Юлия Тюрина: В каждом видеть человека, и делать это безоценочно

За слаженную и стабильную работу уголовно-исполнительной системы, как и любого другого правоохранительного ведомства, отвечает множество разных служб. Говоря о местах лишения свободы, большинство людей, как правило, представляют себе сотрудников, выполняющих задачи по охране данных учреждений и обеспечению безопасности лиц, находящихся на прилегающей к ним и внутренней территории, а также конвоированию осуждённых. Однако помимо столь очевидных специалистов в пенитенциарной структуре не обходится и без вполне гражданских профессий. Яркий пример тому – психологи, которые 2 сентября отметят 30-летие своей службы. И их работа в уголовно-исполнительной системе сопряжена с двойным грузом ответственности. Ведь здесь заботой психологов является микроклимат как в служебном коллективе, так и среди подозреваемых, обвиняемых, осуждённых. За эти функции в УФСИН России по Смоленской области отвечают почти три десятка специалистов. Возглавляет психологическую службу ведомства подполковник внутренней службы Юлия ТЮРИНА, которая поделилась с нами особенностями своей работы.

От теории – к практике

– Юлия Сергеевна, расскажите об основных направлениях деятельности ваших сотрудников...

– Психологи работают с подозреваемыми, обвиняемыми, осуждёнными и с личным составом. С первыми основные задачи – адаптация к условиям неволи, в которых они оказались, и в определённой степени поддержка, помощь в поиске морального выхода из сложившейся ситуации. С сотрудниками – начиная с отбора кандидатов на службу и заканчивая межличностными отношениями, профилактикой эмоционального выгорания. И, конечно, что в том, что в другом случае это помощь в решении личных, семейных вопросов и проблем, с которыми каждый самостоятельно может обратиться к психологу.

– Какие формы работы применяются сегодня в «тюремной» психологии?

– Основное – это диагностика. Она направлена на выявление индивидуально-психологических особенностей личности. Далее – консультирование. Его цель – оказание помощи в решении личных психологических проблем, а также в вопросах профориентации, саморазвития. Если речь идёт о сотрудниках, то помощь в решении служебных задач. Затем – коррекция. Это целенаправленное изменение социально-психологических установок человека, его ценностной ориентации, обучение способам и приёмам саморегуляции, самоконтроля, формирование определённых навыков и умений, необходимых для общения. Ещё одна форма – профилактика. Дело в том, что необходимо своевременно предупреждать негативные проявления в личности, такие, например, как суицидальные намерения, эмоциональное выгорание. А они могут быть вызваны как условиями содержания, изоляцией, когда речь идёт о лицах, лишённых свободы, так и особенностями несения службы, когда говорим о сотрудниках. Кроме того, на каждого влияют семейные и бытовые неурядицы. Это также необходимо профилактировать. И ещё одна форма – просвещение, то есть повышение психологической грамотности людей. Если же говорить в целом, то сегодня пенитенциарная психология перешла от теоретической к практической. Сейчас большой акцент делается на проведении тренинговой работы как с личным составом, так и с осуждёнными.

Из лаборатории в спецназ

– Почему вы решили стать психологом и как оказались именно в уголовно-исполнительной системе?

– И то, и то произошло случайно. Однажды в школе к нам пришёл психолог, общался с нами. Беседа с ним оказала на меня большое влияние. Я поняла, что психология – это и про помощь людям, и про работу над собой. И всего этого мне хотелось. После чего я и решила пойти в эту науку. Окончила психологический факультет Смоленского гуманитарного университета, а в октябре этого года исполнится двадцать лет, как я поступила на службу. Получилось это совершенно случайно. После окончания вуза встал вопрос: вернуться домой в Гагарин или найти работу и обустроиться в Смоленске. Пока ждала получения диплома, увидела объявление, что в Управление по конвоированию требуется ряд специалистов, в том числе и психолог. Я пришла на собеседование. Мне стали рассказывать о специфике службы – что работать предстоит в том числе и в специальных вагонах, сопровождая в пути сотрудников и осуждённых, и так далее. Но меня это не испугало, я дала согласие. А через какое-то время, как раз я сдала все экзамены, со мной связались и сказали, что появилась должность в Смоленском следственном изоляторе. Сюда я и пришла в 2002 году. Хотя на тот момент для меня «СИЗО» прозвучало гораздо страшнее, чем «Управление по конвоированию». Но я решила, что нужно идти и нарабатывать практику. Начнём с того, что я вообще не знала, что такое СИЗО и что это учреждение вообще есть в Смоленске. Моими первыми впечатлениями стали двери, замки, ключи, решётки. Дверь открывается, делаешь шаг, дверь закрывается, открывается другая. На следующем шаге – то же самое. Помню, когда первый раз проходила по территории между корпусами, никого не видела, но всех слышала. Мужские голоса, выкрики… Вышла из изолятора я под сильным впечатлением от увиденного. В голове всё проносилось: замки – решётки – двери – замки – решётки – двери. Но я внутренне настроилась на работу и в итоге провела в психологической лаборатории СИЗО-1 два с половиной года. А потом меня перевели в отдел специального назначения.

– На мой взгляд, кардинально разные направления работы. Так ли это?

– Вы, безусловно, правы. Во-первых, это большой мужской коллектив – порядка пятидесяти человек в то время. Во-вторых, со своей спецификой службы. Здесь моё становление проходило непросто. Сильные и независимые мужчины восприняли меня в штыки. К профессии психолога они относились с непониманием, настороженно. Но зато этот жизненный этап стал для меня одним из самых богатых на опыт. Поначалу я даже совершала вместе с сотрудниками отдела марш-броски по пересечённой местности, чтобы на себе прочувствовать всё то, что чувствуют они. И нагрузка эта была весьма ощутимой. В целом же основные задачи психолога при работе со спецназом – это подготовка бойцов к экстремальным ситуациям, развитие их стрессоустойчивости, а также поддержание должного климата в коллективе. Ведь для боевого подразделения гораздо больше, чем для других, важны сплочённость, чувство поддержки, товарищества и взаимовыручки. С сотрудниками «Феникса» я проработала около двух лет, после чего и возглавила психологическую службу смоленского УФСИН.

Работа не для каждого

– Как вы считаете, любой психолог смог бы работать в местах лишения свободы?

– Здесь вопрос я бы перестроила так: любой ли человек в принципе способен работать в уголовно-исполнительной системе? Думаю, что нет, не любой и не каждый. Всё-таки это система, а любая система имеет определённые требования. В данном случае речь идёт о подчинении, ограниченной свободе действий, жёстких чётких рамках. И не каждый человек готов с этим мириться и может к этому адаптироваться. Поэтому здесь встаёт вопрос индивидуального выбора: смогу ли я находиться в системе, подходит ли мне это. Если же говорить именно о специфике работы, связанной непосредственно с контактами с правонарушителями, то здесь психолог должен уметь абстрагироваться от характера совершённых деяний, какими бы тяжкими преступления ни были. Если ты сможешь увидеть перед собой не осуждённого, а человека, то ты будешь работать. Если же перед глазами у психолога будет стоять совершённое человеком преступление и, как следствие, страх, ненависть, гнев по отношению к нему, то он не сможет оказать квалифицированную помощь. Это вопрос внутреннего состояния и внутреннего принятия. Мы должны в каждом видеть человека. И делать это безоценочно. Мы не даём оценку – плохо или хорошо, наша задача – помочь.

– Если человек не идёт на контакт, воспринимаете это как поражение?

– Нет. Это выбор человека. Значит, он хочет быть закрытым и нечестным и в жизни ведёт себя, видимо, так же. В целом, если человек не идёт на контакт, скорее всего, у него много страхов. А вдруг я буду плохим в глазах психолога? А вдруг про меня расскажут другим? А вдруг я скажу что-то, что мне навредит? Это страх неизвестности и последствий. Даже те люди, которые говорят, что их всё устраивает, лукавят. Это – тоже страх. Боязнь двигаться дальше. Проще сказать: «Меня всё устраивает», – и остаться на месте, чем шагнуть в неизвестность. А мы как специалисты как раз и должны аккуратно человеку всё это донести и объяснить. Хотя все люди разные. Между психологом и его собеседником должен установиться некий контакт даже просто на уровне симпатий, ощущений. Поэтому если человек не идёт на контакт с каким-то отдельно взятым психологом, это нормальная ситуация. Возможно, что психолог просто не импонирует ему на эмоциональном уровне. Но когда ты видишь, что человеку реально плохо и ему нужна помощь, а он от неё отказывается, в такие моменты, конечно, чувствуется некое огорчение.

– Кто больше других подвержен профессиональному выгоранию?

– Во-первых, эмоциональные и эмпатичные люди. Во-вторых, все, кто работает с людьми. Потому что это контакты и взаимодействие. А вот документы не дают обратной связи. И сотрудники, работающие только с документами, менее подвержены эмоциональному выгоранию.

– Психологу нужен психолог?

– Да. Я периодически обращаюсь к психологу, посещаю личную терапию и тренинги личностного роста. Не надо забывать, что психология – это такая наука, которой можно учиться бесконечно. Потому что появляется столько возможностей, столько направлений. Кроме того, психология – одна из профессий, где возраст не помеха. Сюда можно прийти в любом возрасте. Главное – почувствовать, что ты хочешь помогать людям и готов это делать.

– Важно ли для вас видеть положительные результаты своей работы?

– Психология – это «отдающая» профессия. И результат здесь виден не всегда сразу. Иногда проходит время, и только тогда человек тебе говорит: «А вы были действительно правы, так оно и есть на самом деле». Когда видишь, что работа даёт результат, у окружающих улучшается состояние и настроение, – бесспорно, это очень приятно. Когда заходишь в коллектив, где ранее чувствовалось напряжение, а после проведённой работы видишь, что оно спадает, – это всё такие, на первый взгляд, незаметные моменты, но они очень важны. Искренняя благодарность всегда чувствуется и придаёт желания работать!

Фото: пресс-служба УФСИН России по Смоленской области

Татьяна МАКЕЕНКОВА