Премьера в Камерном: Гарольд Пинтер «Предательство»
В Смоленском камерном театре премьера, рассчитанная на подготовленного зрителя. Поскольку обычная публика таковой не является, думаю, перед началом спектакля должен выйти театровед и сказать несколько слов об особенностях новой работы – тех условностях, которыми будут перекидываться актёры, чтобы расшевелить публику. (Ведь перед показом фильмов на канале «Культура» выступает киновед, объясняя телеаудитории предысторию и особенности демонстрируемой киноленты.) А ещё нужно напомнить про необходимость отключить телефоны и предупредить, что спектакль идёт без антракта.Думаю, отсутствие перерыва – правильный ход. Действие разворачивается столь натужно и нелепо, что смотреть до конца поначалу не хочется. Нам предлагают историю любви двух связанных брачными обязательствами людей, причём начинают с конца – с разрыва, выстраивая картины скандалов в обратной последовательности времени. Давайте и мы выстроим свои замечания в обратной перспективе – сначала скажем, что НЕ понравилось, затем перейдя к плюсам.
Спектакль, повторюсь, построен на условностях, однако и сама ситуация оказывается условной: на сцене нет любви. Не возникает ощущения, что герои любят друг друга. Соответственно, слово «предательство» – слишком громкое для унылого расхаживания по сцене с бокалами в руках. (Если раньше Камерный был театром, где на сцене курят, то теперь, похоже, новая тенденция – на сцене всё время пьют.) Единственное, что как-то оправдывает вербальную конструкцию – уязвлённое самолюбие мужа-рогоносца, Роберта: темперамент актёра Дениса Кулешова эмоционально «вытягивает» сцены с его участием. Влюблённая пара пресна, как папье-маше. Эмма лишена чар женственности (удаются только ужимки), Джерри – мужественности. Я, к стыду своему, так и не понял, что за человек Джерри, какого чёрта он полез в этот омут и просидел там так долго.
В театральную программку многозначительно вынесен фрагмент решения Нобелевского комитета: «Пинтер вернул театру его основные элементы – замкнутое пространство и непредсказуемые диалоги, где люди оставлены на милость друг друга, и притворство невозможно». На деле, вся постановка – сплошное притворство. Насчёт непредсказуемости: текст представляет собой одну и ту же гамму, повторяемую в разных тональностях. Ходят по кругу бесконечные вопрошания о детях, мужьях, жёнах и несуществующих писателях, как и последующие заверения в том, что у них всё хорошо. И эта безжизненная повторяемость раздражает и злит, потому что всё-таки хочется верить, что автор пьесы любит детей и вообще любит хоть кого-нибудь. Разглагольствования об игре в сквош также носят ритуальный характер. (Кстати, далеко не во всяком словаре написано, что из себя представляет сквош – что-то вроде тенниса в закрытом помещении, только спортсмены играют с отскока, посылая мяч в стену.) Местечко под Венецией Торчелло от частого упоминания становится пресловутым и ближе к концу пьесы вызывает сардонический смех…
Формальные штучки стали совсем уж формальными. Например, по ходу пьесы герои не слышат друг друга, поскольку теряют понимание и думают о другом. Поэтому без конца переспрашивают по ключевым репликам: «что?», «кто?» В звенящей тишине зала эти придурковатые переспрашивания выглядят издевательством над здравым смыслом, спотыканиями на ровном месте.
Пьеса написана в уже далёком 1978 году. Ушло то время, ушла эпоха, и даже во многом умерла литература – утратила ведущие позиции в жизни современного человека. Поэтому бесконечные разговоры героев о писателях, да и вся «окололитературная» часть пьесы является совершенно фантастическими и пустыми. Впрочем, герои этого и не скрывают.
Что безмерно украшает этот аскетичный спектакль, так это неуёмное, безудержное актёрство Павла Пирожкова, доводящее унылое действие до подлинного абсурда и вдохновенного паясничанья.
Что безусловно удалось: чем ближе спектакль к финалу, тем интереснее. Как зритель я был заинтригован, что же придумает режиссёр для последней сцены, которая является толчковой для завязки. Театр масок превзошёл мои ожидания. Браво!
Замечательную сценографию предложил Влад Макаров: «британцы» очень стильно смотрятся на фоне белоснежного экрана. Катаемый по сцене циферблат – очень мощная находка, достойная того, чтобы её запатентовать. Трижды хороша музыка, выбранная для спектакля. В конце концов, ради неё можно и потерепеть…
А теперь неожиданный и мрачный финал, преподнесённый самой жизнью. После спектакля пришёл домой, поужинал, включил телевизор. Алексей Пивоваров выступил с новым пронзительным и страшным обличением советских военных поражений. Речь шла о Второй ударной армии, Мясном Бору и безумных атаках «в лоб» на Любань. О бессмысленных жертвах, фактически, о человеческих жертвоприношениях, приносимых людьми, облечёнными властью. Гарольд Пинтер, жуирующий своей бессмысленной жизнью, годится по возрасту в сыновья или младшие братья воевавшим во Вторую мировую войну. Какой чепухой перед настоящим горем и страданием выглядит описываемая в его пьесе греховная жизнь сытого дурака, изнемогающего от избытка сил и свободного времени!.. К чему это я? Мы – внуки и правнуки тех, убитых, в отношении которых было осуществлено подлинное предательство: их лишили права жить. Гарольд Пинтер в дальнейшем выступал и против бомбардировок Сербии, и против англо-американского вторжения в Ирак. Такая позиция делает ему честь как гражданину, но пьеса, увы, лучше и актуальней от этого не становится. Уплощение и выхолащивание искусства – чем не предательство?
