Юрий Васильев: «Когда умер Андрей Миронов, театр для меня закончился…»
Народный артист России – о звёздных партнёрах, режиссёрских задачах и исторической справедливостиНа сцене со звёздами
– Юрий Борисович, вы сразу после училища пришли в Московский театр Сатиры – в то время один из самых звёздных коллективов страны…
– Да. И это поразительно, что тогда, в 1976 году, из шести московских театров я выбрал именно этот. Это Вадим Георгиевич Шлезингер меня надоумил: «Иди в Сатиру – там много наших». Там действительно было много выпускников Щукинского училища. И практически не было ни одного неизвестного актёра: Андрей Миронов, Анатолий Папанов, Татьяна Пельтцер, Георгий Менглет, весь знаменитый «Кабачок 13 стульев»…
Тогда, чтобы купить билет на спектакль – а это можно было сделать только раз в неделю – люди занимали очередь с вечера и всю ночь жгли костры, дожидаясь открытия театральных касс. А в остальные дни наш администратор в 6 часов открывал своё окошечко, давал билеты Героям Советского Союза, ещё кому-то и ровно в 6.03 закрывал. У него ещё на столе под стеклом лежала интересная записка – там почерком Ленина было написано: «Любить людей – задача архитрудная»...
– …И как вам, молодому и начинающему, удалось влиться в такой коллектив?
– Чтобы влиться, естественно надо было соответствовать. И вначале я играл все массовки – у меня было по 34 спектакля в месяц. Я играл лакеев – классическое «Кушать подано» или вообще без слов. Кота в «Малыше и Карлсоне», когда мы, три кота, показывали какой-то танец с хвостом и потом только на поклон выходили…
Но это была огромная школа. Причём во многих спектаклях это была тотальная массовка, в которой принимала участие почти вся труппа. И я из-за кулис, когда были паузы, смотрел, как работают мои старшие коллеги, и учился у них.
И потом, как-то достаточно быстро, у меня появилось сразу шесть больших ролей. Я стал партнёром Анатолия Дмитриевича Папанова в «Беге». И это, можно сказать, было продолжением моего обучения мастерству. Потому что в училище ты только получаешь какие-то навыки, а всё развитие, вся практика идут уже на сцене, в театре. Я до сих пор вижу безумные глаза Анатолия Дмитриевича, игравшего Хлудова, – как он передаёт мне револьвер и говорит: «На, стреляй!» Помню его интонации непередаваемые, когда он держал медальон: «В случае крайности продашь». Помню его спину в солдатской шинели, когда он уходил…
И то, что я одиннадцать лет был в одной связке с ними – и с Андреем Александровичем Мироновым, и с Анатолием Дмитриевичем – конечно, мне невероятно повезло… А потом случились те гастроли в Риге – самые страшные, после которых я 45 дней лежал в неврологическом отделении, потому что тогда для меня театр закончился. Мне очень трудно было пережить смерть Андрея Александровича – я как раз в его последней режиссёрской работе «Тень» играл Набойкина. Для меня это был страшный удар. После смерти моего отца, пожалуй, самый сильный…
А сейчас я уже сорок лет в театре. Пришло новое поколение актёров. Со многими легендарными коллегами, к сожалению, приходится прощаться. И такое чувство, как будто ты остаёшься без родителей. Они ушли, и ты уже сам за всё ответственен.
Хотя, к счастью, некоторые из них ещё живы и здоровы. Вера Кузьминична Васильева – удивительный человек. 92 года, а она играет в трёх театрах. Причём у неё огромное количество больших ролей – с танцами, вокалом, где она на каблуках по лестнице ходит. И что меня в ней восхищает – всегда прибрана, модно одета, красиво говорит… Я с ней репетировал спектакль «Однажды в Париже», так она даже утром приходила, как будто только что от парикмахера – обычно актёры так не заморачиваются.
Словом, это большое счастье, что я был рядом с такими великими людьми, был их партнёром.
Сам себе режиссёр
– Будучи востребованным актёром и в театре и в кино, почему вы решили стать ещё и режиссёром?
– Честно говоря, почти всегда получалось, что я такой сам себе режиссёр. Почти всегда мне приходилось выстраивать роль самостоятельно – не было режиссёра, который бы мной занимался. Так что стать режиссёром самому меня, наверное, подвигла любовь к актёрам и желание им помочь.
Для меня режиссура заключается не в каких-то придумках: на голове Гамлет стоит или на верёвке подвешен – а в том, чтобы актёр сыграл максимально точно. Хороший режиссёр должен раствориться в актёре – вот это для меня высший класс. И мне очень приятно, когда актёр на сцене говорит, действует или молчит, выполняя ту задачу, которую я ему задал. Так же и в кино, где я встретился с Юлей Пересильд, Светой Ивановой, Сашей Балуевым, Пьером Ришаром…
Я сначала думал: «Господи, что я скажу Ришару?! У него же такой опыт, такой уровень мастерства…» А он вёл себя со мной, как студент – и слушал всё, что я говорю, и выполнял все задачи. И я в очередной раз убедился, что чем мощнее актёр, тем он меньше выпендривается и не «даёт звезды» совершенно.
Признаюсь, что никаких режиссёрских курсов я не заканчивал. И кино я делал так, как чувствовал. Поэтому, наверное, очень важно, что мне удалось подобрать для съёмок группу профессионалов. Например, художником по костюмам у меня был Саня Васильев, который на телевидении ведёт «Модный приговор». Так что за историческую точность костюмов я был спокоен, хотя он всё время со мной советовался.
Оператор фантастический, художница… Нам многие уличные сцены пришлось снимать в Вильнюсе, потому что в Париже это было достаточно сложно – необходимо договариваться и платить. И вот я иду вечером – пустые улицы: как снимать, какой Париж? А утром прихожу – настоящий Париж: булочные, багеты, кафе, все французские рекламы, номера на машинах, такси прямо из Парижа притащили…
Вообще это такое трудное дело – исторические нюансы. Тебе, например, приносят пять портсигаров и спрашивают, какой из них подойдёт для миллионера Терещенко. И ты должен ответить, потому что отвечаешь за всё. К тебе ежедневно подходят триста-пятьсот человек, с которыми ты должен пообщаться, улыбнуться, поблагодарить…
Одна из формулировок таланта: умение увлечь себя на поставленную задачу. Об этом как раз Митта в своей книге «Между адом и раем» пишет. И там же он утверждает, что снимать кино очень просто: нужно поставить камеру оператору, сказать актёрам, что играть, и ходить, улыбаться. Примерно всё это я и делал.
Награда нашла «Героя»
– Юрий Борисович, а как возникла идея снимать фильм именно о Белой гвардии?
– Однажды ко мне в Париже подошла внучка генерала Маркова – участника Ледового похода армии Деникина. Она мне тогда сказала: «Мы хотим примириться с современной Россией». А я подумал, что мы так мало знаем правды о том времени. Ведь многие до сих пор судят категориями советских учебников: красные хорошие, белые плохие. На мой взгляд, это несправедливо. Белые офицеры тоже были за Россию, и, может быть, даже в большей степени, чем красные, потому что для них такие понятия, как вера, честь и Отечество, были главными в жизни. Они эту любовь к России сохранили даже в эмиграции и передали своим детям, которые сейчас возвращаются на историческую родину и счастливы, что могут выполнить наказ родителей: «Вы должны служить России».
Мне одна женщина рассказала такую историю: «Я приехала в Россию в 1994 году, в 19 лет. У нас была экскурсия по Москве, я внимательно смотрела по сторонам, но у меня никаких чувств не возникало. А потом нас куда-то повезли на теплоходике. Остановились у какого-то леса, я вышла, иду… И вдруг падаю на колени, сгребаю землю, целую её и плачу. В этот миг я осознала, что я русская».
Я рад, что мой фильм «Герой» увидели потомки людей, о которых в нём идёт речь. И счастлив, что они его очень высоко оценили. И мне очень важно, чтобы картину увидело как можно больше людей. Хочется достучаться до их сердец. Может быть, кто-то со мной не согласится, но это моя точка зрения, которую в этом фильме я и вынес на суд зрителей. Я не хочу, чтобы повторилась Гражданская война. И не хочу, чтобы офицеры белой гвардии оставались в нашей памяти подонками, как нас учили в советских школах.
– Судя по реакции смоленских зрителей на фестивальном показе «Героя», вашу точку зрения разделяют многие. Да и жюри оценило эту работу, отметив её специальным призом имени Бориса Васильева. Насколько я знаю, это уже второй приз, который вы получаете на «Золотом Фениксе». И первый был в 2013 году, где вы так удачно дебютировали с фильмом «Продавец игрушек»…
– Смоленск вообще какой-то удивительный город в моей творческой судьбе. Потому что когда я ехал сюда с «Продавцом игрушек», мне было очень приятно, что меня пригласили, но ни на какой приз я даже не рассчитывал. И для меня такое признание было огромным счастьем, невероятным подарком.
И нынешнее приглашение на фестиваль я тоже воспринял с большой радостью. Я накануне приехал с детского фестиваля из Албены, где серьёзно простудился, и три дня просто мучился: неужели я не смогу поехать. А сегодня утром просыпаюсь в поезде и понимаю, что пришёл в форму. Я приехал в Смоленск и мне хорошо…
– Нынешняя награда была для вас ожидаема?
– Честно говоря, я об этом никогда не думаю. Я ведь не за награды работаю, а для зрителей – чтобы им понравилось и они поняли мысль, которую я в эту картину вложил. Вообще, когда кино делают с учётом возможной награды – это сразу видно. И от этого картина, конечно, много теряет.
Так что этот приз был для меня неожиданным. Но так даже лучше. И для меня большая честь – оказаться в числе награждённых. Да вообще большое счастье – даже участие в этом фестивале! Я рад, что люди увидели мой фильм. Что Смоленск опять подарил мне праздник – как раз перед открытием нового театрального сезона, юбилейного для меня…
Фото: Дмитрий ПРУДНИКОВ
