Семейный альбом #МногоСчастье

Дети стали для нас лучшими мотиваторами

Семейный альбом #МногоСчастье

24 ноября 2025 года в 15:07

Автономная некоммерческая организация «Объединённая редакция СМИ», в состав которой входят радиоканал «Смоленская весна», печатное издание «Смоленская газета» и сетевое издание SMOLGAZETA, совместно со Смоленской митрополией продолжают реализацию проекта «Семейный альбом#МногоСчастье», который стал победителем Международного грантового конкурса «Православная инициатива» 2025 года. Проект позволяет по-новому взглянуть на многодетные семьи: наши герои на личном примере подтверждают, что чем больше детей, тем больше счастья. Мы говорим о семейных увлечениях, особенностях воспитания в традициях любви к Богу и Отечеству, о сохранении любви и взаимопонимания в семьях, способах преодоления трудностей. Сегодня у нас в гостях Светлана ФЁДОРОВА – педагог-дефектолог, нейропсихолог, мать троих сыновей.

Воспитывать детей – вторая профессия

– Светлана Сергеевна, давайте сразу начнём с вопроса, обусловленного вашей профессией: вести хозяйство, семью, заниматься детьми нейропсихологу труднее, чем человеку другой профессии?

– Сложно сразу однозначно ответить на этот вопрос. Нейропсихологу как минимум это интересно. Вообще, по первому образованию я педагог, учитель начальных классов. Окончила наш Смоленский педагогический колледж, после колледжа поступила заочно в наш же педагогический университет, оканчивала уже Смоленский государственный университет.

А в новую профессию – дефектолог и нейропсихолог – я пришла несколько лет назад. В эту профессию меня привёл младший сын. Ребёнок родился с особенностями… У меня трое сыновей. Старший сын уже взрослый, в этом году в декабре ему будет двадцать пять. Средний сын в восьмом классе учится, и младший сын – во втором классе. С рождением младшего я полностью поменяла свою жизнь.

– Нейропсихолог – это вообще о чём? Чем занимается?

– Этот вопрос очень часто и родители мне задают. Эта работа – взаимодействие с ребёнком. Как нейропсихолог я работаю с мозгом, занимаюсь изучением мозговой анатомии и физиологии, заболеваний центральной нервной системы и нейропсихологической диагностикой. На диагностике ребёнку даются определённые задания, тестовые упражнения, и на основании полученных данных мы выявляем проблемы и причины их возникновения, глубинные мозговые механизмы тех или иных сложностей в развитии. После чего занимаемся нейропсихологической коррекцией: нейропсихолог во время занятия предлагает ребёнку игры, задания, упражнения, специально подобранные в соответствии со спецификой имеющихся трудностей. Система работы с ребёнком выстраивается таким образом, чтобы подтянуть отстающие в развитии зоны мозга.

– Как вы считаете, родителям, которые не являются специалистами в нейропсихологии и дефектологии, было бы полезно знать основные положения этих наук?

– Мне кажется, было бы полезно знать хотя бы какие-то общие направления. Да, мне как маме, например, это очень помогло бы в своё время. Когда я столкнулась с трудностями у своего ребёнка, нам сначала ставили диагноз «моторная алалия», то есть ребёнок понимал речь, но не мог говорить. Мы стали разбираться, что делать, водить сына по специалистам. И не получили поддержки со стороны медицины: оказалось, у нас в Смоленске с этим действительно проблемы. Я говорю откровенно сейчас, для меня это болезненный вопрос, потому что мы сами с этим столкнулись: не было поддержки с медицинской стороны, и к неврологам обращались, и к другим специалистам.

Ответов на свои вопросы я не получала. Никто не знал, что нужно делать. Поэтому в какой-то момент я поняла: нужно самой включаться, самой разбираться, чтобы к чему-то прийти. Было принято решение – я ушла с работы. На тот момент я работала в частном детском центре в Смоленске, занимала там руководящую должность. Но на весах стояла судьба моего ребёнка: я поставила себе задачу вытащить его, чтобы он мог в дальнейшем пойти в общеобразовательную школу.

– И у вас получилось?

– Да, сын в общеобразовательной школе, во втором классе. Учится хорошо. Нейрокоррекция и дефектология вообще колоссальные вещи делают. Я, например, занимаюсь и с аутистами, и с детками с интеллектуальной недостаточностью. При грамотной работе, если и родители не сдают позиции, если два-три раза в неделю ребёнок приходит на занятия и родители дома закрепляют навыки, то качество жизни ребёнка можно значительно скорректировать. Но это, конечно, очень тяжёлый труд. И работа родителей с детьми – это практически вторая профессиональная работа.

Я считаю, что высшее образование, которое мы получаем, недостаточно практико-ориентированное. Нам очень много дают теории, это хорошо, это здорово. Но когда ты приходишь работать непосредственно с детьми, когда это сложные дети, то не знаешь, с чего начать, что делать. Поэтому когда я ушла с работы и стала заниматься ребёнком, то начала искать образование, где могла бы получить практические знания в короткие сроки. Я понимала, что время играет против нас. Поэтому я записывалась на курсы, на обучение, на переподготовки. У меня две профессиональные переподготовки: дефектолог и нейропсихолог.

Переподготовку по нейропсихологии я проходила в Москве, где нам давали огромное количество практики. Практика, практика, практика…

У нас есть «мы»…

– Светлана Сергеевна, вы изначально пошли получать эти профессии, чтобы помочь своему сыну. Думали ли вы тогда, что это станет делом всей жизни?

– Это понимание, наверное, пришло в процессе. Я параллельно занималась репетиторством и, когда получала нейропсихологическое образование, стала интегрировать какие-то элементы, определённые задания в свою репетиторскую деятельность. И стала наблюдать, что эффект от занятий наступает намного быстрее. Тогда я поняла, что если совмещать мои базовые знания, моё первоначальное педагогическое образование и вот эти нейро- и дефектологические знания, то намного больше можно дать ребёнку, и процесс образования будет эффективнее.

– Ваши знания можно применять к занятиям со здоровыми детьми?

– Да. Такие занятия шикарно повышают межполушарное взаимодействие, скорость реакции, ловкость, активность. Это только увеличивает продуктивность ребёнка.

– Светлана Сергеевна, при такой нагрузке с младшим ребёнком как вы находили время на других детей?

– Кстати, это очень болезненный для многих родителей вопрос. Родители часто говорят о том, как трудно распределить своё внимание между детьми. У нас большая разница между старшим, например, и младшим. Когда родился младший сын, старший был уже взрослый, готовился к поступлению в вуз. Вот для него было болезненно. На тот момент я работала, у меня была очень большая загрузка на работе. И некоторые моменты легли на плечи старшего сына – он мне помогал. Я говорю: «Никита, мне нужно вот это сделать, с ребёнком надо погулять на свежем воздухе» и так далее.

И я не сразу заметила, что для него это болезненно, как он воспринимал это… Хотя никогда не говорил, что не будет что-то делать, – такого никогда не было. Я обратила на это внимание, когда одноклассники ему на день рождения подарили футболку с надписью LittleDaddy (маленький папа). То есть он был в то время как маленький папа, постоянно мне помогал.

И он как-то сказал: «У меня никогда не будет детей». Сейчас сын уже не так категоричен. Говорит, что у него, может быть, будет один ребёнок, но не больше. Были моменты, когда он говорил: «Мам, у нас в семье много детей, такая нагрузка для вас с папой. Наверное, у вас даже своей жизни нет. Вот вы же живёте только для нас, у вас вся жизнь крутится только вокруг нас. Где ваша жизнь?»

– И что вы отвечали ему?

– Я ему пыталась донести, что когда это твой ребёнок, то у тебя нет «ты» и «я». У нас есть «мы», и родители себя не идентифицируют уже как отдельных людей. Нам интересно, когда мы проводим время вместе с детьми, что-то вкладываем в них. Это наша радость и наше удовольствие. Но при этом действительно не нужно забывать и о времени для себя.

Есть очень хороший лайфхак, им поделилась со мной знакомый психолог. Я его запомнила, и мы его стали применять в семье, он реально рабочий.

Когда в семье несколько детей, чтобы каждый ребёнок не чувствовал себя покинутым, брошенным в какой-то момент, надо распределить время таким образом, чтобы минимум (если чаще получается, вообще идеально) один час в неделю вы проводите тет-а-тет с одним ребёнком. Например, среда у меня – время общения со старшим сыном. Мы могли ходить в магазин, покупки делать, можем в кафе зайти, можем в кино сходить. Но только с ним вдвоём. Общаемся, разговариваем, он рассказывает о своих трудностях, даже может пожаловаться на что-либо или на кого-либо. Я его выслушиваю, мы с ним делимся какими-то новостями, мыслями. Мы проводим время вместе.

В другой день берём другого ребёнка и только ему посвящаем время. Если есть возможность провести время дома – можно и дома. Они будут рады поиграть с родителем, пообщаться, поговорить. Минимум один час в неделю вы должны посвятить своё личное время только ему одному, чтобы он понимал, что он вам дорог, он вам близок, вы его слышите, слушаете. Это работает, вот реально это работает, и тревожность, возможно какая-то ревность, у детей снижается.

Когда рождается ребёнок, мир переворачивается

– Судя по большой возрастной разнице между первым ребёнком и третьим, решение о многодетности в семье не было принято заранее, да?

– Да, планирования не было. Это было всё спонтанно, но все дети были в радость.

– А сейчас вы не думаете, что если бы вы были не многодетной мамой, то жить было бы легче и спокойнее?

– Сложно ответить, потому что по-другому ты себя уже не можешь представить. Я не скажу, что многодетным просто. Может быть, было бы проще – для своего личного какого-то обеспечения. Но, с другой стороны, может быть, я бы не достигла того, что я сейчас имею, если бы у меня не было хорошихмотиваторов. Сначала старший сын был для нас мотиватором: мы переехали в Смоленск, купили первую квартиру, пока однокомнатную, кредиты платили, как-то пытались улучшить свою жизнь. Второй ребёнок нас подвиг на расширение, купили вторую квартиру, здесь, конечно, материнский капитал нам помог. А третий ребёнок вообще мне жизнь перевернул, просто задал совершенно другой вектор жизни. Поэтому каждый ребёнок дал мне в этой жизни какой-то толчок для дальнейшего движения. Были бы эти движения, если бы не было детей, – вот в этом вопрос. На каком уровне мы бы сейчас существовали, если бы детей не было?

– Вы возражаете старшему сыну, когда он говорит, что у него будет максимум один ребёнок? Пытаетесь переубедить его?

– Это его история. Мы стараемся не лезть, всегда говорим: «У тебя свой опыт, у нас свой, но на нашем опыте ты можешь сделать какие-то выводы». Но я всегда подчёркиваю: «Когда у тебя будет свой ребёнок, ты по-другому будешь смотреть на жизнь. Когда рождается твой ребёнок, мир переворачивается. Сейчас твои помыслы – в рамках твоего опыта, у тебя сейчас нет ребёнка. Когда он появится – это будет переход на новый уровень, мировоззрение перевернётся, и будут совершенно другие взгляды и представление о детях».

– Какие у вас есть семейные традиции?

– Каждый период жизни добавляет нам какие-то новые традиции. Что-то остаётся у нас ещё от наших родителей. Стараемся по возможности вместе встречать Новый год. Мы едем к бабушке и дедушке, и младший сын с дедушкой завели такую традицию: разводить во дворе костёр. Не важно, делают шашлыки или не делают, просто чтобы был живой огонь. И дедушка сделал лавочки, на которые мы садимся, разговариваем, общаемся. Это всем очень нравится.

Ещё у нас появилась традиция – каждый год ездить туда, где мы ни разу не были. Это тоже заходит всем. В машину быстренько все – и мы полетели, едем куда-нибудь. Когда старший сын перебрался вПитер, у нас родилась традиция: мы один-два раза в год едем в Питер проведать сына, потому что скучаем.

С многодетными работать проще

– Светлана Сергеевна, вы работали в детском центре, у вас большой опыт общения с семьями, с детьми. Многодетные семьи чем-то принципиально отличаются? Есть ли какие-то общие черты характера у многодетных родителей?

– Я бы не сказала, что многодетные родители сильно отличаются. Но работать с ними проще. Многодетные, когда уже несколько детей, более информированы, знают, чего хотят, задают конкретные вопросы. Со старшими детьми уже какой-то путь пройден, получен опыт дополнительных занятий, ещё какие-то вещи. Поэтому когда они приходят с младшими, то уже понимают, какой вид услуг их интересует и что они хотят в итоге получить. В этом плане с ними проще общаться, потому что они уже опытные.

– Опыт со старшими детьми насколько применим в общении с детьми младшими? Насколько приходится ломать всю воспитательную схему по отношению к другим детям?

– Всегда приходится ломать. Волшебного ингредиента нет. Каждый ребёнок настолько индивидуален, настолько они разные между собой, что то, что заходило одному, оно не ложилось, например, на второго. Нужен совсем другой подход. Я здесь, наверное, не ошибусь, если скажу, что, когда появляется второй, третий и дальше ребёнок, мы же сами тоже меняемся и растём. И когда старший сын наблюдал, что у нас иногда вытворял младший, например, а мы намного снисходительнее к этому относились, нежели когда были молодые и у нас был старший ребёнок, то говорил: «Да, меня бы уже за это…»

Мы как родители растём, становимся намного мягче, возможно, в каких-то вещах объективней, снисходительней к каким-то ошибкам либо недочётам. И это хорошо, я считаю. В этом и прелесть. Поэтому, когда говорят, что заведут только одного ребёнка, я говорю: нельзя только одного. Потому что ты не прочувствуешь себя полноценным родителем, пока у тебя не будет сравнений. Потому что в первом ребёнке ты, возможно, ещё будешь набивать шишки в плане воспитания, взаимодействия, общения. А на втором ты уже сам невольно будешь думать: «Ага, там вот я где-то перегибал, там где-то у меня амбиции были какие-то. А здесь я уже совсем другой родитель, то есть абсолютно другой, и ребёнок другой».

Наш папа защищает Родину

– Мы встречаемся с многодетными семьями уже на протяжении нескольких лет, у нас разные разговоры были, разные беседы. И нам кажется, что в многодетных семьях отцы всё-таки более ответственные. Они какие-то вот такие прямо серьёзные, такие вот прямо заботливые, терпеливые…

– Вам хорошие попадались. Разные папы бывают. Семьи разные, и папы разные. Вот в нашей семье руководящая роль у мамы. Мама руководит.

– А почему так?

– Папа у нас обеспечивает жизнедеятельность семьи, поэтому он часто в отъездах, часто в командировках. Сейчас вообще на СВО, его дома нет, поэтому вся нагрузка – на маминых плечах. Когда он приезжает, то всегда готов, конечно, что-то делать, помогать, но всё равно у нас с ролями в семье как-то так сложилось. Может быть, потому что я педагог, человек структурный, у меня всё должно быть по полочкам, я перфекционист во многих вещах. Иногда это мешает, но тем не менее. А мужчинам нужна конкретика. «Сколько вешать в граммах», что я должен сегодня сделать – нужно прямое указание.

Поэтому говорю: «Так, сегодня не забудьте на стадионе побегать, сходить туда-то, туда-то, туда-то, я занята», либо: «Мы идём туда-то». Нужно всё хорошо распределить. Мы планируем обычно вечером на завтра. У нас вот это, вот это, вот это не забыть. Всё. Потому что когда папа приезжает домой, у нас праздник. Он часто бывает в командировках, в отъезде. Скучает по детям, по семье, по отдыху, вообще даже по дивану элементарно. Он старается побаловать детей: «пойдём, что-нибудь вам купим, погуляем». А у меня дисциплина, учёба, кружки, секции, занятия. Поэтому у нас здесь иногда бывают разногласия. Я говорю: «Структура не должна нарушаться. Система есть система».

– Сейчас, когда ваш муж на спецоперации, нельзя не согласиться с тем, что для вас это дополнительный огромный источник тревоги. Вы стараетесь об этом не думать или об этом не думать нельзя?

– Ой, сложный вообще вопрос. Главное не заниматься самоедством. Это первое, потому что я через это прошла, когда он ушёл. Понимаете, тема Родины для него – это принципиально. Его так воспитывали родители, он очень переживал вообще, когда спецоперация началась. И когда противник вторгся в Курскую область, для него это был пиковый момент.

– Его уход на фронт был идеологическим шагом?

– Да, идеологическим. Не за деньгами – точно, сразу скажу, потому что он хорошо зарабатывал. Чисто по своей внутренней позиции. Если он в чём-то принципиален, то у него чёткая неизменная позиция. Для меня это было болезненно, когда он туда пошёл, – я не находила себе места. Я не была готова к этому. Не знаю, как к этому можно подготовиться. Вначале было очень тяжело, потому что, как вы правильно говорите, это дополнительная тревога. Первый месяц я не спала совсем, то есть я ложилась спать, и у меня было ощущение, что я просто лежу с закрытыми глазами. Потом начала анализировать, всё-таки педагог и психолог, начала ковыряться. Так не может продолжаться дальше. Всё-таки нужно заниматься и детьми… И я поняла, что пока ничего не произошло… не надо об этом думать. Как говорится, придёт проблема, будем её решать. Вот я начала относиться к этому так. И ушла в детей и в работу.

Кто-то уходит в волонтёрские дела, помогает собирать помощь, отправлять, это действительно тоже важная вещь. Мне, кстати, помогали, когда муж ранение получил и в госпитале лежал. У нас отправляли посылки, люди меня находили, как-то мы пересекались. И я ему посылку собирала туда. Волонтёры действительно хорошую работу делают. Молодцы, спасибо всем.

А я ушла в работу. В работу, в занятия с детьми. Это меня немножечко отвлекает. И второй момент, скажем так, патриотический, для детей: наш папа защищает Родину. Это тоже важно, потому что в какой-то момент в школах, вообще в нашем образовании, патриотизм отодвинули, убрали. А хочется, чтобы наша страна была сильной, а мы все вместе – сплочённы и дружны. Идея должна быть общая в стране, тогда страна становится сильнее.