Смоленскому ковчегу – плыть и плыть!
2 октября – открытие 230-го сезона Смоленского государственного драматического театра им. А.С. Грибоедова. В канун открытия юбилейного сезонав Смоленском государственном драматическом театре им. А.С. Грибоедова за круглым столом в гостиной редакции quot;Смоленской газетыquot; состоялась встреча с главным режиссёром театра Анатолием ЛЕДУХОВСКИМ.
В разговоре, кроме журналистов quot;Смоленской газетыquot;, приняли участие Лариса Русова (радио quot;Смоленская веснаquot;), Александр Березнев (газета quot;Смоленские новостиquot;), Владимир Венгржновский (ГТРК quot;Смоленскquot;), Екатерина Дмитракова (quot;Комсомольская правдаquot;-Смоленскquot;).
- Каково же предчувствие театрального сезона по Анатолию Ледуховскому?
- Предчувствия всегда противоречивы, потому что, с одной стороны, есть какие-то положительные моменты в нашей жизни в виде репетиций, готовящихся премьер, в виде предстоящих фестивалей, гастролей. С другой стороны, перефразируя Станиславского, мы всё время боремся с предлагаемыми обстоятельствами…
По знаку Зодиака я Весы, то есть всё время нахожусь в состоянии колебания. Сегодня кажется, что всё плохо, завтра – замечательно. Поэтому, пока не состоится премьера, сложно что-то говорить. Могу сказать: артисты и творческая жизнь в театре – это самое большое положительное, что есть. Я доволен своим диалогом с артистами, он у нас настоящий. Мне кажется, творчески театр готов к тому, чтобы интересно работать.
- Несколько слов о репертуарной афише нового сезона.
- В ноябре я буду восстанавливать quot;Трёх сестёрquot; Чехова. Делается это в связи с двумя событиями. Первое и самое главное – 150-летие Чехова. Соответственно появилась идея сделать чеховский спектакль. Но у нас в театре был спектакль по Чехову. Скажу больше, это моя любимая постановка, а в моём богаже уже больше 60 спектаклей. И мне кажется, что quot;Три сестрыquot; - один из лучших моих спектаклей, если не самый лучший. Мечта его восстановить у меня была давно. К тому же, этот спектакль неожиданно попросил фестиваль quot;Балтийский Домquot; в Санкт-Петербурге. Несмотря на то, что его мало играли, театральная общественность о нём узнала. За эти шесть лет я не однажды бывал на различных фестивалях, и неоднократно ко мне подходили критики и спрашивали о quot;Трёх сёстрахquot;.
Теперь появилась возможность каким-то образом предъявить этот спектакль. Поскольку эти несколько факторов сошлись, мы и решили попробовать вспомнить то, что у нас было. Хотя это будет несколько иной вариант. Прошло время, артисты немножечко постарели. И потом спектакль был очень длинный, нужно его сделать более динамичным.
Это первое, чем я буду заниматься. Планируется театральный фестиваль quot;Смоленский ковчегquot;. Подробнее об этом смогу рассказать ближе к концу года. Фестиваль мы собираемся посвятить 230-летию театра.
Что-то обязательно будет на малой сцене, предложения есть, хотя пока мы до конца не определились. В конце сезона хочется поставить спектакль о Марлен Дитрих по мемуарам её дочери. В какой-то степени это провокационный материал.
Пьесу я написал сам и уже почти десять лет назад ставил в Москве как камерный спектакль. А в Смоленске мне хочется сделать большую постановку.
- Пьеса о Марлен Дитрих – это ваш первый драматургический опыт?
- Мною написано довольно много инсценировок. Назвать их пьесами можно с определённой долей условности. То есть я этим занимаюсь. И потом любой текст, который собираюсь ставить, я интерпретирую. Словом, рассматриваю как исходный материал, даже если это драматическое произведение. Иногда случается, что фактически оказываюсь соавтором. Приходилось ставить итальянского драматурга Джордано. И там от оригинала просто-напросто осталась только тема. А бывает - материал сокращаю, либо интерпретируется текст, который написан. Когда я ставил quot;Трёх сестёрquot;, то из пьесы сделал инсценировку. И она очень отличается от тех quot;Трёх сестёрquot;, которые написаны Чеховым.
- Когда вы ставите в своей интерпретации чеховских quot;Трёх сестёрquot;, что определяет меру, сколько должно быть Ледуховского и сколько Чехова?
- Понимаете, какая штука: мне-то кажется, что у меня очень чеховский спектакль получился… Правда, это опять же моё мнение. Но ведь что такое спектакль? Известный или совсем неизвестный режиссёр вступает в диалог с автором, и что-то из этого получается… У меня с автором выстроился диалог, и получился результат, который может обсуждаться, может не приниматься. Однако это уже вопрос вкуса!
Но скажу: я видел немало спектаклей, где на сцене всё в точности, как написано у Антона Павловича: сидят, пьют чай, разговаривают… в костюмах, в эпохе… А хочется сказать: уберите руки от Чехова! И рассудить здесь не сможет никто. Никаких критериев нет! Иначе всё превратится в догму, а искусство и догма – вещи несовместимые!
- Что для вас хороший драматургический материал?
- Трудно сказать. Бывает, берёшь пьесу, которая не нравится. Но начинаешь репетировать - и вдруг открывается, что материал очень интересный. А бывает и наоборот. Помню, в какой восторг привела меня – и не только меня – пьеса Камю quot;Калигулаquot;, когда она только была у нас напечатана. А стал смотреть спектакли, которые начали выходить - один хуже другого. То есть на сцене эта пьеса почти всегда проигрывала.
А вот, образно говоря, из телефонной книги легче поставить какой-то вполне адекватный спектакль, прежде всего, оттого, что телефонная книга не заставляет тебя быть с собой почтительным, есть определённая доля свободы, благодаря которой и проявляется то, что делает спектакль спектаклем.
Признаться, по собственной инициативе я бы никогда в жизни не взялся ставить quot;Трактирщицуquot; Гольдони. Более того, когда я приступал к постановке, у меня не было никакого решения. Во время репетиций я в ней увидел то, чего во время чтения не замечал. И какие-то сцены, мне кажется, у нас получились.
Словом, если продолжить ответ на поставленный вопрос, мне интересны такие пьесы, где, кроме того, что написано на вербальном уровне, что-то есть ещё внутри, что можно оттуда достать. Взять чеховские пьесы. Они интересны и в чтении. И как ни странно, именно Чехов позволяет с собой что-то делать. А пьесы, которые написаны так, что их нельзя сыграть, кроме как проиллюстрировать, мне не близки. Мне обязательно надо, чтобы под текстом что-то подразумевалось, чтобы можно было сделать открытие для себя и чтобы артисты совершали открытия: ах, вот, оказывается, как ещё можно повернуть!
- То есть текст должен быть наподобие айсберга?
- Именно. Поэтому-то Чехов и Шекспир остаются первыми, и никто, думаю, их место никогда не займёт. Особенно сейчас. И поэтому для меня нет ничего хуже современной пьесы. Конечно, я обобщаю, не вся современная драматургия плоха. Но если брать в целом, это не драматургия. Ведь есть разговоры, а есть диалоги. Сегодняшняя пьеса – это в основном разговоры. Если записать какой-то ничего не значащий разговор, за ним сложно представить себе людей. А драматургия – это когда ты начинаешь читать диалог и видишь за этим конкретных людей, характеры, судьбы. Для меня современная драматургия закончилась на Петрушевской и Садур. Хотя интересные тексты у Вырыпаева и Пресняковых. Но это именно тексты! В них мне не хватает конфликта.
- С одной стороны – соблазн Москвы, где иные зарплаты, иной уровень вообще, с другой – смоленская реальность… Вам не кажется, что это обрекает наш театр на медленное умирание?
- Тоже вопрос! Иногда кажется, иногда нет. В данной ситуации сложно что-то предугадать и предсказать даже на ближайшие три-четыре года. Если в театре есть костяк хотя бы из пяти-шести артистов и режиссёра… Мой quot;Модель-театрquot; в Москве существует уже 22 года. Денег не было никогда, помещение появилось буквально два года назад. Если есть идея, есть желание, есть интерес, мы что-то делаем. Любой театр – это творческий организм. Другой вопрос, что в таком большом театре сложно только на этом держаться. Этот вопрос скорее не ко мне, а к директору театра. Всё зависит от того, как дальше организационно будет существовать театр. А я скажу: пока в театре будут выпускаться спектакли, которые можно обсуждать, пока зритель будет приходить, надежда на то, что театр не умрёт, есть.
- Анатолий Владимирович, в театре много молодых артистов, что всегда считается хорошим знаком. Как складываются ваши отношения с молодёжью?
- Что касается выпускников актёрского курса Смоленского института искусств, это проблема. Казалось бы, их учили для нас, но режиссёр, который их учил, выпустил курс, а сам исчез. Приходит другой режиссёр, видит молодых артистов, им надо найти применение, но на это нужна масса времени, потому что они по-другому привыкли работать. Вопрос деликатный! Мне странно, что их не научили главной вещи - интересу друг к другу! Наставник их учил, предполагал, что он будет с ними делать. А теперь надо понять, как их приспособить к театру, чтобы они как-то quot;задышалиquot;… Пока я не чувствую, что в театре есть молодые артисты, что у них есть какие-то предложения. Для меня во время репетиции вопрос quot;Скажите, что я здесь делаю?quot; неприемлем, потому что артистам должно быть интересно друг с другом на сцене.
Всё, что поставлено мною в театре, получается благодаря артистам. Я сочиняю из них! Я вообще спектакли не придумываю дома. Из того, что есть вот такой артист, как-то мы его одеваем, что-то он делает, я начинаю спектакль видеть. Не потому, повторяю, что это я так придумал!
А с молодёжью сложно! Вот мы сейчас взяли на главную роль молодую актрису Светлану Бастенкову из так называемого прокоповского набора. И, по-моему, она очень интересно справляется. Однако для этого надо было мне её случайно увидеть в нескольких ситуациях в жизни, посоветовать режиссёру Олегу Кузьмищеву обратить на неё внимание, когда он приступал к репетициям quot;Маленьких трагедийquot;, чтобы понять, что с ней можно делать. …
Это же процесс, для этого нужно время! А мы работаем в ситуации, когда первая читка пьесы Гольдони была 19 августа, а на 2 октября назначена премьера! Конечно же, я взял артистов, с которыми работал. И стратегом быть очень сложно, потому что стратегом можно быть, когда есть административная власть, деньги, тогда можно что-то планировать. А мы не знаем, будут ли у нас завтра деньги на новый спектакль.
- В какую сумму в среднем обходится спектакль?
- Я лучше так отвечу: в Москве минимально спектакль стоит 25 тысяч долларов. Я ставил пьесу о Марлен Дитрих, которая была сделана на деньги Комитета по культуре, давали самый мизер, меньше этого не дают на постановку. Ясно, что в Смоленске ни о каких 25 тысячах речь идти не может…
- Пьеса Гольдони имеет несколько названий: quot;Трактирщицаquot;, quot;Хозяйка гостиницыquot;, quot;Мирандолинаquot;. Вы же назвали спектакль quot;Укрощение строптивогоquot;. Замечательно! Не боитесь, что зрители пойдут в театр, предполагая схему одноимённого фильма с участием Челентано, а вовсе не на Гольдони? Вообще откуда появилось это название?
- Почему я должен чего-то бояться? На афише написано, что спектакль по мотивам пьесы Гольдони, так что если человек умеет читать… А Челентано, кстати, играл главную роль в фильме quot;Хозяйка гостиницыquot;. Мы даже хотели поначалу использовать песни Челентано, сделать, так сказать, перекличку. quot;Трактирщицаquot; сильно завязана на сюжете, является примером чисто развлекательного жанра. Не самая, к слову, лучшая пьеса у Гольдони! И перевод советский, там очень заметны куски, явно вставленные переводчиком из соображений идеологии.
Мы не играем ни место действия, ни время. Мы играем отношения между мужчиной и женщиной! А все другие отношения, например, что важнее, деньги или имя, в нашем спектакле отходят на второй план. На первый план у нас выходит именно укрощение строптивой и строптивого…
- Спасибо за встречу, удачи! Мы подтверждаем своё намерение относительно приза имени Фаины Раневской по итогам сезона от quot;Смоленской газетыquot;.
