Аист на нашу крышу...
На пару недель приехал на родину – в старинное, с огромной каменной церковью Покрова Пресвятой Богородицы, к глубокому сожалению, находящейся в полуразрушенном состоянии, село Селечню Суземского района, что в соседней Брянской области, откуда отбыл более четверти века назад.Радость от того, что я время от времени приезжаю домой, – вне зависимости от того, какой на дворе общественно-политический строй: социалистический, капиталистический или не понять какой, – всегда огромная. Потому что, как писал С. Есенин:
Это всё мне родное и близкое,
Отчего так легко зарыдать...
Не вдаваясь в весьма чувствительные для моей натуры особенности пребывания под родительской крышей, хотел бы рассказать о некоторых волнующих моментах.
У небольшого продуктового магазина встретился со своим бывшим учителем труда И.Н. Липуновым. Ивану Николаевичу теперь идёт 83-й год, он ещё крепок, ездит по селу на велосипеде, только хуже стал слышать. Жена его Александра Александровна, в прошлом преподаватель математики в местной школе, умерла несколько лет назад. Как водится, разговорились.
А о чём сегодня говорят люди? О житье-бытье. Правда, говорил больше Иван Николаевич. Посетовал на то, что государство не обращает на село должного внимания. Окрестные поля в запустении, ничего не сеется, даже сельские «стёжки-дорожки» – и те многие позарастали; «до основанья» разрушены молочно-товарная ферма (когда-то в селе насчитывалось 600 коров: 300 – колхозное стадо и столько же – частное, ныне всего 16 коровёнок) и свиноводческий комплекс на пять тысяч голов. Многие дома опустели, тихо стоят, пугая «пустыми глазницами окон». Молодёжь (и не только) ищет работу в Москве, Брянске. Если лет пять назад в Москве работали около 50 селян, то сегодня – под сотню. Дома работы нет, разве что лес валить на продажу. И валят за 300 рублей в день почти каторжного труда. И гибнут, не успев увернуться от падающей сосны. Ну и, конечно, народ продолжает пить горькую...
Да, во время, о котором часть общества вспоминает с ностальгией, тысячи гектаров не зарастали бурьяном, а занимались картофелем, свёклой, гречихой, пшеницей и иными зерновыми культурами. В пору моего детства большие площади плодородной земли засевались кукурузой, подсолнечником, коноплёй (!), в которой мы, детвора, бегали, словно в джунглях, не помышляя, что эту культуру можно использовать совершенно в других целях.
Пили, разумеется, и тогда – не могу сказать, больше или меньше. Но очень жаль сегодня смотреть на 30-40-50-летних мужчин, проживающих век от бутылки до бутылки... Зашёл как-то мой бывший одноклассник. И с ходу: «Давай отметим встречу». Я отвечаю, что не пью. Он: «Я и за себя, и за тебя выпью». Каюсь, пришлось и мне налить граммов сто...
Ещё одна мимолётная встреча: с бывшим «афганцем» (кстати, мой одноклассник тоже служил в Афганистане), кажется, окончательно спившимся человеком. «Ты куда идёшь?» – спрашивает он меня. «На автобусную остановку, в райцентр поеду. А ты куда?» – «В могилу». И пошёл своей дорогой...
Особенно страшно смотреть на спившихся женщин. Помню одну – красивая была девка, в школьную пору мне нравилась. Теперь узнаю с трудом... А то вот стою утром во дворе. Слышу какое-то натужное кряхтенье за забором, оханье, стоны. Поглядел – пьяная вдрызг дама. Передвигается то на карачках, то ползком, то поднимется кое-как на ноги, сделает полшага, и опять лицом в землю. И так метр за метром. Повалилась возле пасущихся кобылы с жеребёнком – и ни с места. Мой родственник пошёл поднимать, чтобы кобыла часом не растоптала, довёл до дома...
«Правда, не всё было так хорошо в прежнее время, – говорит мой старый учитель. – Не хватало хлеба. Привезёт продавщица хлеб из райцентра часов в 12 ночи. Люди облепят машину, лезут со всех сторон. А мне неудобно – я же учитель, не могу расталкивать других локтями... Купишь одну-две буханки – больше в одни руки не давали. Приходилось на мопеде ездить за хлебом в Севск, Локоть — за 30 километров. Один раз на обратном пути мопед сломался. Несколько часов катил его так. Уже ночью добрёл до Игрицкого (соседнее село. – Прим. авт.). Дошёл до котельной, лёг на лавку, два часа полежал – и домой, ещё 5 километров. И сразу на работу – в школу»...
Здесь я должен сделать оговорку. Вероятно, речь идёт о времени, более раннем, чем 1970-е годы, так как на своей памяти я таких трудностей с хлебом не припомню. Хлеб был в избытке, люди мешками покупали его, потому что хлебом кормили домашний скот.
Опять же свободы стало больше – говори о чём хочешь. С одним лишь нюансом — никто тебя не услышит, если ты говоришь о каких-то насущных своих проблемах.
И страха больше. Вот читаю в областной газете заметку «За убийство – 10 лет»: «Жуковский районный суд огласил приговор 29-летнему Алексею Жученкову: 10 лет строгого режима. Это не первая его судимость. Он уже не раз сидел за колючей проволокой, в том числе и за убийство. Но, похоже, на путь исправления не встал. Свидетельство тому – новое серьёзное преступление. Поссорился с 35-летним знакомым. Словесной перебранкой дело не закончилось. Жученков схватил кухонный нож и начал наносить один удар за другим — в живот, грудь... Мужчина скончался на месте происшествия...».
Какие гуманные решения принимают порой наши суды! Человек (человек ли?) был неоднократно (!) судим, в том числе за убийство. «С чистой совестью» выходил на свободу досрочно, это понятно, что досрочно, иначе как бы он мог столько наворотить за свою короткую ещё жизнь. Снова убил. И получил всего 10 лет. Значит, вполне вероятно, что, выйдя из тюрьмы, он опять может убить. А сколько людей он может убить, проживи лет 70-80?..
Пьяных водителей за рулём по-прежнему пруд пруди. Совсем недавно один такой пьяный убил двух молодых девчонок, сам — живой. По словам односельчан, водительские права покупаются свободно (свобода?), почти как тот хлеб в магазине...
А мы всё стоим, беседуем.
Вспомнил Иван Николаевич и моего покойного ныне отца, тоже учителя. Отец был коммунистом до последнего дня жизни. Не «перелетал» из одной партии в другую, в разные там «фронты», как делают сегодня многие известные политики и пр. (И чего их в эти «фронты» принимают? Предав одну партию, предадут и другую, пятую-десятую, прикрываясь красивыми словесами, как только почуют новую конъюнктуру.)
«С тропы своей ни в чём не соступая» (А.Т. Твардовский), отец мой Николай Семёнович, светлая ему память, прожил жизнь честно, помимо учительства, помогал односельчанам в различных житейских делах словом и делом.
Да, бывали у них (Ивана Николаевича и моего отца) «идейные» споры (Иван Николаевич в партии не состоял и не хотел быть её членом), так что же – жизнь тем и интересна.
В общем, поговорили. Иван Николаевич направился в аптеку за каким-то лекарством, а я пошёл домой.
Зайдя во двор, услышал лёгкий шорох над головой. Посмотрел. Аист! Широко расправив белые крылья, летел, говоря опять же есенинской строкой, «прямо на нашу крышу». Аистов в селе в последние годы стало больше. Это отрадный факт.
А в живописном озере за селом поселились раки...
