Земля Александра Твардовского
Союз Советских Социалистических Республик (СССР, Советский Союз) – государство, существовавшее на территории восточных (русских) славян в 1922-91 годах… Почти четыре десятилетия в нём ключевой поэтической фигурой являлся Александр Твардовский, живой свидетель коллективизации, Великой Отечественной войны, взлёта могущества возглавлявшейся Коммунистической партией державы, бюрократического омертвления quot;лучшего и передовогоquot; её жизненного процесса, нарастания в обществе quot;немой болиquot; от трагической противоречивости советского бытия. Эти этапы напряму связаны с основными темами эпических произведений великого поэта: quot;Страна Муравияquot; (1936; Гос. пр. СССР, 1941), quot;Василий Тёркинquot; (1941-45; Гос. пр. СССР, 1946), quot;Дом у дорогиquot; (1946, Гос. пр. СССР, 1947), quot;За далью – дальquot; (1953-60; Ленин. пр., 1961), quot;Тёркин на том светеquot; (1963), quot;По праву памятиquot; (опубл. в 1987), лирических шедевров quot;Про деда Данилуquot; (цикл), quot;Ивушкаquot;, quot;Я убит подо Ржевомquot;, quot;Я знаю, никакой моей вины…quot;, quot;Ни ночи нету мне, ни дня...quot;, quot;Не много надобно труда…quot;, quot;О сущемquot;, quot;Памяти материquot;, quot;Берёзаquot;, quot;На дне моей жизниquot;, в том числе сборника quot;Из лирики этих лет. 1959-1967quot; (1967; Гос. пр. СССР, 1971), повести quot;Дневник председателя колхозаquot;, очерков quot;В родных местахquot;, прозаической книги quot;Родина и чужбинаquot;, рассказов quot;Заявлениеquot;, quot;Костяquot;, quot;Печникиquot;, литературно-критических статей и выступлений.Шедшего, как он сам говорил, quot;За валом огня. И плотней к нему. / Сробел и отстал – крышка!quot; Александра Твардовского невозможно понять без постижения того quot;огневого валаquot; - quot;бегущего дняquot;. А глубина времени со средины тридцатых до рубежа шестидесятых-семидесятых годов минувшего века, в которые родились творения великого поэта, заключена в следующем. Входившие в название страны слова quot;совет¬скиеquot; и quot;социалистическиеquot; неопровержимо свидетельствуют о партийном характере государственности СССР. Вот ушли из жизни эти сущности – и исчез не только титул, но сама узко запрограммированная Родина вместе с КПСС и сотворённою ею эпохой. Мудрые соотечественники предвидели такой результат с рождения гражданственности, основанной на quot;диктатуре пролетариатаquot;. Чтобы показать это, стоит лишь процитировать лекцию Ивана Павлова quot;О русском умеquot;, с которой он выступил весной 1918 года в Петрограде: quot;…В борьбе между трудом и капиталом государство должно встать на охрану рабочего. Но это совершенно частный вопрос… Что сделали из этого мы? Мы загнали эту идею до диктатуры пролетариата. Мозг, голову поставили вниз, а ноги вверх. То, что составляет культуру, умственную силу нации, то обесценено, а то, что пока ещё является грубой силой, которую можно заменить и машиной, то выдвинули на первый план. И всё это, конечно, обречено на гибель как слепое отрицание действительностиquot;. Сказано было, согласитесь, гениально, выдающийся соотечественник ничуть не ошибся!
На наш взгляд, с первых шагов А.Т. Твардовского по полю изящной словесности и по сегодняшний день его посмертного существования литературная критика оценивает поэта с вершины функционального времени, в котором жил творец, а не вечности, как следовало бы. В этом плане отношение к поэме quot;Страна Муравияquot;, имевшей громкий успех и сразу сделавшей автора лидером советских поэтов, пожалуй, наиболее показательное. Ещё в довоенной энциклопедии она отмечена как вещь о победоносном шествии колхозного строительства, сокрушении единоличника, примерно так на неё смотрят критические модельеры и сегодня. Хотя на их глазах произошёл отход от марксовского понимания жизни - в русле классовой борьбы. Но суть бессмертного поэтического эпоса совершенно в другом: какой изумительно правдивый характер народа в лице крестьянина Никиты Моргунка создал автор quot;Страны Муравииquot;! Поэма стала личным памятником поэта 92 процентам населения России, являвшегося сельским в 1917 году, году Октябрьского государственного переворота, то есть фактически – словесным монументом ядру важнейшего в мире государства. Главный герой первого заметного на всесоюзном фоне произведения Александра Твардовского предстаёт одним из прекрасных символов русского человека. В чём творец видит его основные черты? В первую очередь, в неизбывной любви к Родине - quot;радостной землеquot;:
Земля!..
От влаги снеговой
Она ещё свежа.
Она бродит сама собой
И дышит, как дежа.
Земля!..
Она бежит, бежит
На тыщи вёрст вперёд.
Над нею жаворонок дрожит
И про неё поёт.
Земля!
Всё краше и видней
Она вокруг лежит.
И лучше счастья нет - на ней
До самой смерти жить.
Земля!
На запад, на восток,
На север и на юг…
Припал бы, обнял Моргунок,
Да не хватает рук…
Крестьянин - основной труженик на земле, кормилец рода человеческого, относящийся ко множеству своих дел сердечно.
Публицист и социолог, идеолог панславизма Николай Данилевский (1822-85) утверждал, что национальная идея находится в высших планах бытия. Широкомасштабное полотно quot;Страна Муравияquot; подтверждает осуществление её на земле наших предков. И нрав основного персонажа поэмы, его нравственные качества, поступки – в первую очередь. Ведь, пожалуй, нигде на свете не найти такого искателя мифической стороны Муравии, которая дорога его мечте верностью quot;всем крестьянским правиламquot;. Тем, что там quot;Земля в длину и в ширину - / Кругом своя. / Посеешь бубочку одну, / И та – твоя… И никакой, ни боже мой, - / Коммунии, колхозииquot;. Кстати, первый декрет советской власти наделял крестьян землёй. При метаморфозе её в колхозную, в условиях крушения вековых устоев Моргунок хочет жить так, как подсказывает сердце, возросшее на дедовском укладе. Он желает владеть не только своими пахотными десятинами, но также сенокосными и прочими угодьями, живностью. Скажем, иметь собственного коня и оттого чувствовать свою значимость в этом мире:
На своём коне с дугой
Ехать подходяще:
Всякий видит, кто такой, -
Житель настоящий.
На своём коне с дугой
Ехать знаменито.
Остановят: - Кто такой?
- Моргунов Никита.
В чужедальней стороне
Едешь, смотришь смело:
Раз ты едешь на коне,
Значит, едешь делом.
Центральный персонаж поэмы Александра Твардовского является более духовной личностью, чем его попутчик в подряснике. У крестьянина из деревни Васильково Касплянского сельсовета, согласно документам quot;Семья… семь душ. / И хлебозаготовки, и страх, и труд, и гуж. / И двор со всей скотиной, / И хата в три окна. / Единый – семь с полтиной, / Уплаченный сполнаquot;. Казалось бы, дома он был по горло занят многочисленными и многотрудными, самыми приземлёнными делами. До путешествия ли за мечтой? Но Никита Феёдорович Моргунов – настоящее божье создание, не искусственное. Дух – самое главное, что отличает человека от животного, по большому счёту он – сам человек. Таков васильковский житель в армяке на российских дорогах quot;года великого переломаquot;. quot;Был Моргунок не так умен, / Не так хитёр и смел, / Но полагал, что крепко он / Знал то, чего хотел…quot; Он не является рабом ни предавших Христа, как Иуда, церковников, ни идеологических поводырей общества, пришедших quot;тех же жуликов, тех же воров и законом революции всех взявших в пленquot; (С. Есенин). Во внутреннем обращении к Сталину Никита quot;Слагал, как песню, речь свою / Душевно и открытоquot;. И так же по природному закону человечности, доверчиво он относится к бывшему деревенскому богачу - врагу сталиных, бежавшему из ГУЛАГа соседу Илье Бугрову: quot;Он угощал его, любя, / Считал – в беде соседquot;. В конечном счёте народ, который символизирует главная фигура quot;Страны Муравииquot;, оказался обманутым quot;классовыми врагамиquot; одной и второй пробы: уголовными quot;страдальцами за трудовое крестьянствоquot; - большевиками-коммунистами, практически покончившими с российской деревней, и богатеями с царских времен бугровыми-грачёвыми, нещадно эксплуатировавшими односельчан-тружеников, презиравшими их, а в новых условиях откровенно вступившими на криминальный путь.
Я нашел на сайте quot;Соловки. Личное делоquot; весьма проницательную запись (http://www.solovki.ca/writers_023/tvardovsky.htm). Её предваряют строки из автобиографии А. Твардовского: quot;Только со quot;Страны Муравииquot; я начинаю счёт своим писаниям, которые могут характеризовать меня как литератораquot;. А дальше идет такой текст: quot;В одной из публикаций о Твардовском мы прочитали, что поэт поддерживал и одобрял сталинскую коллективизацию, раскулачивание и высылку quot;кулаковquot; в Соловки. Странно было читать это, зная пронзительные строки:
…Их не били, не вязали,
Не пытали пытками.
Их везли, везли возами
С детьми и пожитками.
А кто сам не шёл из хаты,
Кто кидался в обмороки,
Милицейские ребята
Выводили под руки…
- Что за помин?
- Помин общий.
- Кто гуляет?
- Кулаки!
Поминаем душ усопших, Что пошли на Соловки…quot;
Невозможно не согласиться с такой трактовкой примечательных отрывков. Она тем более дорога, что видно: имеет не литературный, а сугубо народный характер. По сравнению с ней оценки той же самой вещи, сделанные рекламно лидирующим в области поэзии Евгением Евтушенко, выглядят просто бездарными: quot;воспевая коллективизациюquot;, quot;в ранних насильственно ложных по исторической концепции поэмахquot;… Кроме того, почему множественное число, если quot;ранняяquot; - одна, как считал сам А. Твардовский? Две другие явились quot;ученическими упражнениямиquot;, quot;ездой со спущенными вожжамиquot;, он их не переиздавал. Зачем шулерничать?
А я, повторяя мысль о возвышении мечтателя из Касплянского сельсовета до нации, в завершение quot;сельскогоquot; разговора изложу её словами самого А. Твардовского: двустишием из quot;Страны Муравииquot;, удостоенной Государственной премии, но евтушенками 30-х годов тоже критиковавшейся с позиций грубой социологии, правда, с другим знаком - за quot;контрреволюционную клевету на коллективизациюquot; (!):
На всей планете, на Земле,
Один такой ездок.
Самым известным произведением Александра Твардовского является поэма quot;Василий Тёркинquot; - яркое воплощение русского характера в годы Великой Отечественной войны, гимн таким его чертам: смелости, стойкости, отваге. Обилие сказанного о ней, общее признание quot;Книги про бойцаquot; главным поэтическим произведением об огненных сороковых минувшего века позволяют мне ограничиться лишь одним отзывом – Ивана Бунина, первого Нобелевского лауреата (1933) в ряду отечественных писателей: quot;Это поистине редкая книга – какая свобода, какая чудесная удаль, какая меткость, точность во всём и какой необыкновенный, народный солдатский язык – ни сучка, ни задоринки, ни единого фальшивого, готового, то есть литературно-пошлого словаquot;.
Такое мнение тем более объективно, если учесть, что знаменитый наш соотечественник И. Бунин ни на йоту не принял революцию, написал беспощадную книгу об ужасах её quot;победного шествияquot; и гражданской войны – quot;Окаянные дниquot;, с 1920-го находился в эмиграции, где скорбел о quot;легендарных временах в этой навсегда погибшей Россииquot; (quot;Жизнь Арсеньеваquot;, 1927-1929, 1933, Приморские Альпы), не имел ни малейшего желания возвратиться домой – жить в Совдепии.
Дочь вызвавшего в столь молодые годы громадную сенсацию quot;Страной Муравиейquot; поэта, доктор исторических наук, профессор Валентина Твардовская в году 95-летия отца, отвечая на один из вопросов в интервью quot;Медицинской газетыquot;, сказала: quot;Дом у дорогиquot; - полупрочитанная поэма. Она не ко двору пришлась. После войны - сплошное ликованье, все ему говорили: quot;О чём вы!quot;
Думаю, это очень точное наблюдение. Празднуя ныне 65-летие Великой Победы и 100-летие лучшего из лучших певцов всенародного подвига, который она увенчала, самое время развить мысль Валентины Александровны. Годы 2005-й, 2010-й совсем не 1946-й, когда появился новый шедевр нынешнего юбиляра. Та свежая праздничность далеко позади. Что же мешает теперь говорить в полный голос о неизбывном горе солдатки Анюты Сивцовой с тремя детьми, угнанной вместе с ними в немецкое рабство, беременной четвёртым, родившимся уже в неволе? quot;Что не могла глядеть назад, / Где дом пылал зажжённый, / Как гнал её чужой солдат / На станцию с колонной; / Что не могла она сберечь / В саду трёхлеток-яблонь; / Что шла, покинув дом и печь, / А так детишки зябли! / Что шла, как пленные, в толпе / На запад под конвоем…quot; Сам автор всю войну искал возможность рассказать о её судьбе:
Я начал песню в трудный год,
Когда зимой студёной
Война стояла у ворот
Столицы осаждённой…
И где бы ни переступал
Каких домов пороги,
Я никогда не забывал
О доме у дороги.
Полупрочитанность quot;Дома у дорогиquot; остаётся и даже становится всё заметней, едва ли не выступает на первый план. И вот почему мы можем так сказать. Спустя почти семьдесят лет после изгнания врага с родной земли общество только начинает осознавать: в России даже нет памятника 16 миллионам замученных немецкими фашистами гражданских лиц, что на пять миллионов превышает потери Красной Армии. Людей буквально ошарашили только что опубликованные энтузиастами такие архивные материалы о злодеяниях гитлеровцев в родной Александру Твардовскому Смоленской области: в ней каратели quot;сожгли дотла более пяти тысяч сёл и деревень, из них около 300 вместе с мирными жителямиquot;. Помножьте эти цифры на пятнадцать оккупировавшихся территорий нынешней Российской Федерации. На фоне названных чудовищных злодеяний страна, можно сказать, практически не слышит обращённого к ней в quot;Доме у дорогиquot; голоса великого мастера ритмического искусства:
Как жадно в рост идёт трава
Густая на могилах.
Трава – права.
И жизнь жива.
Но я про то хочу сперва,
Про что забыть не в силах.
Та память горя велика,
Глухая память боли.
Она не стишится, пока
Не выскажется вволю.
И такое же могучее слово на тему непомерных страданий жителей Отечества в другой главе поэмы, с призывом ничего не забывать :
Прошла война, прошла страда,
Но боль взывает к людям:
Давайте, люди, никогда
Об этом не забудем.
Пусть память верную о ней
Хранят, об этой муке,
И дети нынешних детей,
И наших внуков внуки.
В подробной хронике к 100-летию А.Т. Твардовского, исполненной смоленским литератором Василием Савченковым и ёмко и точно названной quot;Травляquot;, есть потрясающее свидетельство уже цитировавшейся нами Валентины Александровны, дочери поэта, о его жуткой депрессии в послевоенные годы – годы тяжелейшей жизни населения в условиях разрушенного войной хозяйства.
quot;Наиболее тяжёлый период наступил после войны, на рубеже 40-50-х, когда стихов отец почти не писал. И длилось это не месяц, не год, а несколько лет кряду. Мучительное разрушение прежней веры отвращало от стихов. У отца даже возникла мысль о самоубийстве. Об этом не знают ни читатели, ни почитатели его таланта, ни земляки поэта.
Послевоенная жизнь народа-победителя, которую он видел на родной Смоленщине и во Владимирской области, где был депутатом, оказалась совсем не такой, какой представлялась на войне. Жизнь эту для него олицетворяла тётка Дарья.
С её терпеньем безнадёжным,
С её избою без сеней
И трудоднём пустопоржним,
И трудоночью – не полней.
То, о чём отец хотел сказать в полный голос, было невозможно. Он говорил, что душа наедине с собою не могла переступить этот страх перед страшными выводамиquot;.
Низкий поклон Валентине Твардовской за приоткрытие сущего ада в сердце жившего вместе с нами поэтического гения. Я могу лишь предположить, что являлось первенствующей составляющей тогдашнего непомерного страдания автора quot;Василия Тёркинаquot;. Думаю, ею стала начавшаяся вскоре после Победы в Великой Отечественной войне жуткая, геноцидная борьба Сталина с угрозой национального возрождения страны. Явственно ощутив его, генералиссимус хитро и коварно приступил к изничтожению пробивавшихся ростков насущной исторической справедливости-необходимости.
В этом плане коварство его поистине непомерное. Произнёс большой силы тост за русаков, сделавших главный вклад в освобождение страны и человечества от фашизма, и сразу без шума повёл другую внутреннюю политику. Чуть позже совсем отворил дверь в новый этап ужасающего, чрезвычайного геноцида против нас, подобного послереволюционному. Так, все до одного главные полководцы войны за национальное освобождение, вдохновлявшие войска, в частности, близкой перспективой несомненного улучшения жизни после сокрушения врага, теперь под разными фальшивыми предлогами отстранялись от ключевых должностей, удалялись из столицы, лишались возможности влиять на исполнение чаяний народа.
Жуткие репрессии длились до самой смерти Сталина.
Три года назад я выпустил роман quot;Север Северищеquot;, в котором, полагаю, впервые с того времени – времени грандиознейшей национальной трагедии - создан в художественной литературе один-единственный образ её участника, в главе quot;Смерть и тетрадь Серени Пророкаquot;. Своё видение времени, когда, по свидетельству В.А. Твардов¬ской, депрессия её отца была так сильна, что вызывала у него даже мысль о суициде, я, естественно, считаю единственно верным. Оно закрыто тёмным лесом многих событий, истолкованных в тогдашней общей атмосфере засекреченности не научно, а узко пропагандистски, извращённо. Это ощутили все думающие личности, пытавшиеся анализировать тайные страницы летописи СССР после 1945 года, например, Вадим Кожинов. Вот какими словами он начинает свою работу quot;Лаврентий Берия, послевоенные репрессии, сталинский культ…quot;: quot;Как уже не раз говорилось, первые послевоенные годы – едва ли не самый загадочный период нашей историиquot;.
Катастрофа середины двадцатого столетия, на мой взгляд, стала главной причиной крушения Советского Союза в 1990-е и является реальной угрозой суверенитета сегодняшней Российской Федерации. Можно представить, какой же острой она была для всё видевшего своими глазами, находившегося на орлиной высоте Александра Твардовского!
Три последние крупноформатные вещи поэтического лидера Советской страны после принятия социалистической Конституции во многом перекликаются по содержанию, поэтому речь о них удобнее вести как о блоке. Напомню названия этих поэм: quot;За далью - дальquot; (1950-1960), quot;Тёркин на том светеquot; (1954-1963) и quot;По праву памятиquot; (1954-1969, зарублена главлитом, 1987, напечатана). Сроки их создания, как видим, тоже весьма близки. Все они написаны после смерти Сталина, опубликованы значительно позже и как бы вобрали в себя quot;две далиquot;: период, когда он руководил государством, – в основном в плане критики культа лич¬¬ности Сталина ХХ и ХХII съездами КПСС – и начатую при Хрущеве quot;оттепельquot;. Доминантное настроение вновь поверившего в светлые идеалы социализма А.Т. Твардовского, особенно после партийной критики негативных явлений quot;идейного прошлогоquot;, отлично выражают следующие строки поэмы quot;За далью – дальquot;:
Он и в столетьях не померкнет,
Тот вещий отблеск наших дней.
Он – жизнь.
А жизнь сильнее смерти:
Ей больше нужно от людей.
И перемен бесповоротных
Неукротим победный ход.
В нём власть и доля душ несчётных,
В нём страсть, что вдаль меня зовёт.
Мне дорог мир большой и трудный,
Я в нём – моей Отчизны сын.
Я полон с ней мечтою чудной –
Дойти до избранных вершин.
Я до конца в походе с нею,
И мне все тяготы легки.
Я всех врагов её сильнее:
Мои враги – её враги.
Да, я причастен гордой силе
И в этом мире – богатырь
С тобой, Москва,
С тобой, Россия,
С тобою, звёздная Сибирь!
И такой патриотический оптимизм советского поэта как выразителя общих дум своих сограждан имел прочные основания. Послевоенный СССР возглавил quot;мировую социалистическую системуquot;, в том числе с Китаем, нынешним (при том же строе) гигантом, мощно поддерживал процесс освобождения многих стран от колониализма, осуществил quot;атомный проектquot;, превративший страну в одну из двух сверхдержав, открыл запуском искусственного спутника Земли космическую эру, впервые в истории человечества наш соотечественник летчик-космонавт Юрий Гагарин совершил орбитальный полёт вокруг планеты quot;в сиянье голубомquot; на космическом корабле quot;Востокquot;. В 50-60-е годы в СССР были реабилитированы жертвы политических репрессий, частично реформировали партийно-государственную систему, ограничили привилегии чиновников и коммунистических руководителей, улучшили материальное положение и условия жизни населения.
Однако второй стороной медали стали не менее основательные явления. Мы уже говорили о них выше, к чему необходимо добавить следующее. После окончания войны не только распалась антигитлеровская коалиция совместно сокрушивших коричневого зверя стран, но между ними началась quot;холодная войнаquot;. В значительной степени из-за quot;интернациональногоquot; фанатизма quot;отца народовquot;, действовавшего, как мы говорили, вероломно даже по отношению к населению собственной страны.
Хрущёв, провозгласив quot;оттепельquot; во внутренней и внешней политике, породив радужные надежды, в то же время подавлял инакомыслие.
Его преемник Брежнев, унаследовавший тех же советников, не мог делать что-то принципиально иное по определению. Так, скажем, он в 1968-м предпринял интервенцию в Чехословакию.
Александр Твардовский, принципиально живописавший quot;бегущий деньquot;, что было архитрудно делать в фактически quot;концлагерномquot; обществе, все события первостепенной важности, случившиеся в течение послевоенной четверти века, конечно же, отразил в трёх исследуемых поэмах. Как поборник истины, неутомимый искатель правды, владевший сильным и пламенным словом, великий творец и мыслитель, он существенно расширил горизонт восприятия соотечественниками общественно-политической жизни СССР. Те его строки с новой силой звучат в наших душах сегодня, являя глубочайшую любовь и сочувствие автора к человеку труда, созидателю, искреннему и природному, житейские трудности которого зачастую были созданы искусственно. Гражданин страны Советов как бы вершил ежедневный подвиг, чтобы просто существовать. Настолько в отношении общепризнанных за столетия норм поведения узаконила насилие и откровенный террор власть уголовных благодетелей населения древней земли. Чуть расслабился ни в чём не виновный её житель – превратился в quot;лагерную пыльquot;. Читая многие страницы послевоенных поэм ключевого поэтического мастера, такое словно воочию видишь.
Вот, например, как это зримо запечатлено в сцене осмотра Василием Тёркиным на том свете особого квартала уничтоженных quot;без войныquot;:
…Там – рядами по годам
Шли в строю незримом
Колыма и Магадан,
Воркута с Нарымом.
За черту из-за черты,
С разницею малой,
Область вечной мерзлоты
В вечность их списала.
Из-за проволоки той
Белой-поседелой –
С их особою статьёй,
Приобщённой к делу…
Кто, за что, по воле чьей –
Разберись, наука.
Ни оркестров, ни речей,
Вот уж где – ни звука…
Память, как ты ни горька,
Будь зарубкой на века!
Православная святая Русь сменилась монстром, quot;нашим тем светомquot;, что quot;вне планет и самой Вселеннойquot;, где: quot;Стрелка quot;Входquot;. А quot;Выходquot;? Нет. / Ясно и понятно: / Значит, пламенный привет, - / Путь закрыт обратный… Галереи – красота, / Помещений бездна, / Кабинетов до черта, / А солдат без места… Там у них (буржуазный тот свет. – Прим. авт.) устои шатки, / Здесь фундамент нерушим. Есть, конечно, недостатки, / Но зато тебе – режим… /Там, во-первых, дисциплина / Против нашенской слаба. / И, пожалуйста, картина: / Тут – колонна, там – толпаquot;.
Свой творческий путь А.Т. Твардовский определил как quot;внутреннее движение, саморазвитиеquot;. В том, в частности, убеждаешься, видя, как менялось его отношение к Сталину, руководителю СССР, на протяжении почти тридцати лет. Менялось, я бы сказал, вместе с движением общенародного взгляда на этот исторический персонаж. От понятия quot;отецquot; в традиционном на Руси смысле, от понятия quot;имя-знамяquot;, что звучало quot;со словом Родина в рядуquot;, до противоположного - злодея, уничтожавшего quot;виноватых без виныquot;, quot;на целые народы обрушивавшего свой верховный гневquot;. В 1960-х написанные поэмы честно и глубоко запечатлели этот процесс. Не зря он отразился во всех трёх произведениях. Причём весьма объёмно и содержательно. Так, из пятнадцати глав поэмы quot;За далью – дальquot; сам автор считал важнейшей посвящённую именно Сталину quot;Так это былоquot;, о чём, например, заявил в письме к Хрущёву.
quot;Памятьquot; - ключевое слово в поэзии Александра Твардовского, оно даже вошло в название последней крупноформатной вещи quot;По праву памятиquot;, которая, кстати, вовсе не упомянута в 30-томной Большой Советской Энциклопедии (1969-1978), где он охарактеризован quot;выдающимся явлением советской литературыquot;. Так страна Советов относилась к своим quot;выдающимся явлениямquot;!
Ещё можно назвать замечательный поэтический цикл о матери, где в заголовке присутствует это слово, а в последней поэме, помимо общего названия, одна из трёх глав поименована quot;О памятиquot;. Думаю, суть этого – quot;в безгласной нашей долеquot; в советский период. А ведь он вроде мог иметь несказанную свободу слова, ибо, что называется, встречался с верхними за quot;чаемquot; - фактически представлял собой официального поэта в советские годы. Как уже отмечено, являлся многократным лауреатом, был награжден тремя орденами Ленина, четырьмя другими орденами, медалями, возглавлял редакцию толстого журнала quot;Новый мирquot; (1950-54 и 1958-70), избирался секретарём правления СП СССР, депутатом Верховного Совета РСФСР 2, 3, 5, 6-го созывов, членом Центральной ревизионной комиссии КПСС, кандидатом в члены ЦК КПСС. Его произведения изучали все школьники и студенты.
Однако вместе с тем А. Т. Твардов¬ский, отца-кузнеца которого необоснованно раскулачили и с многодетной семьёй выслали в Сибирь, был гражданином, quot;кому с графой не повезлоquot;, находился quot;под рукой всегда на случай нехватки классовых враговquot;, quot;готовым к пытке быть публичнойquot;. Он всё понимал, как говорится, изнутри. А что важнее всего, уродился по милости Божьей гением, никогда не порывал самых активных связей с народом – с Василиями Тёркиными, тётками Дарьями, не заакадемизировался, только в Загорье и Починок приезжал не менее двух раз в году – имел такое правило. Отсюда колоссальная глубина понимания важности личного свидетельства о времени, до невероятности закрытом официально: quot;Забыть, забыть велят безмолвно, / Хотят в забвенье утопить / Живую быль. И чтобы волны / Над ней сомкнулись. Быль - забыть! / Забыть родных и близких лица / И стольких судеб крестный путь - / Всё то, что сном давнишним будь, / Дурною, дикой небылицей, / Так и её – поди забудь. / Но это было явной былью / Для тех, чей был оборван век, / Для ставших лагерною пылью, / Как некто некогда изрек. / Забыть - о, нет, не с теми вместе / Забыть, что не пришли с войны, - / Одних, что даже этой чести / Суровой были лишены. / Забыть велят и просят лаской / Не помнить – память под печать, / Чтоб ненароком той оглаской / Непосвящённых не смущатьquot;. Нет, говорит далее поэт, ему так вести себя не позволяет долг, ответственность перед вослед идущими поколениями, поди объясни им происшедшее цензурой и тому подобными преходящими обстоятельствами!
Эпический жанр главенствует во всём литературном наследии богатыря русской поэзии 30-60-х годов ХХ века Александра Твардовского. Пусть бегло, как самому кажется, но мне удалось так или иначе сказать обо всех его крупноформатных вещах в контексте общественно-политических и психологических процессов той эпохи, когда он жил. Потому считаю, что свою посильную задачу в светлый юбилей 100-летия поэта, любимейшего с дошкольных до высокогорных годов, я, предвоенный рождением, решил.
Справка quot;СГquot;
Владимир Тимофеевич Фомичёв – уроженец Угранского района, сейчас живёт в Москве. Автор более 30 книг стихов, прозы, публицистики. Лауреат литературных премий им. Антона Чехова, Михаила Исаков¬ского, Дмитрия Кедрина, Константина Симонова, премии смоленского правозащитника-журналиста Алексея Забелина. В год 65-летия Великой Победы ему присуждена премия администрации Белгородской области и Союза писателей quot;Прохоровское полеquot;.
