Смоленский журналист Аркадий Глазков отпраздновал юбилей
Известному мастеру пера Аркадию Глазкову 80 лет. За заслуги в развитии российской журналистики он награждён почётной грамотой Союза журналистов РФ. Редакция «Смоленской газеты» присоединяется к многочисленным поздравлениям, желает Аркадию Павловичу здоровья, творческого поиска и готова к дальнейшему сотрудничеству.Сегодня мы предлагаем вниманию читателей заметки Аркадия Глазкова о том, как складывалась его журналистская судьба.
Как приходят в журналистику? Кто-то через вуз, а больше всего по призванию. У нас, в Пермском госуниверситете, тогда не готовили журналистов, а я, закончив историко-филологический факультет, пришёл в сектор печати областного комитета партии и выразил своё желание работать в газете. Заведующая сектором – замечательная, отзывчивая женщина по фамилии Серкова, выслушав меня, сказала: «Не боги горшки обжигают. Пойдёшь в многотиражку?»
«Камский водник»
Газета называлась «Камский водник» и была довольно популярна среди речников. Я очень благодарен журналистскому коллективу, что помог мне на первых порах, а там работали высоко эрудированный журналист Савватий Михайлович Гинц, скромная женщина Вера Владимировна Берендеева и другие сотрудники.
Поначалу я растерялся, первые корреспонденции были слабые. В редакции лежал старенький фотоаппарат, я попросил разрешения отдать его в ремонт и стал осваивать фоторепортажи, что облегчило и контакты с людьми. Мне выдали бесплатный проездной билет второго класса на пассажирcкие пароходы, и я стал близко знакомиться с особенностями работы на речном транспорте. Меня избрали в комитет комсомола плавсостава, познакомился с молодыми речниками, нашёл среди них самодеятельных поэтов, писателей, они стали авторами «Литературной страницы».
Прошёл год, и вдруг благодарность самого министра речного флота З. Шашкова за хорошую работу!.. Первая в трудовой книжке.
«Северный завоз»
Среди постоянных командировок запомнилась на всю жизнь одна из них: в весеннее половодье, на так называемый северный завоз. В верховьях Камы, в вековой малообжитой тайге располагались посёлки леспромхозов, заготовлявшие древесину, сбивавшие её в плоты, которые надо была вывести на большую воду, к Керчевскому сплавному рейду.
Из Соликамска пошли вверх по течению. Перед носом трёхсотсильного буксира крутились стаи диких уток, на прибрежных берёзах, как грачи, чернели тетерева. Край нетронутый!..
Отмерили уже десятки километров, а всё лес и лес по берегам и бурный поток вешней воды. Наконец первый посёлок. Причаливаем, вернее, втыкаемся носом в берег. Встречать первое судно в навигации высыпали все, от малого до старого. Событие! Ждали его всю долгую зиму. С каждым приехавшим вежливо здороваются, а если с кем-то поговорил, считай, что стал другом. Деревянные дома, посеревшие от погоды и времени. В одном из них магазин. Заглянул ради интереса – пустые полки, в углу конская сбруя. Всё давно продано. (Когда через неделю заглянул в тот же магазин, товаров было полным-полно, доставили плывшим за нами пароходом.)
Миновали границу Пермской области, вошли в Кировскую. Здесь, на стыке двух областей, в посёлке Перерва предстоит зацепить готовый плот.
Вот он, качается на течении, несколько сот кубометров отличной древесины. Но провести плот по узкой извилистой реке непросто. Север Камы. Судовой обстановки здесь нет, навигация кончается, как только спадает уровень воды.
Вся команда на вахте, хотя уже полночь. Светло, белые ночи. Буксир круто поворачивает влево, а плот остаётся где-то за поворотом. Как он пройдёт? Смотрим на вершины елей, не качаются, значит, не сносит плот к правому берегу.
Наконец плот появляется из-за поворота, и все облегченно вздыхают – прошли! А потом ещё один такой поворот, третий. И так, пока на вышли на простор Камы, на самый большой в стране Керчевский сплавной рейд.
Пересаживаюсь на пассажирский пароход. Собственно, пассажиров на нём нет, он за¬гружен товарами для северян. Ночью просыпаюсь, чувствую, что стоим, слышу топот ног, громкие крики. Выхожу на палубу. Вижу, идёт разгрузка. Молодые крепкие ребята выносят мешки с мукой, крупой, сахаром. Но что это? Они окружены кольцом солдат с автоматами, собаками. Оказывается, груз предназначен для лагеря заключённых. Север области издавна был местом ссылки. В Ныробе жил один из родственников последнего царя, в Чердыни – Солженицын. На Полюд-горе ссыльные оставили свои автографы, на одном из них чётко видна надпись: «Мы из Баку».
Работа в многотиражке позволила ближе узнать мир, людей. Советую начинающим журналистам пройти эту школу.
Считаю, что это касается и районных газет, которые близко связаны с жизнью сёл, деревень, хорошо знают людей, что позволяет журналистам накопить материалы для крупных выступлений. Работая в разных регионах страны, я старался во время командировок заглянуть к своим коллегам из районок. Хочу самое доброе слово сказать о районных газетах Рославля, Вязьмы. Рудни, Холм-Жирковского, Хиславичей и, конечно, самой близкой к моему корреспондентскому пункту «Сельской правде».
«Молодёжь, на стройку!»
После многотиражки работал литературным сотрудником, ответственным секретарём молодёжной газеты «Молодая гвардия». Это тоже особая школа. Коллектив был творческий, смелый, оперативно освещал разные события. Газета пользовалась большой популярностью. И когда однажды к нам пришёл директор строящегося цементного завода и попросил подробнее рассказать о стройке, призвать молодёжь, мы с фотокорреспондентом Олегом Коноваловым срочно выехали в Пашию, на объект.
В Перми было жарко, а когда приехали на стройку, километров за двести севернее, там шёл дождь с мокрым снегом. В наших лёгких пиджачках и ботиночках пройти по стройке было трудно. Нас нарядили в тело¬грейки, резиновые сапоги. Олег быстро отснял и заспешил на проходящий поезд, а я задержался. Утром надо было сдавать материал в номер, а следующий поезд только через сутки. Что делать? Пошёл на станцию. Стоит товарный состав. Попросил машиниста разрешить проехать с ними до узловой станции. Отказали, не положено. А поезд тронулся. Вскочил на переходную площадку и поехал на свой страх и риск. Холодно, пронизывающий ветер проникал до костей. На какой-то станции притормозили. Поездная бригада заметила меня. «Едешь?» - улыбнулся машинист. «Еду», - говорю.
Ночью прибыли на узловую станцию. В комнате отдыха нашлось место. Согрелся, вздремнул и утром на проходящем поезде прибыл в город и сел за рабочий стол. Страница с призывом «Молодёжь, на стройку!» вышла на другой день. Дирекция строящегося цементного поблагодарила редакцию за оперативность.
Закавказье
Неисповедимы дороги журналистские. После окончания отделения журналистики Высшей партийной школы ЦК КПСС в Москве меня пригласили в только что организованную газету «Сельская жизнь», которой придали особый статус, назвав газетой ЦК КПСС. Съездил в командировку на целину. В аппарате держаться не хотелось, была возможность поработать на периферии. Предложили на выбор: Эстонию, Киргизию, Азербайджан. Нигде мне не приходилось бывать, и я почему-то выбрал Баку. Может, потому что рядом, в Махачкале, жил и работал близкий товарищ по учёбе в партшколе Гаджи Гамзатов, младший брат Расула Гамзатова, может, просто захотелось посмотреть незнакомый край. Гаджи встретил меня на вокзале, распили бутылку шампанского, был как раз мой день рождения.
В ЦК КП Азербайджана встретили меня выпускники нашей партийной школы, они очень помогли мне на первых шагах освоиться. В первую поездку по республике со мной отправился сотрудник республиканской газеты «Совет кенди» («Советское село») Гасан Гусейнов, опытный журналист, фронтовик, прекрасно владевший русским языком, потом ставший нашим близким семейным другом. До приезда в Закавказье я знал о национальной политике только по литературе, здесь я понял её тонкости: прежде всего не лезь со своим уставом в чужой монастырь, уважай традиции и обычаи другого народа, будь честен и откровенен со всеми, и тебе поверят.
На юге Азербайджана, в Талышских горах, на границе с Ираном, расположен районный центр с лирическим названием Лерик. Горная зона с бедными почвами, слабой экономикой. Я долгое время туда не заглядывал – не было повода. Как-то первый секретарь райкома партии посетовал, что я никак не доберусь до Лерика.
И вот поднимаемся по серпантину в Талышские горы. Уютный городок в тумане. Пересаживаемся с «Волги» на «УАЗик». Лихой водитель мчится по горам, берёт крутые виражи. Кажется, машина вот-вот перевернётся. Видно, как туман перекатывается через крутые уступы. И выше туч открывается село Барзаву, в переводе на русский язык – Вершина.
Отсюда уже открывается картина дальних гор.
Знакомят с аксакалом Ширали Муслимовым. Переводчиком служит праправнук, преподаватель русского языка в местной школе. Подают паспорт.
Год рождения – 1805-й. Не верится! Копаюсь в памяти, отыскивая близкое к тому времени событие. Русско-персидская война 1827 года. Ширали вспоминает: «Я тогда молодой был, у нас лошадь хотели забрать, и я на ней уехал в лес». «А Октябрьская революция?» – «Это словно вчера было», - улыбается беззубым ртом.
У Ширали было девять братьев, сестёр не считали, на них, как и в России, не давали земельного надела. Братья прожили по 80-90 лет, Ширали из средних. Пережил трёх жён, четвёртая Хатун-ханум тоже немолода. Ширали шутит: «Не мешало бы новую, да женщины нет подходящей». А ему самому тогда было 163 года! Последний ребёнок родился, когда Ширали было 98 лет.
Репортаж о Ширали Муслимове, опубликованный в «Сельской жизни», стал для меня по-своему историческим. Газета тогда имела почти десятимиллионный тираж. Никита Сергеевич Хрущев читал её первой ранним утром, естественно, что за ней следили не только в нашей стране, но и за рубежом. Именно за границей заметили сенсацию и подхватили. Шведская газета развернула мой репортаж на всю страницу под шапкой-заголовком: «Он родился в начале XIX века, был современником Пушкина, Толстого. Он пережил две русские революции. Он жил в диктатуру Сталина. Он живет в эпоху Хрущева!»
Крохотное Барзаву стало известно всему миру. Сюда посыпались письма, подарки патриарху планеты. Индийское общество старожилов избрало его своим почётным членом. Из Индонезии прислали шёлк на халат. Правительство России наградило Ширали орденом Ленина. В Лерике ему построили дом, чтобы врачи следили за здоровьем старожила. Но Ширали не стал жить в нём, привык к своей Вершине.
Прожил Ширали 167 лет. Может, и ещё бы пожил, да слава помешала: стали его возить на показ, как редкость. В Баку Ширали заметил: «Как вы живёте в этих каменных коробках?» Он жил в горах, ближе к солнцу, на свежем воздухе, с натуральной пищей, его не волновали политические страсти в мире.
По нехоженым журналистским тропам поднимался верхом на лошади на Большой Кавказский хребет с южной стороны, ходил на сейнере по бурному Каспийскому морю, побывал в каменном поселении древнего человека в Армении, спускался в винподвал знаменитого грузинского вина «Цинандали».
В Армении и Грузии довелось быть в пресс-группе Никиты Сергеевича Хрущёва, приезжавшего туда на 40-летний юбилей образования республики. В Армении к приезду высокого гостя построили новый современный аэродром в Звартноце. На празднование прибыли представители армян со всего мира. Рядом с нами стояли два миллионера из Франции и Бразилии.
Хрущёву преподнесли хлеб, соль и красное вино. Никита Сергеевич попробовал хлеб, выпил вино и добавил: «Хорошее вино, но вам, конечно, такое не дают», - кивнул на встречавших. Любил он шутки, да получалось не всегда к месту. Повезли Хрущёва на Севан, прокатили по озеру на катере. Он спросил, есть ли рыба в Севане. «Есть! - ответили. – Ишхан, или форель по-русски. Попробуйте, может, клюнет?» Никите подали удочку, а с противоположного борта спустили пловцов с сетками рыбы. Они нацепили форель на крючок, дернули за леску, и добыча порадовала рыбака.
В Ереване состоялась встреча зарубежных армян с Хрущёвым. Их больше всего интересовал вопрос о восстановлении большой Армении. Известно, что часть Армении отошла к Турции, в каждой армянской семье есть карта той прежней Армении. В ответ на этот вопрос Никита Сергеевич сказал, что это бы означало войну, которую не поддержит ни наш народ, ни мировое общественное мнение, пригласил зарубежных армян приезжать в любые тёплые края Советского Союза. В Армению действительно приехали армяне из других стран. Автору этих строк приходилось встречаться с армянами, прибывшими из Канады. Им дали дома, детей без экзаменов приняли в вузы. Они были довольны, в Канаде работы не было, перебивались случайными заработками. Но приезжали и богатые армяне, привозили с собой грузовые машины, целые вагоны тканей, для них открыли особый рынок в Ереване. Побывал здесь и певец Шарль Азнавур. Но эти армяне не задержались.
Из Армении на специальном поезде Никита Сергеевич переехал в Грузию на такое же празднование. Грузинские студенты встретили его листовками: «Никита, убирайся вон, без тебя разберёмся!» Обиженный Хрущёв тут же уехал в Кахетию. Там ему показали крестьянский новый двухэтажный дом, хотели похвалиться, как живут виноградари. Никита Сергеевич поднялся в дом, посмотрел на новенькую, без единой царапины мебель зарубежного производства, спросил у хозяина, сколько у него детей. Тот показал на пятерых, мал мала меньше. Хрущёв понял, что ему устраивают «потёмкинскую деревню», подозвал хозяина и, показав на мебель, сказал: «Обратно отдашь – дурак будешь!»
На родине В.И. Ленина
Журналистов в советское время называли подручными партии. А раз подручный, значит, под рукой, направят туда, куда считают нужным. Так меня перевели в Ульяновск перед 100-летием В.И. Ленина. Видел, какими темпами строился Ленинский мемориал. Все необходимые материалы доставлялись сюда по первому требованию, причём с запасом.
Ленинский мемориал действительно величественное сооружение. Это не просто музей, а ещё и культурный центр, сюда в кино приходят, как в театр: работает раздевалка, двухсерийные фильмы показывают с небольшим перерывом, люди гуляют по мемориалу среди тропической зелени.
В Ульяновске сохранили в прежнем виде, подремонтировав, старую улицу с домом-музеем семьи Ульяновых.
Время сгладило политический пафос, но из истории не выкинешь Владимира Ильича Ленина, и чтобы глубже понять его, ту эпоху, надо прикоснуться к истокам жизни вождя.
На празднование юбилея прилетел Леонид Ильич Брежнев. Прессе выдали специальные пропуска , многочисленная охрана разместилась по всему пути следования кортежа, когда кто-то из фотокорреспондентов оставил на минуту свой кофр на обочине, тут же подскочил охранник и предупредил, чтобы такое не повторилось.
Брежнев посетил дом-музей семьи Ульяновых, в Ленинском мемориале выступил с короткой речью и уехал в аэропорт, отказавшись от шикарного обеда.
В Ленинский мемориал текла бесконечная масса туристов с пассажирских пароходов, поездов. Ульяновск, прибранный, ухоженный, нравился всем. По ночам освещённый прожекторами мемориал казался сказочным хрустальным дворцом.
В мою зону обслуживания входили также Пензенская и Куйбышевская области. В Пензе первый секретарь обкома партии Лев Борисович Ермин развернул строительство животноводческих комплексов с учётом передовой технологии, поэтому здесь не раз проводились представительные союзные семинары. В село государство вкладывало немалые средства, и оно заметно оживало. Если бы не перестройка, многое было бы сделано. И не из Бразилии, а из Пензенской области по-прежнему везли бы «мраморное мясо» в Москву по прямой железнодорожной ветке.
Нечерноземье
Великое государство российское очень заботилось об окраинах, вкладывало огромные деньги в Среднюю Азию, Закавказье, Прибалтику, а коренную Русь забывало. А когда хватились, что именно коренная Русь кормила ту же Москву молоком, мясом, картошкой, стали принимать решения о подъёме Нечерноземья. В число первых сильно пострадавших в годы Великой Отечественной войны записали Смоленскую область, благодаря настойчивому обращению первого секретаря обкома партии Ивана Ефимовича Клименко к Леониду Ильичу Брежневу. Газете ЦК КПСС «Сельская жизнь» разрешили открыть три новых корреспондентских пункта в Кирове, Костроме и Смоленске. Главный редактор Николай Афанасьевич Заколупин сказал мне: «Поезжай в Смоленск, там много сельхознауки и край исторический».
Такова журналистская стезя. Смоленск поразил белым чистым снегом, мягкой зимой. Иван Ефимович заметил: «Знай наш лозунг: живёшь на Смоленщине, будь строителем!» – и сам не вылезал из важнейших строек, и журналистов подгонял. Поднял всю область, и в короткий срок выстроили Дивинскую бройлерную фабрику (загубленную перестройкой).
Умел Иван Ефимович поддерживать инициативных людей. Загорались звёзды Героев Социалистического Труда. Слава смоленского льна перешагнула границы области. «Северный шёлк» занимал свыше ста тысяч гектаров.
Подъём Нечерноземья – это ещё один всплеск в истории сельского хозяйства России. Короткий. Но кое-что успели сделать. На Смоленщине развернулись работы по мелиорации: осушали болота, раскорчёвывали кустарники. Совхоз «Родоманово» стал первым хозяйством с полностью мелиорированными землями. Из дренажных гончарных трубок текла вода, местами родниковой чистоты. На облагороженных землях колосились хлеба, травы на пастбищах поднялись такие, что коров было почти не видно в «зелёном море». Подключилась Литва. Организовали специальную Сартайскую ПМК, немало сделавшую в области. Студенческие отряды прокладывали дороги, и сегодня в СПК «Колосок» добрым словом вспоминают молодёжные отряды, проезжая по сохранившимся дорогам по полям.
В Смоленске был филиал Всесоюзного института мелиорации и гидротехники, обобщали опыт работы, выпускали книги. Вернёмся ли к этому? Нынешняя засуха напомнила о необходимости орошения, мелиорации.
За смоленским льном приезжали из других областей. Совхоз «Плосковский», имея семьсот гектаров льна, стал научной базой Всероссийского института льна по комплекс¬ной механизации возделывания долгунца.
Лён славил Смоленщину! Где он? Разве что в Рославле, у Героя Социалистического Труда Шевцова, директора передового льнозавода, имеющего свои поля. Синтетика выселила лён, самый здоровый материал для нашей одежды. А ведь именно Нечерноземье по климатическим условиям лучше всего подходит для выращивания льна, что и делали наши предки.
***
Тропы журналистские немереные. Сколько их было, не считано.
Хочется повторить известные слова поэта: «Если бы снова начать, я бы выбрал опять беспокойные хлопоты эти!»
