Загорьевская рапсодия
Краеведы из Починка супруги Валентина Алексеевна и Виктор Николаевич Станкевичи передали в редакцию "Смоленской газеты" рукопись поэмы Владимира Простакова "Хутор Загорье", датированную октябрём 1987 года, с авторской дарственной надписью.У писателей Смоленщины давние связи с земляками Александра Трифоновича Твардовского. Той памятной осенью выезжали они в отцовскую усадьбу поэта, где велись восстановительные работы по макету его младшего брата Ивана Трифоновича и под пристальным наблюдением родного человека. Ради возрождения хутора брат вернулся из Сибири, где давно обосновался, и поселился с женой Марией Васильевной на малой родине в Сельце.
"Стало ясно, – вспоминал Иван Трифонович в книге "Родина и чужбина", - что моё присутствие здесь необходимо, так как восстановить нарушенный рельеф, не зная, каким он был прежде, нельзя, и я должен был взять на себя ответственность за выполнение этой работы и неотлучно следить за строительной площадкой. Да иначе и нельзя, если мы хотим воссоздать хутор таким, каким он был при жизни юного поэта. Значит, от начала до конца мне должно было здесь находиться, поскольку всё начиналось с момента передачи мной макета Смоленскому музею, на основании которого была подготовлена техническая документация. Но макет даёт только внешнее представление о хуторе. Внутреннее же устройство любого строения на макете не показано, значит, присутствие человека, который должен знать всё до мелких деталей, обязательно. Это касается и избы, и скотного двора, и бани, и кузницы. Интерьер их нужно показать в натуре".
Писателей, прибывших на трудовой субботник, Иван Трифонович встречал как добрых старых знакомых. А так оно и было на самом деле. Многие посещали усадьбу не впервой. Являясь в ту пору заведующим Смоленским отделением издательства "Московский рабочий", в поездке принял участие и я. Она живо и образно описана в лирической хронике Владимира Тазова, открывающей альманах "Ключ-город", вышедший в нашем издательстве к 1125-летию Смоленска: "Вовремя приехали, вовремя, - не унимал радости Иван Трифонович. – Помощники нужны. А дело интерес-ное! – и загадочно поднял палец. – Забыли его, а кой-кто и вовсе не знает. Крышу кроем соломой. Как в былое. Видите, завезли необмолоченных ржаных снопов? Почему необмолоченных? В молотилке солома ломается. Уложишь такую – загниёт от сырости. А надо, чтоб дождь скатывался, как по маслу. Для этого готовили ровные, бережно обрубленные кули. Ясно, что делать предстоит?"
В поэме Владимира Простакова есть воображаемая картина оценки восстановленного родового гнездовья самим поэтическим гением:
Помолчал…
И жилистой рукою
Потянулся к новому венцу:
- Сруб хорош,
Сияет желтизною…
Дом такой
Понравился б отцу!..
На конёк взглянул,
Наличник тронул,
Кузню
Обошёл со всех сторон:
Никакого тяжкого урона,
Всё на месте.
И высок фронтон!..
Авторское посвящение адресовано: "Неутомимым братьям поэта – Константину Трифоновичу и Ивану Трифоновичу Твардовским…". В этих словах особый смысл: "Братья Твардовские, - отмечал Владимир Тазов, - выказали желание впрячься в воскрешение загубленного: Иван – краснодеревщиком, Константин – кузнецом. Советами помогала и Анна Трифоновна. Ну а дальше круг радетелей раздвинулся: от музея и совхоза "Починковский" до реставрационной мастерской и Велижского леспромхоза. Иван Трифонович сильно волновался, что любящие творчество Твардовского лесники станут выбирать для избы в Загорье брёвна "самые-самые": будет хутор выпирать своей важностью, а ведь он ничем не выделялся среди прочих крестьянских подворий. И ездил старик в Велиж, выбирал "берно" неброское, зато двужильное, на долгий срок".
Заключительные строки поэмы светлы и оптимистичны:
…Подрастут берёзки тут и клёны,
Новой жизнью будет хутор жить!
Как музей ХХ столетья,
Как жемчужина России той,
Что в крутые годы лихолетья
Устояла, справившись с бедой!..
Доктор филологических наук, член Союза писателей России Виктор Васильевич Ильин, обращаясь к истокам творчества народного поэта, ставшего голосом, совестью и честью нации в самые острые, поворотные времена истории, пишет в статье, поступившей в редакцию "Смоленской газеты", что хутор приобрёл в наши дни громкое имя, поскольку там произошло приобщение к "таинству речи родной", впервые забили "голубые ручейки" его поэзии. "Выбиваясь на поверхность, они потекли, сливаясь в ручьи, чтобы пробиться в общую могучую реку его творчества - широкую и многоводную, как Днепр Славутич, набирающий свои воды на Смоленщине". Уподобляя поэзию Твардовского с зеркальной лентой Днепра, автор статьи делает образный вывод: "Она так же прозрачна и чиста, как и воды его, и нет ей равной в мире".
А говоря о литературных традициях, учёный и писатель находит аналогию между Пушкиным и Твардовским и соотносит слова Гоголя об Александре Сергеевиче и к Александру Трифоновичу, обосновывая это так: "Он значительно раздвинул границы поэзии нашей, показал необозримое пространство русской художественной культуры. В его творчестве сочетались и поэзия, и проза, и публицистика, и литературная критика. И всё это на самом высоком уровне, поэт заново сотворил, создал свой особый художественный мир, учтя традиции великой русской литературы - Пушкина и Некрасова, Толстого и Достоевского…". Объединяющие корни исследователь находит у Твардовского и с творчеством Шолохова, ибо они, эти корни, глубоко вросли в родную землю.
И в заключение статьи говорится: "…Мудрость нации обычно раскрывается в вершинах духовной жизни личностей, наиболее полно выразивших народный дух, именно он питал могучее поэтическое искусство Александра Твардовского".
