Сто солдат, десять медальонов, одно-два имени
В позапрошлом выпуске «Смоленской газеты» – от 25 октября – был опубликован материал из цикла «Место притяжения» проекта «Культурный код. Смоленск. 102.7 FM», в котором рассказывалось о музее и мемориале «Богородицкое поле» и Спасо-Богородицком Одигитриевском женском монастыре. Светское учреждение и святую обитель объединяет одна важная задача – хранить память о воинах, павших на вяземской земле в октябре 1941 года. Эта же задача – одна из многих, что стоят и перед поисковым движением Смоленской области, одним из старейших в России.
Территория, где 82 года назад произошла трагедия «Вяземского котла», – одно из мест проведения «Вахты памяти», которая собирает поисковиков не только из нашего региона, но и других областей, краёв и республик Российской Федерации. О том, чем запомнилась нынешняя Вахта, о восстановлении имён павших солдат и командиров Красной Армии, о вере и почитании павших мы поговорили с председателем регионального отделения «Поискового движения России», руководителем поискового объединения «Долг» Ниной Германовной КУЛИКОВСКИХ.
Работа в полях и архивах
– Нина Германовна, осенняя «Вахта памяти» в этом году состоялась в сентябре. Расскажите о ней, пожалуйста, и вообще о том, как проходят Вахты...
– Окончание Вахты – условное понятие, потому что она никогда не заканчивается: сколько будет позволять погода, столько ребята будут выходить в леса. Но есть такие плановые «большие» Вахты – экспедиции, которые собирают много отрядов, куда приезжают ребята из других регионов Российской Федерации, наши друзья из Белоруссии, и тогда Вахта приобретает такие форматы, как «международная», «межрегиональная». Мы обычно проводим три такие огромные Вахты: весеннюю, летнюю и осеннюю. Тогда палаточный городок разбивается на два-три километра, потому что у каждого отряда должна быть своя территория: зона приёма пищи, жилая зона. Мы строим душевые, бани и создаём такие пространства, чтобы мы не стояли впритык друг к другу.
В этом году осенняя «Вахта памяти», в которой участвовали отряды из Санкт-Петербурга, Калининграда, Москвы, Московской и Владимирской областей, Республики Беларусь, проходила в Вяземском районе, и она посвящалась подвигу Московского народного ополчения. Вахта состоялась в сентябре и окончилась уже к 1 октября. Она была очень результативной. Стояла замечательная погода – в канун октября, но без дождей и без огромного гнуса, это время, когда трава уже ложится и на полях легче работать. Всю Вахту мы отработали небольшим составом – 260 человек, но это не одномоментно. То есть, конечно, вначале, когда были выходные, приехало больше людей, потом – одни уезжают, другие приезжают. В этом году приезжали из Нижнего Новгорода, Брянска, из Татарстана, Республики Коми. Им надо «приработаться», сжиться с местностью, потому что они хоть и изучали её по картам и схемам накануне поездки, но оказаться на месте – совсем другое дело.
По участкам работы строгих границ у нас нет: чаще всего это лесной массив. Рядом с нашим лагерем текла река Средняя – это место боевых действий, и её берега были местом нашего поиска. У нас каждый вечер на всех Вахтах – больших и маленьких – обязательно собирается совет командиров. Мы анализируем то, что сделано за сегодняшний день, планируем завтрашний день, и командиры обязательно докладывают, кто что нашёл – причём с подробным рассказом: как нашли, на какой глубине, какая там местность. Это нужно, чтобы люди могли перепланировать свой завтрашний день: если мы видим, что в какой-то точке много подъёмов – а они все озвучиваются, – на следующий день люди могут подтянуться туда, где можно добиться больших результатов.
И очень важно, что мы стоим в таких местах, где действительно шли масштабные боевые действия. За неполных десять дней (день заезда, когда нужно построить лагерь, и последний день, когда мы хороним останки солдат, – нерабочие), фактически за неделю, мы подняли 82 солдата. Нашли только одну яму – в ней было восемь человек, а остальные – это всё одиночки, «верховые», это люди, которые не были похоронены, потому что сражались в окружении, в котле. И если они были прикопаны в ячейках, в которых погибли, то это могли сделать только их товарищи. Такие захоронения мы называем боевыми.
Мы вышли на рубежи, о которых точно знали, что там в течение трёх дней – 8, 9, 10 октября – шли масштабные бои, которые, может быть, даже и не указаны чётко в историографии, потому что донесения некому было писать. Но многолетний опыт нашей работы – а это чуть больше тридцати лет – показывает, что такие очаги мы знаем. К тому же сейчас стали более открытыми информационные источники, такие как немецкие переводы, аэрофотосъёмку можно купить. Из немецких источников мы знаем, что деревня Селиваново шесть раз переходила из рук в руки. И сама я слышала рассказы старожилов, которым в те годы было по пятнадцать-шестнадцать лет. Они, конечно, не знали, какие задачи стояли, какие были воинские формирования, но они могли дать картину того, что здесь происходило: кто кого бил, как потом хоронили, оставались ли немцы в деревне или уходили. Таких свидетельств было много, потому что в девяностые годы мы ещё застали местных жителей такого возраста, которые это помнили.
Мы активно работаем в архиве Министерства обороны, который находится в Подольске. Для нас большим источником информации по Вяземскому котлу, по Богородицкому полю, о том, как наши части выходили из окружения, являются сведения из пунктов, где солдат опрашивали и записывали их рассказы. Вот эти опросы, или допросы, тоже становятся источниками информации, потому что в них указывались населённые пункты, номера частей, фамилии командиров.
Десять имён – это победа
– Часто ли поисковикам удаётся восстановить имена погибших?
– Сейчас время уже работает не на нас. Что такое – получить имя из солдатского медальона? Сам медальон – это пенал длиной пять-шесть сантиметров, размером с женский указательный палец, из хорошего карболитового материала, который не подвержен коррозии, и это нам помогает. В нём находится скрученный в трубочку листок тонкой бумаги, на нём солдат записывал своей рукой фамилию, имя, отчество, место и год рождения, место, откуда он призывался в армию, адрес семьи, группу крови. Мы поднимаем солдат – татар, таджиков, казахов, да и просто неизвестной национальности, в графе «образование» читаем «б/г», «м/г». Я сначала не понимала, что это, а так, оказывается, обозначались безграмотные и малограмотные, потому что если ты окончил даже два класса, это уже нужно было указывать. И представьте: солдат должен был заполнить этот медальон своей рукой, карандашом. Часто бывало так, что медальоны заполняли штабные работники, и они, записывая, например, сложные татарские фамилии, могли не разобрать на слух – солдат Хатхуддинов или Хатриддинов. Это тоже создаёт путаницу, появляются ошибки, поэтому даже тот текст, который хорошо читается, может доставить много сложностей.
Тем не менее в медальон, даже если он хорошо закручен, влага всё равно проникает – он ведь пролежал в земле восемьдесят лет. Чернильные знаки вымываются, а лучше всего сохраняется чёрная тушь и карандаш. При работе с такой находкой необходимы определённый опыт, знания и навыки, и у нас есть свои эксперты, которые способны увидеть и качественно прочитать надписи – по нажиму грифеля или пера, под светом различного спектра под разными углами, с помощью графических редакторов и так далее. Сейчас также есть растворы, в которых вымачивается бумага – её слои слипаются друг с другом, она минерализуется, но её можно вымочить в химикатах.
Мы давно вывели формулу: на сто поднятых солдат – десять медальонов. Это нормальный результат, но из десяти медальонов прочитать удаётся одно-два имени. Вот результаты Вахты этого года. Мы подняли 82 солдата, но в межсезонье, то есть от прошлогоднего захоронения до осенней Вахты этого года, ребята, которые там работали, подняли 108 бойцов. Поисковики из московского отряда «Вечный огонь» долгое время искали могилу десантников, и они нашли её – это 54 солдата. Одного из солдат мы передали на родину – в самом начале «Вахты памяти» приезжала замечательная семья из Татарстана. Молодые парни – уже правнуки – и правнучка повезли его домой, чтобы похоронить в родной деревне, на кладбище, где лежат его родные и близкие. Мы похоронили 247 солдат и помимо этого парня из Татарстана установили десять имён. Одно имя установили за три дня до захоронения. Это был очень сложный медальон, над которым работали эксперты, причём из разных регионов, даже из Белоруссии. Когда они все вместе соединяются в чате, медальоны рассматриваются с разных ракурсов и их пытаются прочитать. Они нашли подтверждение документа, и как потом нашли родственников? Просто забили в «Яндекс» фамилию, имя и отчество солдата. Сейчас очень сильно помогает «Бессмертный полк» – многие родственники выкладывают свои истории. И в этом случае выскочило сочинение, написанное в 2015 году правнучкой солдата, в котором она, рассказывая о своём прадедушке Марке, упомянула его брата Георгия. Они ушли на фронт добровольцами, и она написала о том, что брат прадедушки пропал без вести. Вот по этому сочинению мы и вышли на внучек и правнучек – они были просто в шоке. Теперь, я думаю, они приедут на могилу своего погибшего деда и прадеда.
То есть десять имён на 247 человек, два имени по подписным вещам, остальные – по медальону. Подписная вещь могла переходить из рук в руки, солдаты могли добавлять надписи, поэтому надо, чтобы много что сходилось. Должны совпадать звание, год призыва, который писали на котелке, поэтому нужно, чтобы все пазлы сложились и была стопроцентная уверенность, иначе мы просто не имеем права его увековечить. Но мы считаем, что десять имён – это победа.
– Как выглядит процедура действий после того, как установлено имя бойца, который числился пропавшим без вести? Оно вносится в архивы?
– Это уже задача военкоматов. Как только мы проводим погребение, составляется трёхсторонний акт погребения. Участвуют в этом администрация органа местного самоуправления, то есть глава района, военный комиссар и руководитель экспедиции. К акту прикладывается список имён. На каждое захоронение оформляется карточка, где записаны установленные имена, если есть, прикладываются фотографии. Эти списки должны передаваться в областной военкомат, а потом в Центральный архив Министерства обороны. Не всегда цепочка срабатывает, к сожалению, но тем не менее можно найти много имён солдат, которых обнаружили и захоронили поисковики.
Мы во что бы то ни стало стараемся найти родственников. Когда мы находим родственников, лица солдат обретают черты, конкретные образы. Это уже не просто защитник, чьи косточки мы достали из земли, – он приобретает биографию, мы узнаём его судьбу, его профессию, да и просто можем увидеть его лицо.
В нашем областном Музее неизвестного солдата, благодаря нашему замечательному Анатолию Викторовичу Черкасову, весь третий этаж посвящён только портретам солдат. Они размещены в разных условиях: кто-то в коммунальной квартире, кто-то в пункте призыва, но на всех стенах – портреты солдат, останки которых мы подняли. И когда ты поднимаешься на третий этаж музея, они со всех сторон смотрят на тебя: молодые и взрослые, грустные и весёлые, лукавые, красивые, разных национальностей… Это буквально пробирает насквозь, потому что это люди, которые числились без вести пропавшими, но память о них сохранилась в семьях. На третьем этаже музея висят 380 портретов – потому что не у всех семей есть фотографии.
Любимый образ Божией Матери
– Нина Германовна, одна из традиций поисковиков – отпевать солдат перед погребением. А какие ещё традиции есть на «Вахтах памяти»?
– У нас совершаются вечерние молитвы, и особенно хорошо они совершаются, когда с нами бывают священнослужители. В наших поисковых рядах это редко, но случается. Первым к нам приезжал отец Пимен из Пензы, потом отец Андрей из Дорогобужа, а сейчас есть целый отряд, созданный и обученный нами, который приезжает на Вахты только к нам, на Смоленщину. Это наши верные друзья из Екатеринбурга, из отряда, который действует при храме Владимирской Божией Матери на Семи Ключах. В нём есть духовный центр, и эти ребята – прихожане храма и воспитанники этого центра. С ними приезжает военный священник Андрей Канев, который часто выступает на каналах «Спас» и «Союз». Это православный отряд, и в этом году, в августовскую «Вахту памяти», в дни которой отмечался праздник Преображения Господня, они построили храм и получили у наших архипастырей благословение на проведение литургий. Я вместе со всеми исповедалась, причастилась, мы все получили освящённые яблоки. Мы назвали этот день Днём добрых дел: поскольку мы прежде всего труженики поиска, мы навели порядок на воинских могилах, помогли семьям участников специальной военной операции, оказали гуманитарную помощь многодетным сельским семьям.
Но самое главное, чем отличаются смоленские поисковики от всех поисковиков, причём не только нашей страны, это то, что у нас есть свой праздник – День поисковика Смоленщины. И родился он, когда у нас появился наш любимый образ Божией Матери – икона Божией Матери «Взыскание погибших». Конечно, мы понимаем, что погибшие – не только павшие в ратных боях, это погибшие и заблудшие души и так далее, но мы полюбили этот образ за то, что Божия Матерь ходатайствует о погибших как заступница. И мы решили, что будем обращаться к ней как к нашей покровительнице. Мы обратились к Владыке, попросили у него благословения, и в ответ Владыка прислал нам икону, написанную специально для поисковиков – на заказ. И потом мы приняли решение считать день почитания этого образа – 18 февраля – Днём поисковика Смоленщины, а сейчас это решение утверждено и Смоленской областной Думой. В этот день нас поздравляют, мы проводим праздничные мероприятия, но все они начинаются с молитвы перед этой иконой, и этот образ следует за нами по всем большим «Вахтам памяти». Мы торжественно проносим икону на первом построении, потом образ, защищённый от дождей, стоит возле нашей времянки, вместе с православным крестом и кануном для поминальных свечей, который мы приобрели и возим с собой. Образ Божией Матери «Взыскание погибших» защищает и вдохновляет нас, и если есть возможность, мы молимся перед ним дружной совместной молитвой. Даже если с нами нет священнослужителей, службу проводит православный отряд из Екатеринбурга. А если нас некому повести в молитве, мы предлагаем всем помолиться индивидуально, поминаем солдат, чьи имена мы уже знаем к этому времени.
Когда молишься под звёздами, под хмурым небом или даже под дождём, ты становишься ближе к Богу. Наши молитвы, тем более когда молимся все вместе, когда зажигаются сотни свечей, когда солдаты ещё стоят в мешочках, – особое событие, которое заставляет человека думать.
А учебные Вахты ещё и образовывают, поэтому для поисковиков проводят и духовные беседы. Но самое уникальное, что есть в нашем движении, – то, что каждый год у нас появляются новоокрещённые поисковики из разных городов. Таинство крещения обычно проводится в августе, причём всё проходит, как в Первоапостольской церкви, с полным окунанием в воду. В этом году крестились восемь ребят. Представляете, специально приезжают ребята из Иркутска, чтобы покреститься на нашей смоленской земле, ребята из Алтайского края принимали крещение. Меня это очень радует!
– Часто ли поисковики находят предметы, которые говорят о принадлежности человека к православной вере?
– У одного из солдат, которых мы хоронили, был найден крестик, бывают складни, находили икону Божией Матери «Неувядаемый Цвет». В нашем музее хранится письмо, написанное мамой солдата Ивана из Дорогобужского района, в котором она для него переписала молитву «Живый в помощи Вышняго».
Воспитание традициями
– Нина Германовна, вы и сама вяземская, и под Вязьмой есть Спасо-Богородицкий Одигитриевский женский монастырь. Говорят, что у этой обители очень необычное, плотное взаимодействие с поисковиками...
– Сёстры монастыря направляют все свои усилия на увековечение памяти. Когда я привела родственников солдат в Покровский храм Одигитриевского монастыря, отец Даниил сказал им: «Вы знайте, что за ваших солдат здесь постоянно молятся».
Со священнослужителями мы стараемся общаться и взаимодействовать во всех районах, где проводим Вахты. И последнюю ночь останки солдат стоят в храме, и мы стараемся проводить отпевание солдат не в поле, не на могиле, а именно в храме. И как это благодатно, что они постоят последнюю ночь перед погребением не просто в мешках в поле, а уже уложенные в гробы, в большой или маленькой церкви.
– Как относятся к таким ритуалам совсем молодые люди?
– Общая атмосфера происходящего диктует поведение. А общая атмосфера такова, что даже наши прожжённые взрослые дядьки, которые, может, никогда и не ходили в церковь, уже привыкли к нашим вечерним молитвам, свечам. Мы украшаем могилы солдат лапником, укладываем сверху рябину, калину, весной кладём первые цветы.
Наш поисковик Михаил Акимов написал стихи, которые породили одну из традиций:
Вместо маршей военных – соловьиные трели,
Вместо алых гвоздик – васильки на лугу
У деревни с коротким названием Бели,
Где следы эскадрона утонули в снегу.
И оттого что они столько лет лежали там, где для них расцветали только васильки и колокольчики, родилась такая традиция: наши девочки на первом построении ставят алые гвоздики у солдат, которые ещё не в могилах, которые всю Вахту будут рядом с нами. Мы всегда ставим цветы, сейчас уже приносили ветки рябины с поспевшими ягодами, приносят калину, всё, что получается найти. Это место, где лежат останки, для нас – почитаемое.
Как молодёжь относится к таким традициям? Всё это формируется, всё это можно воспитывать. И мы воспитываем: говорим, что на этой поляне не курят – для этого есть специально отведённые места; когда заносишь останки, нужно снимать головной убор; когда зажигаешь свечу, нужно креститься. По-другому быть не может – это одна из составляющих нашего благодарственного поиска к солдатам, которых мы поднимаем. Я как человек верующий сама исповедую это, это важно, и мне кажется, что если мы этого не будем делать, Вахты станут духовно беднее.
Юрий СЕМЧЕНКОВ, Марина КНЯЖИНСКАЯ, Алексей МАТВЕЕВ
