К юбилею Александра Грина
Юбилеи больших людей должны проходить незамеченными. Чтобы истинные ценители их таланта были избавлены от стереотипных восторгов уставших писак, стремящихся заработать свой пятиалтынный, а также от молодящихся политиканов, силящихся погреть руки у божественного огня, путая его с костром. Чтобы в глубине души каждый человек вспомнил тот восторг и счастье, что впервые испытал, столкнувшись с упоительным откровением мастера…Достоевскому принадлежит острейшее высказывание о том, что в день суда Божьего человечеству достаточно предъявить всего одну книгу – «Дон Кихота», и многое ему простится. Позволю себе другую максиму: многие живые души спаслись благодаря «Алым парусам» Грина. За одну только тонкую тетрадочку этой феерии её создатель достоин самого глубокого почитания и признательности. В день Страшного суда я хотел бы иметь возле сердца эту книгу.
Не так давно канал «Культура» затеял большой проект под простым и громким названием «Библейский сюжет». Мне сразу захотелось выкрикнуть им, что я знаю в мирском искусстве одно произведение, созданное по всем законам беллетристики, но непостижимым образом являющееся Божественным, библейским – каким угодно, самым дивным, самым светлым, самым-самым!
Отдадим должное телевизионщикам: очень быстро они добрались до моего заветного. Это, конечно, как вы уже догадались, «Алые паруса» Грина.
В мои планы сейчас не входит дискуссия с противниками этой книги. Я признаю, что все они – умнейшие люди, ибо только могучий ум позволяет сразу не заметить главного: чтобы так писать, надо многое претерпеть от людей. Это книга, каждая строчка которой так дивно хороша и душещипательна, что вызывает самые светлые, самые очистительные рыдания. Люди добрые не должны стыдиться этих слёз. Это – то, что делает нас людьми.
И самое главное, пока меня не перебили, пока я не отвлёкся на телефонный звонок и не устыдился своей откровенности. Тот момент, когда Ассоль замечает корабль с алыми парусами, то осознание, что это – не за кем-то, – за нею, что судьба смилостивилась над сиротой, что её сейчас навсегда заберут из грязного и злого мира – это кульминация человеческой жизни и главный её смысл. Это не Грэй плывёт за Ассоль – это Господь Бог простирает длань Свою и забирает живую душу в Свои владения, избавляя её от разочарований и бед земных, прочь от горькой юдоли. Не может быть ничего выше этого сюжета и такого деяния. Это – и есть библейский сюжет. Это – и есть главное трансцендентное путешествие, о котором грезят все верующие и не очень. Ассоль – это символ души человеческой, а Грэй – это Бог, или, если хотите, Христос. «И ты тоже, дитя моё! – вынимая из воды мокрую драгоценность, сказал Грэй. – Вот я и пришёл. Узнала ли ты меня?» Это не слова влюблённого мужчины, это – слова Господа Бога.
"В Ленинграде в 1943 году артистка Чернявская читала "Алые паруса" по радио, и люди, видевшие смерть, плакали, слушая повесть о том, как надо ждать, как надо надеяться". Владимир Сандлер
Обложка книги 1958 года, когда Грина стали переиздавать после долгого перерыва.
Литераторы-демократы подсчитали, что Грин вошёл в социалистическую революцию с «Алыми парусами», пришёл к добрейшей «Бегущей по волнам», а ушёл из жизни опустошённым, нищим человеком, чьим последним трудом была «Дорога никуда». Видимо, революция отняла у бывшего бунтовщика всё, включая веру в людей. Дескать, только буржуазные прелести и гонорары делали его жизнь сносной, существование – возможным.
Я часто думаю (простите мне этот эгоизм), как сложилась бы судьба Грина, живи он сейчас. Что, плакали бы люди над его страницами? Высоко бы котировался он у публики, воспитанной на Романе Виктюке и Владимире Сорокине? Платили бы ему гонорары «Космополитен» и «Домашний очаг»? Получил бы он хотя бы одну литературную премию? Нет ответа. Думается, благородство и мечтательность Грина сделали бы его сейчас не менее одиноким человеком, чем во времена горькой юности и унизительной старости…
Мы ежедневно убиваем в себе романтику, отзывчивость, доброту, а когда начинает саднить в области сердца, приговариваем, что жить как Ассоль невозможно, что романтики – это неумёхи и пиявки, неудачники и пустомели. В моде сейчас слова «прагматизм» и «амбициозность». Вот вам простое и о многом говорящее наблюдение: программа Word не знает слова «Ассоль» и старательно подчёркивает его красным. А каким цветом для себя подчёркиваете его вы?
Сергей ЛЮБИМОВ
ПРИЛОЖЕНИЕ:
Про Грина замечательно написал Паустовский («Книга скитаний):
«…мне страшно хотелось сказать ему, как он украсил мою юность крылатым полётом своего воображения, какие волшебные страны цвели, никогда не отцветая, в его рассказах, какие океаны блистали и шумели на тысячи и тысячи миль, баюкая бесстрашные и молодые сердца.
И какие тесные, шумные, певучие и пахучие города, залитые успокоительным солнцем, превращались в нагромождение удивительных сказок и уходили вдаль, как сон, как звук затихающих женских шагов, как опьяняющее дыхание открытых только им, Грином, благословенных и цветущих стран».
Достоевский сказал: для того, чтобы хорошо писать, надо сильно страдать. Несколько слов о том, в каких условиях вынашивалась и писалась книга, от каких опасностей она сберегла своего автора.
Из записок Нины Николаевны Грин:
"Осенью 1919 года Александр Степанович, как не достигший сорокалетнего возраста, был призван в армию. Военная служба никогда не привлекала его ни в молодости, когда он добровольно пошёл в солдаты, вынужденный к тому мрачно сложившимися обстоятельствами, ни теперь. Часть, в которую его назначили, вскоре была переброшена в Псковскую область, к городу Острову; километрах в тридцати от него находился фронт. Воевали с белополяками. Александр Степанович был причислен к роте связи и целые дни ходил по глубокому снегу, перенося телефонные провода.
Однажды, изголодавшийся, грязный, завшивевшй, обросший бородой, в замызганной шинели, с маленьким мешком за спиной, тусклым зимним утром сидел он в небольшой красноармейской чайной, битком набитой разговаривающими, поющими, ругающимися и смеющимися людьми.
Немного имущества лежало в его солдатском мешке: пара портянок, смена белья и завёрнутый в тряпку пакет с рукописью «Алых парусов», тогда ещё «Красных». За все месяцы своей военной службы Александр Степанович ни разу не заглянул в неё, – не было возможности сосредоточиться, хотя бы несколько мгновений побыть одному. «Но близость её чем-то согрела мою душу, - говорил Александр Степанович, - словно паутинкой неразорвавшейся связи со светлым миром мечты».
/…/ Положил книгу Анни Виванти в мешок и, выйдя из чайной, поплёлся в сторону железной дороги. Именно поплёлся, так как от слабости подгибались ноги. На станции поездов не было, лишь на третьем пути стоял санитарный поезд без паровоза. На одной из вагонных площадок Александр Степанович увидел врача.
- Ваш поезд куда уходит? – спросил Грин.
- В Петроград, - угрюмо ответил врач.
Александр Степанович попросил осмотреть его. Внимательно прослушав больного, врач буркнул: «Туберкулёз», - и приказал санитару вымыть остричь и положить Александра Степановича на койку.
Через час Александр Степанович в чистом белье лежал в чистой постели.
Ночью поезд двинулся. Александр Степанович спал мёртвым сном. Остановка в Великих Луках, - врачебная комиссия. Александр Степанович получает двухмесячный отпуск по болезни. Довезли до Петрограда. Жилья нет, все живут холодно и голодно. Александр Степанович ночует то у тех, то у других знакомых. Температурит. Больницы переполнены. Температура – сорок. Боясь умереть, как многие тогда умирали на улице, он идёт за помощью к М. Горькому и прости устроить в больницу. Горький даёт записку к коменданту города. Александр Степанович попадает в Боткинскую больницу, у него оказывается сыпной тиф".
Приводится по книге «Воспоминания об Александре Грине», «Лениздат», 1971 год.
"Ассоль". Художник Артур Брагинский, 2007 год.
