Юрий Лоза: неформатный лидер в возрасте аксакала
О чём мечтает автор песни, ставшей мегахитом.На маленьком плоту…
– Юрий, во всех анонсах ваше сегодняшнее выступление позиционировалось как «впервые в Смоленске». А между тем нашлись ценители вашего творчества, которые утверждают, что был ещё концерт в 80-е годы…
– Я, если честно, не помню. Но, возможно, я приезжал в составе группы. Это мог быть «Интеграл» или «Зодчие».
– И тогда же впервые прозвучала песня «Плот»…
– Тогда это точно были «Зодчие».
– А ещё говорили, что тогда вы особых ставок на эту песню не делали…
– Ну, это уже откровенные байки. Я прекрасно понимал, что это особая песня. Поэтому она не попала ни в один из моих номерных альбомов. Я написал её ещё в 1982 году, но она не вошла ни в «Путешествие в рок-н-ролл», ни в «Концерт для друзей», ни в «Любовь» – никуда. Она всегда стояла особняком в моём творчестве. Для меня это действительно другая песня – не похожая ни на что.
– И эта песня – первая ассоциация, которая приходит в голову при упоминании Юрия Лозы…
– Просто в нашей стране самое важное – это количество повторов. А «Плот» даже сейчас в этом отношении бьёт любые рекорды. И куда бы меня ни пригласили выступать или сниматься, первое, о чём говорят, – спеть «Плот». Это уже определённый стереотип.
– Но ведь у вас столько хороших песен, в том числе и хитовых. Вам не обидно, что столько внимание только одной?
– Почему обидно? Это общемировая практика. Вы представьте себе Eagles, которые во время своего концерта не исполнят «Отель Калифорния», – их просто не поймут. Как, впрочем, и меня, если я не спою «Плот». И это нормально.
Пой, моя гитара, пой
– А как обычно у вас рождается песня – из стихов или из музыки?
– Когда как, но в основном я пишу от идеи. Сначала возникает какая-то идея, она крутится в голове, а потом вызревает в некую форму. А потом на неё уже либо нотка к нотке нанизываются, либо слово к слову. То есть или текст тащит за собой музыку, подстраивая под себя, либо, наоборот, мелодия родилась, и на неё накладываются нужные слова. Иногда оба процесса идут параллельным курсом. Я сам себе автор, поэтому мне проще двигаться в ту или иную сторону. А может, и сложнее…
– Вокруг вашего творчества много лет идёт спор: в каком жанре вы пишете? Ведь у вас есть и откровенно рок-н-ролльные вещи, и что-то в бардовском стиле, и даже «Энциклопедия шансона» включила вас в свои ряды…
– А я, пожалуй, строго не вписываюсь ни в один формат. В своё время отец любил мне повторять, что лучший отдых – это смена деятельности. Эта фраза прекрасно подходит и для творчества. Потому что если человек всё время делает одно и то же, не меняя направления, он рискует нарваться на самоповторы. Нам ведь никуда от самих себя не деться. А если мы ещё и свои эмоции, ощущения, свою душу выворачиваем в одном и том же виде, повторы неизбежны. И чтобы со мной этого не произошло, я каждую песню стараюсь делать непохожей на предыдущую.
Отцы и дети
– А в качестве эксперимента не было желания спеть дуэтом с женой? Она ведь у вас тоже автор-исполнитель…
– Вообще никогда такого желания не возникало. Да и вряд ли это осуществимо. Ведь я не пишу женских песен, потому что не знаю, как мыслит женщина. Для меня вообще женщина – это отдельная планета, полная загадок и тайн… А вот с сыном мы спели дуэтом. В программе на День Победы в нашем исполнении звучала песня «На безымянной высоте». Аккомпанировали мы себе тоже сами – на рояле и гитаре.
– А как вы к творчеству сына относитесь? Он ведь оперный певец – вы в разных направлениях работаете.
– Окружение сына понятия не имеет, кто я такой. Это оперный мир, он живёт своей жизнью, совершенно не пересекаясь с эстрадой. К тому же сын подолгу бывает за границей: в Австрии, Швейцарии, сейчас месяц уже в Италии… Кстати, в моём окружении тоже мало кто знает, что мой сын – оперный баритон.
– Но вы на концерты друг к другу ходите?
– Да. Недавно мы с женой специально летали в Цюрих, чтобы посмотреть оперу с его участием. Очень интересная постановка была, что в последнее время большая редкость. Опера сейчас переживает не лучшие времена. Пришло очень много режиссёров, которые пытаются адаптировать классику под современность. И начинают всё перелицовывать, что мне, например, не нравится, – но это общая тенденция. Поэтому совершенно неудивительно, если в «Онегине» дуэль будет на нунчаках. Или Ленский убьёт Онегина – для интересности прочтения. В общем, всякую фигню можно увидеть. Режиссёры таким образом самоутверждаются. И поэтому настоящая опера в классической постановке – это редкость.
Сквозь бури, дождь и грозы…
– Раньше вы говорили, что 60 лет – это время аксакала, когда можно уже сидеть на пенёчке и отдыхать. Сейчас вам почти 62 – что, на пенёчке не сидится?
– Как сказать… Я сейчас больше всего пишу в «Фейсбуке», а это тоже своего рода вещание с пенька. Хотя я отношусь к нему серьёзно: у меня 37 тысяч подписчиков, и они следят за каждым моим словом. Потому что я по-своему освещаю некоторые события. При этом я не аналитик, не историк и не политик. То есть это реакции человека, не ангажированного абсолютно никем, что в наше время – большая редкость. Это просто сторонний взгляд умного, пожившего и много повидавшего человека.
– Вас именно за это в тусовке не любят – за независимость и собственное мнение?
– Дело в том, что люди вообще очень зависимы. И эстрадный мир – не исключение. А любой человек, который выделяется из толпы, – белая ворона. Ведь что такое независимость? Это право говорить то, что я думаю, иметь точку зрения. Быть самому по себе, вне правил, принятых в тусовке. Например, иметь право не целоваться при встрече с мужиком, хотя так принято. Но я вообще не целуюсь с мужиками и не собираюсь этого делать в угоду окружающим.
– А почему вас в 80-х запрещали? Ведь не было же никаких публичных скандалов…
– Каждый, кто отличается «лица не общим выраженьем», в любом случае вызывает определённую настороженность. К тому же общий уровень нашей эстрады достаточно низок. Поэтому любой, кто хорошо делает своё дело, тоже вызывает настороженность. Я когда-то вывел такую формулу: окружи себя бездарностями, и на их фоне любая посредственность покажется талантом. А когда я попадаю в эту среду, меня сразу видно, и многим это не нравится – я неудобен. И так как они держатся стайками, кучками, кланами, то пытаются не допустить меня в свой круг. Я могу отработать блюзовый концерт, но меня никто не зовёт. Я один из первых рок-н-ролльщиков в стране, но ни на одно рок-н-ролльное мероприятие меня никогда не приглашали. Единственное – бардовские фестивали мне приходилось закрывать, но я это не люблю, потому что авторская песня обедняет аккомпанемент… Так что я для всех – неформат. И, конечно, мне сложно куда-либо пробиться. И много денег и других материальных благ проходит мимо. Но с другой стороны – за свободу и независимость тоже приходится платить. Пусть лучше так.
Самое время мечтать
– Вы выглядите таким уставшим – дорога была трудная?
– Дорога была ужасная! Отменили хороший поезд из Москвы, поэтому нам пришлось добираться сюда на «Ласточке». И вставать в полшестого, и в поезде отдохнуть не было возможности. Так что пришлось днём досыпать в гостинице. Но ничего: сейчас кофейку попью, протру глаза, умоюсь…
– А на сцене придётся зажигать. Как будете настраиваться?
– Зачем же я буду раскрывать все свои секреты?! Как-нибудь настроимся.
– Приближающийся Новый год для вас прежде всего праздник или возможность заработать?
– К сожалению, мы никак не можем разобраться с нашими церковными и светскими праздниками и календарями. У нас Рождество идёт после Нового года, а это же нонсенс! Потому что Рождество – это событие, в честь которого началось новое летосчисление. А оно не могло начаться раньше, чем родился человек, ставший его причиной, – это же глупость несусветная! И эта путаница для меня нивелирует Новый год как праздник, превращает его во что-то проходящее. Надо жить по логике, исходя из здравого смысла.
– А работать в эти дни много приходится?
– Не так, как раньше. После указа Путина «гулять на свои» корпоративов стало в сто раз меньше.
– Зато есть возможность встретить Новый год с семьёй!
– А что в этом хорошего? Сидеть с женой и смотреть друг на друга. Сын, как правило, не с нами – у него свои дела…
– А каким должен быть праздник, чтобы вам понравилось?
– Мне хочется, чтобы рядом были все, кто мне дорог. Но это невозможно. Так что идеального праздника, как и идеала вообще, в природе не существует. Мир так устроен, что если бы здесь был рай, никто из нас не думал бы о том, что ждёт нас после смерти. И именно несовершенство мира позволяет надеяться, что когда-нибудь всё будет хорошо. И относиться к смерти совсем по-другому.
– И именно несовершенство позволяет нам быть непохожими друг на друга, ведь идеал – это некий шаблон…
– Всё-таки необходимо к чему-то стремиться. Потому что когда у человека есть всё, ему становится безумно скучно – трудно придумывать себе повод для жизни.
– И к чему сейчас стремитесь вы?
– Прежде всего у меня впереди концерт. Это по молодости цели имеют глобальный характер: перевернуть мир, всех восхитить и поразить. А сейчас все мечты превратились в конкретные желания, причём весьма осуществимые. Я знаю, что мне сейчас надо собраться, привести себя в порядок, отстроить хороший звук и провести концерт. Тогда я буду считать, что ближайшая цель достигнута. А следующая – благополучно добраться до Брянска, где мы завтра выступаем. Вот такие ближайшие цели, планы или мечты – называйте, как хотите…
