Юрий Преображенский: «Только чувствами картину не решишь – надо думать»
В Доме художника открылась персональная выставка Юрия Преображенского, посвящённая 85-летию автора. В экспозиции представлены графические и живописные работы, написанные с шестидесятых годов прошлого века по настоящее время…
Разговор о жизни
Диапазон творчества Юрия Преображенского впечатляет. И речь даже не о жанровом разнообразии – оно-то как раз неудивительно. Поражает многообразие выразительных средств в арсенале автора, его умение быть разным, смелость в экспериментах с выбором тем и их воплощением.
– Эта выставка – своего рода отчёт за некий период творчества, – говорит заслуженный художник России, кандидат педагогических наук, профессор Юрий ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ. – И период довольно продолжительный: с шестидесятых годов до настоящего времени. Вообще-то я всегда делал выставки только к круглым датам, отмечая таким образом каждое десятилетие. Но тут подумал, что до девяноста могу и не дотянуть…
Конечно, габариты помещения не позволили показать всё, что хотелось бы. Но я сделал выбор в пользу Дома художника, потому что здесь всё родное и привычное.
Здесь в основном старые работы – новых совсем мало. Зато по ним можно проследить практически весь мой творческий путь, увидеть, как с годами менялись мои интересы и предпочтения. И знаковые работы как метки на этом пути. Так что выставка – ещё и своеобразный разговор о моей жизни.
– Юрий Иванович, на вернисаже многие ваши коллеги отмечали невероятный диапазон вашего творчества…
– Да, в этом смысле я действительно человек творческий. Мне главное – что-то сотворить. А повторяться надоедает.
Например, сейчас мне больше нравится графика. В ней я чувствую себя более свободным: могу брать любой материал, фантазировать, экспериментировать. Как оказалось, это ещё и близко к тенденциям современного искусства.
Хотя сейчас слишком много внимания уделяется шоу, а я это терпеть не могу – я из другого мира. Но игровая функция искусства, которая была недооценена, мне по-своему близка. Если получится, сделаю отдельную выставку, посвящённую этой теме. У меня уже и «Игрун» придуман, и даже сделан – это такой персонаж, который предлагает: «Давай играть». И эта игра мне кажется занимательной.
Я имею в виду не только натурные данные, но и так называемую вторую природу: краски, пятно, цвет – сами по себе они тоже природа, влияющая на восприятие работы. Они помогают оценить необходимость серьёзного подхода к форме. Ведь произведение – это не только сюжет, его как раз не так уж трудно показать, если есть необходимые навыки. А вот чтобы за этим прочитывалось ещё и содержание – это уже отдельная тема.
Почти по Станиславскому
– Вообще соответствие формы и содержания – это один из основных вопросов любого искусства…
– Конечно. Ещё Пикассо говорил, что в произведении важна не просто форма, она должна быть содержательная. И не стоит использовать одну и ту же форму для всего. Иногда это полезно, но чаще всего просто губит работу. Поэтому надо каждый раз искать новую форму. В современном искусстве это уже аксиома.
Хотя такие поиски – дело трудное. Если я по ремеслу привык вот так писать, так видеть, приходится себя перестраивать, а это непросто.
В этом плане у меня давно уже есть чёткое понимание, что такое декоративная живопись. В семидесятые годы в Академии художеств на эту тему была мощная дискуссия, много интересного говорилось – всё это актуально и сегодня. Декоративизмом можно убить искусство начисто.
Я студентам всегда приводил пример одной персидской миниатюры. Представьте: тарелочка, вокруг неё идёт орнамент, а внутри мы видим фигуру воина, который отрезает голову своему врагу. Всё очень красиво сделано, но эта красота в данном случае убивает самое главное.
Я восхищаюсь настоящими декоративистами, но распространять это явление на станковую живопись очень опасно. Косметическое искусство убивает содержание, которое всегда было важно в русской школе.
Поэтому я никогда не занимался просто украшательством. Вон у меня натюрморт с керамикой. Казалось бы, декоративная работа, но и в ней есть момент содержательности: они ж ещё молодые – их не раскрасили, не одели… Так что в каждой своей работе я стараюсь не только решать живописную задачу, но и думать о сверхзадаче, как учил Станиславский. А это уже вопрос формы.
Мой педагог Борис Михайлович Неменский, когда я показывал ему свои работы, всегда спрашивал: «Что ты хотел сказать?» А мне тогда просто нравилось, к примеру, как коровы вечером идут с пастбища. Но он заставлял копать глубже, заставлял думать.
Я всегда вспоминаю Форда, который в двадцатые годы сказал, что самое большое наказание для человека – заставить его думать. Этот момент я прекрасно прочувствовал на себе. Надо думать – на одном чувстве картину не решишь.
Конструктор-самоучка
– Юрий Иванович, выбор профессии художника – осуществление детской мечты?
– Нет, в детстве я не мечтал стать живописцем – меня тогда привлекало конструирование. Ставил опыты с электричеством, делал модели самолётов, железных дорог, даже киноаппарат. В девять лет пытался собрать паровую машину, сам придумал парораспределитель для неё. У меня не было сухих таблеток, чтобы создавать пар, – я его накачивал насосом, и всё работало.
Ещё оружием занимался – тоже что-то придумывал, пытался модернизировать. Для моего поколения – детей войны – это было типично. А рисовать – так, между делом. В школе увидел у соседа парусник или сорокапятку противотанковую – выпрашиваешь дать до завтра, чтобы перерисовать…
В общем, в моём выборе профессии всё решил случай. Мы во время войны жили в Бузулуке – есть такой городишко между Оренбургом и Самарой. И бабушка как-то показала мне хранившиеся у неё в шкатулке рисунки. На очень тонкой, наверное папиросной, бумаге линиями были изображены незамысловатые сюжеты: женщина несёт коромысло с вёдрами, мужчина рубит дрова, тропинка, колодец с журавлём, ещё что-то. Увидев их, я был сражён наповал, потому что всё было настолько живое!
А потом, когда я с восьмого по одиннадцатый класс учился в Подольске, попал в Дом пионеров к Валерию Павловичу Боброву. Вот интереснейший был человек. Инвалид войны, сам он уже не мог рисовать, но учил замечательно. И у меня как-то быстро всё пошло, поэтому когда я поступал на худграф Московского пединститута, проблем никаких не было.
– А интерес к конструированию пропал?
– Ни в коем случае! Я потом ещё много всего пытался собрать. Например, дельтаплан. Сделал модель один к десяти, но материала для крыльев не смог достать – так эта модель в мастерской и висит.
Думал о мотоплане, а для начала собрал аэросани с мотором. Испытания проводили в Реадовке. И они поехали – правда, не по глубокому снегу, а по утоптанному. А потом решил увеличить мощность мотора, сделал новый пропеллер. Всё завелось, но тут же начало искрить – свечи полетели. На этом дело и кончилось.
– Юрий Иванович, а что вы считаете главным достижением в своём творчестве?
– Вопрос на засыпку. Я считаю, что ничего особенного пока не достиг – ещё в пути…
Говорят коллеги
Валерий ГРАЩЕНКОВ, скульптор:
– На этой выставке можно увидеть как уже известного Преображенского – звонкого классика-пейзажиста, так и очень интересные его современные поиски в графике. В этих работах – художник в развитии.
К сожалению, искусство такого качества уже уходит. Нынешняя молодёжь редко стремится к точности и законченности, многое оставляя недосказанным. А находки всё-таки должны воплощаться в серьёзные, сконцентрированные и выверенные композиционно произведения. И здесь этого много.
Вячеслав САМАРИН, живописец:
– Я всегда знал, что Юрий Преображенский – замечательный художник, но то, что у него такой творческий диапазон, увидел только сегодня. У него много работ музейного уровня. А некоторые, как те сосенки на поляне, вообще могли бы украсить и Третьяковку.
Людмила ЕЛЬЧАНИНОВА, скульптор:
– Эта выставка хороша тем, что здесь много пейзажей и картин, каждая из которых имеет глубокий смысл. Очень звонко звучат натюрморты. Я имею в виду даже не колорит, а духовность, которой они проникнуты.
В каждой работе есть глубина. А пейзажи просто завораживают. Мне очень по душе его совершенно изумительные леса, особенно осенью. Его октябрь – прекрасный, поэтичный, даже хочется стихи написать…
Вставка
«Сейчас всё движется к цифре. Я как-то пробовал поиграть с фотошопом, но это волей-неволей ведёт к декоративизму, хоть и высококачественному, а вот насчёт содержательности я здесь пути не вижу.
Что будет через пятьдесят лет, кисточки или экран, – не могу сказать. Однако для меня совершенно очевидно, что даже в простом натюрморте, если его сфотографировать какой-нибудь крутой техникой, можно добиться лучшего качества, – но работа будет мёртвой.
Я работаю кисточкой. Это не сравнится с техникой в смысле похожести, но здесь чувствуется энергетика – то, что в цифру перевести невозможно…»
Фото: Виктор МИНЧЕНКО
Ольга Суркова
