал что-то о жизни до Смоленска?
– Конечно. Мне особенно запомнилось, как он рассказывал о выступлении с оркестром имени Осипова в Карнеги-холле. Когда зал был полон мужчинами в смокингах и дамами в бриллиантах и вечерних платьях, а для нашего посольского корпуса вдоль кулис на сцене поставили стулья, поскольку больше мест нигде не было.
«Сначала публика приняла нас настороженно, – рассказывал Виктор Павлович. – А потом мы их так раскочегарили, что в конце концерта эти дамы в бриллиантах влезали с ногами на стулья и от восторга свистели, закладывая пальцы в рот».
То есть там была совершеннейшая эйфория. И после выступления какой-то наш дипломат подошёл к маэстро и признался, что один такой концерт стоит года их работы.
Могу сказать, что мои впечатления от выступления Виктора Павловича со Смоленским оркестром были не менее яркими. Хотя я долго не хотела идти, думая: какой-то народный оркестр, какие-то «трень-брень гусельки» что там может быть интересного?!
Но мама меня всё-таки убедила, и я, подкатив коляску с сыном к филармонии к началу второго отделения, передала ребёнка маме, а сама поднялась в зал. И это словами не передать, что я тогда испытала! Музыка была не просто вокруг – она проникала внутрь и как-то фонтанировала оттуда, приводя меня в полный восторг: лились слёзы, перехватывало дыхание. Я не помню сейчас репертуара, но само впечатление от концерта было совершенно потрясающим. Когда я вышла из зала, у меня было ощущение, что я ногами земли не касаюсь, что я где-то над – как бывает в детских снах, когда летишь. И вот так я летела с этого концерта. А после, конечно, уже не упускала возможности побывать на любом выступлении маэстро…
Послесловие к счастью
– Ольга, как Ирина Павловна пережила смерть любимого человека?
– Очень тяжело.
– А что ей помогло справиться с горем?
– Прежде всего внутренний стержень – это безусловно. Потому что она ведь не на пуховых перинах всю жизнь провела – было на что опереться внутри себя.
И, наверное, наличие маленького внука тоже внесло свой вклад. Потому что это обязывает к жизни. Мы после смерти маэстро полгода жили с мамой – она не хотела оставаться одна. У нас тогда была весёлая компания: четыре человека и две собаки. Собачки, кстати, тоже скучать ей не давали. И Джесси (наша питомица), и серебристый карликовый пудель Габи – их с Виктором Павловичем любимица. Они души в ней не чаяли и избаловали страшно…
– Ирина Павловна часто вспоминала маэстро?
– Когда первый шок, первая боль от потери улеглись, разговоры о маэстро велись постоянно. И мама говорила о нём как о живом – как будто сейчас откроется дверь, и он выйдет из комнаты…
Она действительно была счастлива с Виктором Павловичем. Жаль, что так недолго – всего каких-то пять с небольшим лет…
Ддя справки
Виктор Павлович Дубровский – советский и российский дирижёр, основатель и первый руководитель Смоленского русского народного оркестра, который с 1995 года носит его имя.
Народный артист РСФСР, заслуженный артист Белорусской ССР.
Виктор Дубровский родился 10 декабря 1927 года в Воронеже. В 1944 году с отличием окончил Центральную музыкальную школу-десятилетку в Москве.
Позже дважды с отличием оканчивал Московскую государственную консерваторию. В 1949 году – оркестровый факультет (класс профессора Льва Цейтлина), а в 1953-м – дирижёрский (класс Лео Гинзбурга).
Будучи ещё студентом четвёртого курса, Дубровский был принят по конкурсу дирижёром-ассистентом в Государственный симфонический оркестр СССР.
С 1956 года – художественный руководитель и главный дирижёр Государственного симфонического оркестра Белорусской ССР в Минске.
С 1962 года Виктор Дубровский в течение 15 лет был художественным руководителем и главным дирижёром Государственного академического русского народного оркестра имени Осипова в Москве. Под его руководством коллектив совершал большие гастрольные поездки, в том числе в США, Канаду, Великобританию, Германию, Японию, Францию, Австралию.
Более десяти лет Дубровский параллельно преподавал дирижирование в Белорусской государственной консерватории и Московском государственном институте культуры.
Маэстро сделал большое количество записей симфонической и народной музыки, которые транслировались на Всесоюзном радио и Центральном телевидении. Много сотрудничал с выдающимися советскими музыкантами Святославом Рихтером, Эмилем Гилельсом, Мстиславом Ростроповичем, Даниилом Шафраном, Давидом Ойстрахом, Леонидом Коганом.
В 1968 году в Гамбурге награждён «Золотым диском» за вклад в развитие симфонической и народной музыки.
В 1988 году Дубровский создал первый в Смоленской области профессиональный оркестр русских народных инструментов, который стал одним из лучших в СССР.
С 1991 года параллельно возглавил Государственный академический оркестр Белоруссии.
Всего за 45 лет активной творческой деятельности Виктор Дубровский со своими оркестрами побывал на гастролях более чем в 50 странах мира и дал около 2500 концертов.
Скончался 17 октября 1994 года. Похоронен на Братском кладбище Смоленска.
Фото: из семейного архива Ольги Гурковой
Ольга Суркова