Чернобыльская трагедия. Когда забыть невозможно...
Как это ни странно звучит, но и у трагедии бывает юбилей. 25 лет прошло после аварии на Чернобыльской АЭС. Достаточно времени, чтобы осознать, что произошло в роковой день 26 апреля. И больше других на своём собственном здоровье это поняли люди, побывавшие в зоне отчуждения.Сколько ни приходилось общаться с чернобыльцами, в большей части это люди без улыбки на лице. Им плохо или очень плохо. Татьяна Андреевна Парышева удивила сразу же силой своего характера – всю нашу беседу она улыбалась. Восемь лет работы на станции в Чернобыле, многолетняя инвалидность и при этом необыкновенная сила духа.
– Я сейчас с вами спокойно разговариваю, потому что только что прошла курс лечения. Стараюсь не афишировать знакомым своё состояние, многие и не знают, что со мной не всё в порядке. Правда, теперь приходится ложиться в больницу по четыре раза в год. Знаю, что если перешла через дорогу, а потом начала оглядываться по сторонам, не идёт ли машина, значит, пора к врачу. Это страшно, но жить хочется в нормальном сознании.
Сегодня она ни о чём не жалеет – поздно. Но где-то в глубине души очень обидно, что тогда им, молодым и здоровым, не сказали, чем они рискуют. В августе 1987 года пришла разнарядка на отдел рабочего снабжения Ярцевского чугунолитейного завода: 14 человек в командировку. О том, что едут на чернобыльскую АЭС, никто не знал. Дома у Татьяны оставался муж и четырёхлетняя дочь. Профессиональный повар, дома она зарабатывала 90 рублей в месяц, за 18 дней командировки выдали по 400 рублей. И тут же предложили остаться работать. После таких заработков оставались многие.
– Мы даже предположить себе не могли, чем всё обернётся. Дозиметры, выданные лично каждому, старались не включать: люди боялись, что отправят домой, не дав заработать. На головокружение тоже старались не обращать внимания. Кормили ликвидаторов, солдат-срочников и видели, что им ещё хуже. Однажды ради интереса со станции пошли пешком, по дороге останавливаясь и включая дозиметр, он звенел на полную мощь. Больше не экспериментировали.
Люди привыкают ко всему. И к тому, что всё вокруг необычно. Татьяна Андреевна вспоминает, как была поражена дорогой в Чернобыль. Ехали мимо детского лагеря, деревень – всё было брошено так, как будто люди ушли только что, а не год назад. Брошенные на улице игрушки, открытые двери в дома, и через всё прорастающие деревья. Картина из фантастического фильма. Да и сам город Чернобыль, где все ходили в униформе, не мог не удивлять. Необыкновенно красивый городок стал вахтенным пристанищем. Здесь жили своим ритмом: приезжали с работы, спали и снова на работу. Ходили друг к другу в гости, но есть в домашних условиях было запрещено, пить только воду, выданную по окончании смены. Но люди – это не роботы. Удержаться и не сорвать с ветки большую вишню, принести домой необыкновенно красивую розу… Через запреты перешагивали, потому что всё равно дозиметры звенели даже от стульев, на которых сидели.
Поначалу Татьяна работала в столовой, находившейся в 15 километрах от станции, через полгода перевели на саму станцию. До реактора 300 метров, можно сказать, рукой подать. Привозимые продукты поражали своим качеством и разнообразием – икра, рыба, мясо, всё было, как в самых дорогих ресторанах. Выпечку делали сами. Поварской конвейер не останавливался ни на минуту. Год Татьяна работала в ночную смену. В 17.00 увозили из Чернобыля на станцию, через 12-14 часов смена заканчивалась. Сил хватало на то, чтобы принять душ и лечь спать.
– Я когда с вахты приезжала домой, днём не могла бодрствовать. Дочка дёргала, расскажи сказку, а я всё время засыпала. Восстановиться за две недели дома не удавалось. К тому же выматывала дорога туда и обратно с многочисленными пересадками. Но бросить уже было невозможно, вырабатывала вредный стаж, да и работу в 90-е найти было непросто.
Жизнь Татьяны разделилась на два совершенно непохожих мира. Семья с домашними заботами и работа, тяжёлая как физически, так и морально. Каждый шаг за поваром неотступно следовал доктор, он жёстко отслеживал санитарные нормы приготовления пищи. Ножи, доски – всё было подписано под определённый продукт, в день по нескольку раз меняли форму одежды. Через два часа после приготовления вся остававшаяся еда выбрасывалась. Если работники станции не могли отвлечься для прихода в столовую, еду несли в контейнерах к месту работы. Атомная станция стала обыденностью так же, как и радиация. Не предполагали только, во что всё выльется в будущем.
Первая печальная статистика появится в начале 2000-х. Доклады особенно не афишировались, сегодня в Интернете есть всё. За первые 12-13 лет после аварии на Украине стали инвалидами 73 тысячи человек, в России – 46 тысяч. Быстро прогрессирующий рак унёс жизни почти 95 тысяч украинцев. В небольшой Брянской области с населением в 1,5 миллиона человек за один 1996 год от рака умерли 3200 человек. Были и другие страшные заболевания. И сегодня они продолжают мучить людей. Они живут и передаются по наследству, как после японской Хиросимы. Только Чернобыль был страшнее – выброс радиоактивности здесь в 100 раз превышал аналогичный показатель после взрыва двух атомных бомб на японских островах.
Татьяна Андреевна вспоминает, что все её новые знакомые из Припяти получили квартиры в Киеве в самых разных районах города. Люди догадывались, что такое расселение не даст наглядной картины смертности от полученного облучения. Конечно, за восемь лет работы подруг было много. В чернобыльской трёхкомнатной квартире, куда возвращались после работы, их жило шесть человек. Кроме землячки из родного Ярцева, остальные женщины были украинками, к ним изредка ездили в гости. Из развлечений иногда в Чернобыль приезжали артисты. Удивительно, но постоянно действующей оставалась церковь. В первые после аварии (ещё советские) годы походы сюда не приветствовались, потом службы посещали чаще и даже пекли и святили пасхальные куличи.
Люди вели себя по-разному. Один миф по поводу спасательного круга в виде алкоголя Татьяна Андреевна развеяла:
– Многие чернобыльцы стали злоупотреблять уже после рабочих вахт. Но там эффект от принятой даже небольшой дозы был ужасным. Люди моментально теряли рассудок. Как выпивали, помнили, что было дальше, память стирала. Потом была дикая многодневная головная боль. «Грешили» в другом. Я вот однажды не выдержала и сварила варенье из вишен, которые свешивались прямо на балкон квартиры.
Татьяна Андреевна рассказывает, как будто это было вчера, но при этом замечает – вспоминать не хочется. Последние десять лет потеряна связь с украинскими подругами. Обсуждать болезни нет желания. В 1991 году в соседнем Славутиче начался бум на беременных. Женщин заставляли делать аборты. «У кого из наших появлялись дети, многие из них потом мучились заболеванием почек и болями в ногах. Позже, что такое больные ноги, придётся испытать на себе».
Вернувшись домой окончательно, Татьяна Андреевна в 1995 году прошла полное обследование в областной больнице и получила инвалидность. Больше она не смогла работать. Ровно половина пенсии сегодня уходит на лекарства, к сожалению, далеко не всё необходимое в лечении финансирует государство. Когда-то приходившая гуманитарная помощь давно иссякла.
– Я стараюсь жить самовнушением. Есть люди, которым гораздо хуже, чем мне. Какого-то чувства обиды за себя нет, мы ехали на работу, а не за льготами. Не знаю, как бы поступила тогда, если бы знала о последствиях. Но у меня хотя бы дочь была, а вот моя подруга и напарница уехала работать в двадцать лет. Её здоровье потеряно, но она даже инвалидность получить не смогла.
Из множества личных чернобыльских трагедий, описанных журналистами, особенно поразила одна. Учительница начальных классов из самого близкого к ЧАЭС города Припять в день аварии вывела детей на мост посмотреть, как пожарные пытаются обуздать пожар на станции. Все ученики этого класса впоследствии получили рак щитовидной железы. Вот такая чёрная быль со своей философией – есть ли вина учителя, не подозревавшего, что губит всех малышей? Почему-то сегодня, рассуждая о трагичных фактах 25-летней давности, так мало говорят о главном: всё могло бы быть по-другому, если бы не та недосказанность на грани обмана.
С Татьяной Андреевной мы встретились за несколько часов до отъезда в областную больницу. Хотелось пожелать ей не терять присутствие сил душевных. Они порой значат больше, чем самое сильное лекарство.