Когда Смоленск выйдет из культурного анабиоза?
Практически все культурные события в Смоленске проходят при минимальном внимании публики. Упрямое равнодушие зрителей стало настолько привычным и обыденным, что исподволь внушает навязчивую мысль о том, что сами эти настойчиво игнорируемые события недостойны благосклонного любопытства. Даже премьеры в драматическом театре или фестивали в филармонии не собирают аншлагов. Прекрасной посещаемостью могут похвастаться лишь камерные постановки. А между тем качество культурного продукта, который выставляют на суд наши режиссёры, музыканты и актёры, не настолько низкое, чтобы не вызывать ничего, кроме саркастически усталых улыбок.Почему мы, смоляне, с таким упорством поворачиваемся спиной к творчеству смоленских артистов? Французские актёры не скрывают своего восхищения самоотдачей участников фестиваля «Открытая кулиса», а в зале ДК профсоюзов едва набирается треть зрительного зала… Видавшие виды москвичи восторженно охают после «Аккомпаниатора» и «Benvenuto, Отелло!», а мы лишь покачиваем головой, проходя мимо афиш, либо отпускаем шуточки о корифеях драмтеатра… Ни благосклонные или восторженные отклики, ни прекрасная пресса не корректируют оценочные стереотипы смолян. Даже недавно завершившиеся гастрольные выступления белорусского музыкального театра не собрали аншлагов, хотя минчане привезли актёрскую труппу, кордебалет и полный состав оркестра!
Анабиотическое состояние смоленской аудитории стало нормой. Что кроется за этим скепсисом? Почему смоленские артисты никак не пробьются сквозь стену зрительского безразличия? Я думаю, пенять здесь стоит вовсе не на мастерство артистов, талант режиссёров или недостаток рекламы. Всего этого достаточно. Разумеется, без социологического опроса наши предположения будут в любом случае весьма и весьма приблизительными, но какие-то причины возникновения непробиваемой стены между артистами и публикой можно наметить без специальных изысканий.
Первое – это инерция привычки. До эпохи новой России визит в театр был волнующей церемонией, частью общественного ритуала. Возможно, моду на театр задавал легендарный Иван Ефимович Клименко. Возможно, не было такого обилия развлекательных заведений и телевидение было откровенно скучным, поэтому, стремясь развеяться, люди находили отдушину в театре. А как только прервалась связь времён, привычка была утеряна, восстановить её так и не удалось, да и конкурировать с телевидением или кинематографом стало гораздо труднее.
Второе – интерес к живому общению с артистами угасает в силу того, что благодаря Интернету доступны образцовые постановки пьес, которые идут в театре, и классическое исполнение музыки, звучащей в филармонии. В какой-то мере театры разделяют печальную участь опустевших библиотек.
Третья причина – расхожее мнение, что провинциальный театр – прибежище бездарных актёров-неудачников, на которых невозможно смотреть без жалости. Не будем отрицать: мизерная зарплата вытравливает крупицы таланта, которые молодость принимает за призвание. В качестве примера приведу Валерия Брыксина. Я увидел его впервые в спектакле «Отец». Он играл заглавную роль. Чувство метафизического одиночества, от которого страдают люди, не умеющие любить, он передал с проникновенностью ясновидца. Спустя год или два я ходил на спектакль ещё раз, и ещё раз, и ещё раз, но вместо «гибели всерьёз» обнаружил механическую «читку», банальное отбывание роли. Это было настоящее разочарование.
Вместе с тем в театре немало талантливых актёров, молодых и опытных. Они способны вызвать и слёзы, и улыбки. Живое общение с артистами, энергетика общего переживания создают совершенно особую атмосферу, которую не в состоянии повторить ни кино, ни запись спектакля.
Что же препятствует возвращению массовой популярности театра? Может быть, стоит всё-таки понять, что живём мы здесь и сейчас, и если не выдергивать себя из повседневной суеты, мы добровольно лишим себя чего-то неоценимо важного и магия искусства пройдет мимо нас…
