Виктор Зинчук: «Музыка начинается там, где заканчиваются слова»
Триумф гитары в руках виртуоза-аранжировщикаВ его аранжировке классика звучит настолько современно и необычно, что просто невозможно усидеть на месте и не пуститься в пляс где-нибудь между рядами. А судя по ритмичным подёргиваниям впереди сидящих, понимаешь, что аналогичные позывы возникают практически у всех зрителей…
Виктор Зинчук представил в Смоленске свой новый альбом «Триумф гитары», куда вошли, как обычно, произведения классических композиторов в авторском прочтении музыканта.
Приятная усталость
– Я заметил, что в Смоленске публика всегда встречает меня по-новому. И очень точная, совершенно адекватная идёт реакция. Я даже не ожидал, что настолько хорошо будет воспринята именно серьёзная часть моего нового альбома. Например, «Страсти по Матфею» Баха – произведение очень тяжёлое, там надрыв, я его иначе, как в роковой обработке, не увидел. И это было воспринято на ура. Очень приятная публика. Я ощущаю зал – в инструментальной музыке без этого никуда. Мне невозможно фальшивить. Вне зависимости от того, устал я с дороги или ночь не спал после перелёта, нужно отдать всё, чтобы почувствовать ответную реакцию. А здесь были овации уже после первого номера. Замечательный приём – мне было очень легко.
– Виктор, а что после концерта больше ощущается: умиротворение или усталость?
– И то, и другое пополам. Перед концертом ты всё равно нервничаешь, ночь не спишь и думаешь, как всё пройдёт. Тем более новая программа и новый альбом. Поэтому сосредоточенность немалая потребовалась. Я уже не говорю о том, что мне ежедневно приходится заниматься часа по четыре. К тому же нельзя быть только на одном упёртым – надо оставаться в материале, в пространстве, в ситуации. Потому что я сам веду концерты и рассказываю интересные истории из жизни композиторов, музыку которых исполняю. И переключаться от игры к конферансу, пожалуй, самое тяжёлое, требует немалых усилий. Поэтому, конечно, устаёшь. Но когда концерт такой, как сегодня, – аншлаг и всё на ура, – осознание выполненного долга приносит умиротворение и на душе становится легко и хорошо.
О серьёзном – с лёгкостью
– Судя по историям, которые звучали на концерте, у вас потрясающее чувство юмора. В детстве, наверное, любили над другими подшучивать?
– Скорее надо мной подшучивали. Хотя бывало по-всякому. У меня это как-то само собой получается: рассказывать так, чтобы было смешно. Я помню, как однажды в школе мне доверили проводить Урок мужества. Я говорил так, что все смеялись до слёз. И учительница громче всех – так, что даже задела какой-то школьный стенд, и он упал, и штукатурка посыпалась… Мне говорили, что я мог бы пойти в актёры, но я об этом никогда не задумывался. Я музыкант, но во время выступления всегда рассказываю какие-то случаи. Причём они тоже появляются сами собой – я никогда не запоминаю ни анекдоты, ни истории.
– Вы так тонко, ёмко и как-то очень по-человечески представляли классиков! А что бы в таком ключе вы могли сказать о себе?
– Ну, я, наверное, ещё не достиг того уровня, чтобы обо мне говорили. Хотя, конечно, хотелось бы услышать о себе что-то приятное ещё при жизни. Поэтому я стараюсь быть порядочным человеком, хорошо играть, серьёзно относиться к своей профессии, отдавать всё и быть в форме. А в остальном… Если очень сильно о чём-то задумываться, всегда что-то подобное тебя и ожидает. Поэтому я стараюсь просто честно нести свой крест. А музыка даже подсказывает. Ведь бывают совершенно разные периоды в жизни. Например, позитивный. И я тогда записал альбом «Формула позитива» – три раза ездил во Францию и из каждой поездки привозил себе по гитаре. Сейчас более серьёзный период, более углублённое состояние. Но это всё у меня – это не должно никого касаться, и никто не должен об этом знать. Потому что музыка начинается там, где слова заканчиваются. Я всегда стараюсь глубоко личное напоказ не выставлять. У меня, например, было тяжёлое детство – меня чуть ли не в детдом хотели забирать. Но об этом рассказывать – значит следовать по пути Андрея Разина. То есть напрашиваться на жалость. А я не хочу, чтобы меня жалели. Я как нормальный взрослый мужик лучше сам кого-нибудь пожалею.
Медиум без возраста
– Ваш паспортный возраст известен…
– Да, я его не скрываю.
– Но мне кажется, что психологически вы гораздо моложе. А сами вы насколько себя ощущаете?
– По-разному. Есть моменты, когда я чувствую себя лет на 150, как классический композитор – именно по мудрости. Иногда так жалко бывает, что тебя не все понимают. Это здесь публика замечательная, а так общаешься порой, особенно в Москве, и ощущаешь, что уже очень взрослый, что всё-таки предыдущего поколения. Мне кажется, что Бетховен или Рахманинов просто не выдержали бы общения с нынешней публикой: эти «слазит-залазит», «звОнит» или когда в третьем лице говорят о присутствующих. А я всё-таки институт культуры окончил – меня это коробит. Но я понимаю, что нельзя отвечать тем же. Надо играть свою музыку, оставаться человеком и вести себя должным образом – тогда всё будет в гармонии. И я вижу, что люди становятся лучше после концертов. Значит, таких концертов должно быть больше. Но, к сожалению, пока наша музыка – «неформат». Вот когда я об этом задумываюсь, то мне становится грустно и я ощущаю себя лет на 150. А потом выбегаю на футбольное поле и чувствую, что всё в порядке – я по-прежнему молод. Так что я всё-таки не ощущаю своего возраста. И, может, так плохо говорить с позиции веры, но я чувствую себя своего рода медиумом, передающим музыку, которая просто в меня входит. Впрочем, это громкие слова – я их не люблю.
Другой мир
– Я читала, что вы начали учиться играть на гитаре в 11 лет…
– Да. Я учился на курсах при ЖЭКе. И мне как-то очень легко всё давалось. За два месяца прошёл всю программу, потом бросил. А когда в школе начали на электрогитарах играть, вообще другой мир открылся. Меня даже чуть из пионеров не исключили за то, что играл что-то типа рока, с запилами. Потом, правда, всё улеглось. И это стало моей профессией.
– А когда поняли, что гитара – это серьёзно, а не просто юношеское увлечение?
– Да практически сразу. По крайней мере, мечтал об этом всё время. Тогда ведь информации очень мало было. Мы подражали западным исполнителям, но слушали музыку во второй-третьей перезаписи. Не знали даже, как струны подтягивать. Это сейчас легко: посмотрел в интернете школу того, другого – узнал все секреты. А мы даже инструменты из подручного материала делали: струны – из рыболовных снастей, из проволоки, гитары из школьных парт выпиливали… Но мы были объединены, и это было великолепно. В то время группы было принято называть чем страшнее, тем лучше. У нас была вначале «Фиолетовая катастрофа», потом «Полумрачное превращение». А однажды к нам приехала группа «Закат солнца вручную». И там был такой импульсивный гитарист – всё время подёргивался, когда играл. Гарик Сукачёв…
– Получается, что вы потом смогли поступить в музыкальное училище, освоив инструмент практически самоучкой, с двумя месяцами курсов при ЖЭКе за плечами?
– Нет, я ещё год занимался с репетиторами музыкальной теорией, сольфеджио, специальными предметами. И только после этого поступил в музыкальное училище Октябрьской революции, которое потом с Гнесинкой объединили.
Трус не играет в футбол
– Футболом вы тоже с детства увлекаетесь?
– Нет, я начал играть только в сорок лет. Очень жалко, что не всегда получается – элементарно времени не хватает. Летом мы больше внимания игре уделяем – у нас чемпионат мира среди артистов, много благотворительных матчей по стране. А сейчас я уже месяц тренировок пропустил – жду не дождусь, когда всех увижу. У нас такая компания хорошая там, и атмосфера на тренировках замечательная.
– Я слышала, что у вас пару лет назад какая-то травма серьёзная была…
– Да, мне мениск вырезали – как у настоящего футболиста. И теперь профессиональные спортсмены меня за своего принимают. Порыв связки был, крест порвал, мениск вырезали – всё, наш человек. Ещё и палец потом сломал…
– Ну, палец для гитариста, наверное, серьёзнее мениска… Не боитесь, что с руками может что-то случиться?
– Уже не боюсь. Ну сломал… Но я понял – и футбол этому учит: если бояться, то получишь сполна. И если от мяча уворачиваться, то получишь ещё больнее. А вот если идёшь прямо на мяч и ничего не боишься, тогда всё нормально. Вообще, спорт мужчине нужен. Это закаляет и многому учит.
– А как же страховка на полмиллиона долларов?
– Её уже нет.
Пол зависит от обстоятельств
– Часто музыканты наделяют свой инструмент какими-то чертами характера… А ваши отношения с гитарой похожи на то, что происходит между людьми?
– Я знаю, что Би-Би Кинг даже называл свою гитару женским именем – Люсиль. Но для меня это невозможно, потому что гитара – это такой инструмент, который иногда надо насиловать, разрывая струны. С женщиной так не поступишь – она просто не выдержит. Так что гитара порой очень мужской инструмент – прочный и готовый к испытаниям и нагрузкам. Но есть моменты, когда вдруг её надо ласкать, отдаваясь полностью. В общем, наверное, гитара – это всё-таки бесполое существо. Или многополое…
– Вы сына своим увлечением гитарой не заразили?
– Он сам заразился. На гитаре неплохо играет. И даже в группе с ребятами играл. А один из его одноклассников помогал мне с записью нового альбома. Сыну уже 26 лет, он юрист. Сейчас очень много говорят о том, что важно состояться в профессии, быть востребованным специалистом. Но для меня самое главное, чтоб человек был хороший, а об этом почему-то говорить не принято…
