Тайны личной переписки
В это сложно поверить, что в наше время, когда Конституция каждому человеку даёт право на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений, существует такое понятие, как цензура. В той же, 23-й статье главного закона нашей страны сказано, что на основании судебного решения допускается ограничение этого права.Давайте разберёмся. Зачем человека, подозреваемого в совершении какого-либо преступления, помещают до вынесения решения суда в следственный изолятор? Для того чтобы он не мог повлиять на ход расследования дела. А если при этом он может слать угрозы даже из-за решётки? Или же, например, договариваться с подельниками о совместных показаниях, просить перепрятать улики? Сотовые телефоны в СИЗО запрещены, интернета нет, остаётся только один способ – письма. Вот их-то и приходится каждый день проверять на предмет законности содержания Ольге и Татьяне.
– Иногда даже не знаешь, как объяснить друзьям и знакомым, где и кем ты работаешь, – рассказывает Татьяна. – Слово «цензор» не всем понятно, на пальцах тоже вроде не объяснишь, мол, в тюрьме письма читаю. В нашу обязанность входит проверка личной корреспонденции тех, кто содержится здесь под стражей. Именно личной корреспонденции. Запросы в различные инстанции нас не касаются. То есть если человек хочет получить копию обвинительного приговора, пишет жалобу в прокуратуру – такие письма сразу же идут по адресу. Все остальные, как исходящие, так и входящие, мы оформляем, проверяем, разве только краткое содержание письма не пишем.
Пока продолжается дачный сезон, у цензоров нагрузки поменьше, а как только начинается дождливая осень, Татьяне и Ольге приходится обрабатывать порой по две-три сотни писем в день.
Шерлоки поневоле
Нюансов в такой непростой переписке может быть много. Например, обязательно указывать, кто автор корреспонденции.
– В некоторых случаях пытаются схитрить, – делится Ольга. – Ставят в поле «От кого» только инициалы. Такие конверты мы не отправляем.
Естественно, не все подследственные, особенно те, кто попадает в учреждение впервые, помнят, что не стоит родственникам и друзьям подробно описывать расположение камеры. Они наивно описывают свой быт. Такая корреспонденция возвращается обратно в камеру с припиской, что необходимо убрать из текста.
Проверяется также входящая корреспонденция. Некоторые по незнанию, а некоторые и умышленно могут передавать запрещённые сведения и предметы. Конечно, если мать пишет сыну, что у неё изменился сотовый, такое письмо обратно отправлять не будут, просто вырежут цифры и на конверте укажут, что изъят номер.
– Бывает, что в письмах или открытках присылают сим-карты, – рассказывает Ольга. – Некоторые делают это совсем бесталанно, под наклейку какую-нибудь прячут. А порой так искусно, что только интуитивно угадываешь – что-то здесь не то. Особенно вызывают подозрения механические музыкальные открытки. В случаях изъятия запрещённых предметов мы оформляем необходимые бумаги, а предметы вместе с письмом в камеру, естественно, не отдаём.
Знающие люди, чтобы обмануть цензоров, придумывают что-то интереснее.
– Нужно уметь увидеть зашифрованное послание, – говорит Татьяна. – Самый простой пример: когда я тебя увижу, восемь раз поцелую, девять раз обниму, ничего плохого не скажу... Получается «восемь, девять, ноль», то есть номер телефона. Такие шифровки, что говорится, на поверхности. Вообще за двадцать лет работы много разных уловок приходилось выявлять.
Высылать постояльцам СИЗО не стоит и фото на документы. Даже если это единственная карточка, которая есть у владельца, и отправить больше нечего, цензоры все равно её не пропустят.
– Вообще этих фото нет в списке разрешённых вещей. А если честно, такие умельцы есть, что фото на паспорт могут использовать в разных целях – например, подделать документы, – объясняет Татьяна.
Не пройдут и непристойные фотокарточки и журналы.
– Если просьба прислать подобный журнал обнаруживается в исходящем сообщении, мы просто строку вычёркиваем, чтобы потом такие издания не изымать, – предупреждает Ольга.
Лирика за решёткой
– В самом начале своей работы мне всех было жалко, – вспоминает Татьяна. – Многие давят на жалость, практически все невиноватые; теперь уже иммунитет выработался.
– А у меня за три года работы такого сильного иммунитета ещё нет, – признаётся Ольга. – Особенно жалко, когда пишут об оставленных дома животных. Человек живёт один, полицейские его арестовали не дома, он просил просто открыть дверь в квартиру и выпустить кота, но так не положено. И вот он пишет соседям, чтобы те зашли, посмотрели, жив ли ещё его кот, покормили или выпустили его.
Письма из-за решётки можно даже разделить на определённые жанры. Цензоры отмечают, что большинство сообщений пишут обычным языком в основном на бытовые темы. Но во время заключения у некоторых просыпаются скрытые таланты. Кто-то рисует, кто-то стихи пишет.
– Один мужчина целое письмо стихами написал, причём вроде элементарные вещи описывал: как ему тяжело, чем он занимается, – но такой хороший слог и так написано, что просто зачитаться можно! – восхищается Татьяна. – Особенно часто таланты раскрываются в карцере. Сесть негде, заняться нечем, один, вот и начинает творить!
Отдельный пласт тюремных жанров – любовные письма. Красиво и правильно написанные, в которых чувствуются тёплые отношения между мужем и женой. Но чаще всего одинокие мужчины за тридцать начинают писать малознакомым или вообще незнакомым девушкам.
– Если сначала девушки отвечают довольно сдержанно, то через два месяца уже, глядишь, любовь до гроба, – рассказывают цензоры. – Только они могут не знать, что от одного и того же мужчины мы порой по пять писем почти одинакового содержания перечитываем. Есть иногда желание письма конвертами поменять, но профессиональная этика не позволяет. А девушки на свидания ходят к нему, посылки передают, кредиты берут... Порой, конечно, такие нелепые знакомства даже к свадьбе приводят. Чаще всего девушка в одностороннем порядке подаёт заявление в загс, и здесь, в СИЗО, их расписывают. Некоторые даже в свадебных платьях и с причёсками приходят, только свидетелей не хватает. Конечно, никаких поблажек это не даёт и домой на собственную свадьбу арестанта никто не отпустит.
Я узнаю тебя по почерку
– Сейчас корреспонденции уже намного меньше, чем раньше, – вспоминает Татьяна. – Когда я пришла сюда работать, в изоляторе содержалось до трёх тысяч человек, теперь же лимит – шестьсот человек. Да и отвыкли, наверное, письма писать.
На первый взгляд, в работе цензоров ничего сложного нет: сиди да читай себе чужие истории. Но в действительности для этого необходимо обладать моральной устойчивостью, усидчивостью и смекалкой. А еще придётся научиться разбирать любой почерк.
– Знакомые приносят рецепты врачей, чтобы я им расшифровала, – смеётся Татьяна. – В одном журнале увидела конкурс самых непонятных каракулей. Мы с Олей их сразу разобрали.
– Татьяна некоторых даже по почерку узнаёт, – утверждает Ольга. – Говорит, три года назад тут был, я его помню. Кто-то узнаёт людей в лицо, а мы – по письмам.
Редко, но попадаются цензорам письма на иностранном языке. Стараются обходиться без переводчика, своими силами. Английский переводят самостоятельно, с азербайджанским или армянским обращаются за помощью к знающим сотрудникам. В некоторых случаях помогают словари. А вот с интернетом беда: на территории изолятора Всемирная паутина недоступна не только тем, кто сидит в камерах, но и сотрудникам. Выносить же корреспонденцию за пределы территории, даже для консультации, запрещено. Только на почту.
Кстати, с отборным русским здесь борются как могут.
– Если в исходящих письмах есть нецензурная лексика, отправляем обратно в камеру. Если во входящих, то извещаем адресата, что впредь такие письма будут изыматься, чтобы предупредил родственника или друга.
Татьяна и Ольга признаются, что всех своих друзей и знакомых просят не писать им писем, не присылать открыток. Дом должен быть домом, работу с собой приносить нельзя.
– Я удивляюсь, когда людям снится работа, – признаётся Татьяна. – Мне никогда не снилась. И письма надолго не запоминаются. Это как защитная реакция организма, когда память выкидывает всё лишнее и ненужное. Так что в чужую жизнь мы не лезем. Мы только технически отслеживаем соблюдение законности.
