Культура

Любшин – о Шукшине и Борисе Васильеве

17 сентября 2013 года в 15:31
Одним из «звёздных» гостей завершившегося недавно VI Всероссийского кинофестиваля «Золотой Феникс» стал прекрасный актёр, народный артист России Станислав ЛЮБШИН. По возрасту и заслугам Станислав Андреевич давно заслуживает уважительного звания даже не мэтра отечественного кино, а – патриарха. Его первой кинокартине, «Застава Ильича» Марлена Хуциева, в этом году исполнилось полвека. Любшин отличается воистину лица необщим выражением, у него свой, неповторимый темперамент, внутренний стержень. В глазах этого актёра мерцает особый огонь.
Слушать его тяжело. Он роняет фразы, не договорив. Его голос и раньше не отличался звонкостью, а теперь стал вовсе глухим, тусклым. И хотя мы много говорили о прощении, он показался довольно желчным господином. Предлагаем вашему вниманию избранные фрагменты пресс-конференции.

– Станислав Андреевич, вы согласитесь с мнением, что кино всё больше проигрывает литературе?
– Естественно! Кино до литературы никогда не поднимется, до высочайшей. Кино, когда пробует дружить с ней, ищет свой вариант. Если находит эту дружбу, тогда перед такими авторами, как Чехов, Достоевский, кинематографистам бывает не стыдно. А если не получается, то тогда лишний раз убеждаешься: литература выше и талантливей. И богаче! И ярче открывает мир для человека.
– Расскажите, пожалуйста, о своих встречах с Борисом Васильевым. Каким он запомнился?
– Я с ним не встречался практически… Только однажды в театре, во МХАТе, он меня поздравил… Никаких других встреч у меня не было. Я, зная его судьбу, восхищался этим человеком – смелым, честным, порядочным, талантливым. Кто меня в тогдашней литературе поражал правдой? Василь Быков и он, Борис Васильев, – те, кто прошёл фронт, армию, кто не юлил, не хитрил… А ведь сложно было и с цензурой, и с властью – не всё пропускали, не всё разрешалось… Он – очень мужественный и сильный человек, и вся его литература – искренняя и честная. Вот что я могу сказать.
– Как вам работалось над фильмом «Не стреляйте в белых лебедей»?
– Я старался быть этим человеком…
– У вас не возникало ощущение, что в этом герое есть что-то жертвенное, от Христа, какие-то новозаветные мотивы?
– Дело актёра – сыграть всё-таки живого человека. Это результат может производить впечатление, о котором вы говорите, а в процессе работы ты очень конкретен. И когда над ролью работаешь, вспоминаешь каких-то конкретных людей, если сам интуитивно не приходишь к пониманию человека, которым ты хочешь быть. Если говорить о ремесле: как человек ходит, какой он, как слушает других, стесняется ли он или он смелый, нахальный, наглый… Пытаешься изучать вот такие крупицы характера и потом догадываешься, каким он должен быть, и пытаешься им быть. А уж какое впечатление в результате…
– Вас без преувеличения можно назвать актёром-режиссёром, поскольку у вас две экранизации – Шукшин и Чехов…
– Я очень люблю рассказы Василия Макаровича Шукшина! Какие характеры! Все – деревенские, в городе таких не найдёшь. Язык какой!.. Все персонажи говорят по-разному. Когда мы читаем разных писателей, слышим в основном язык автора, а у Шукшина – язык народа!
– Вы были лично знакомы с Шукшиным? Ведь ваш фильм вышел уже после его смерти…
– Василий Макарович дал мне сценарий «Позови меня в даль светлую», когда мы с ним подружились. Я прочитал и был поражён, как он любит людей, и мне хотелось самому рассказать эту историю, как я её воспринимаю. И я пошёл хлопотать в Госкино. А я – актёр, у меня никакого режиссёрского образования, и я вообще к режиссуре отношения не имел. Пришёл. И там руководители, что характерно – русские люди, сказали: не надо, Шукшина будет слишком много на экране. И это дело отложили, не дали. Тогда я с Василием Макаровичем договорился, что сделаю радиоспектакль. И себя проверю: удастся ли мне то, о чём мечтал. Ведь одно дело – ты полагаешь, а реально можешь и не сделать... Я начал готовиться, и Шукшин хотел сыграть в этом спектакле. Но, как известно, Василий Макарович не приехал со съёмок у Бондарчука, и я попросил Михаила Александровича Ульянова, чтобы он сыграл эту роль. Мы сделали спектакль на радио (сейчас, извините, буду хвалиться). Многие страны купили нашу работу! Включая Англию. Ну, когда братские страны, славянские – это ещё понятно. Но я всё думал: «Как же англичане будут Шукшина переводить на свой язык? Это невозможно – такие потери идут!..» Но вот такое случилось.
– И тогда вам разрешили снимать фильм?
– Я уже после смерти Василия Макаровича не пошёл хлопотать, чтобы это не выглядело спекуляцией: мол, при жизни не дали, вот умер – сейчас Шукшину дорогу дадут!.. А тут они услышали радиоспектакль и позвали меня, сказали, чтобы я привёз плёнку. Волнуюсь, думаю, как они отнесутся? Послушали 20 минут, сказали: снимай!
Мне очень помог Николай Трофимович Сизов, директор «Мосфильма», надо его вспомнить добрым словом. У него военное прошлое, он был и милиционером, и писателем… Ему в своё время сказали: надо кино поднимать! Чтобы фильмы были дешёвыми в производстве и талантливыми! Он как запустил сразу: Шукшин, Бондарчук, Андрюша Тарковский, Кончаловский, «Агония»… Политбюро ахнуло: что ж такое!.. Его вызвали, дали выговор. Хотя он был должен запускать в производство 72 картины, а запустил ещё больше – 78. И за него никто не заступился в Госкино… Так вот, он с сочувствием относился к Шукшину.
– Почему же тогда Шукшин ушёл с «Мосфильма»?
– Ему «помогли». Когда я в первый раз пришёл туда, мне объяснили: «Вот смотрите, сам Шукшин задумал «Степана Разина», за экранизацию его рассказов взялся ещё один режиссёр в Белоруссии… Много Шукшина получается!» Для начальников это был мотив притормозить. Совсем зажать – неудобно, а вот притормозить – пожалуйста. Мол, давайте других авторов!..
А тут ещё режиссёры написали на Шукшина доносы – так называемые закрытые рецензии. Знаете, что это такое? Закрытые рецензии читает не широкая публика, а всего два человека – тот, кто написал, и тот, кому она предназначается. И ему остановили картину «Я пришёл дать вам волю». Главный мотив в доносах был такой: он искажает образ Степана Разина. А ему объяснили так: «Если мы дадим денег на твою картину (а она дорогая), другим режиссёрам не достанется, они будут сидеть без работы. Поэтому давай когда-нибудь потом!..» Он эти хитрости понял, написал сценарий «Печки-лавочки», ушёл с «Мосфильма», потом снял «Калину красную»… И вдруг его вызывают в Министерство культуры, когда он снимался у Бондарчука, и предлагают восстановить работу, которую раньше заморозили. Он говорит: «Как же, ведь вы говорили, это неправильно…» И министр культуры Демичев взял и показал ему эти письма, и Шукшин узнал эти фамилии. И Василий Макарович потом назвал их мне. Два кинокритика, режиссёр – Герой Соцтруда и ещё один режиссёр, симпатизировавший этой компании… Вот так не был снят, может, самый мощный, самый грандиозный фильм Шукшина!.. Он был потрясён, когда узнал эти имена. Он чувствовал, кто это сделал, но этот вопрос ни с кем не обсуждал. Он, конечно, простил их. В нём было начало святого человека. Вот – поступок!..


Любшин – о Шукшине и Борисе Васильеве


Из выступления Станислава Любшина на церемонии закрытия кинофестиваля «Золотой Феникс – 2013». Именно Любшин вручил специальный приз имени Бориса Васильева смоленским режиссёрам Николаю Парасичу (справа) и Владимиру Мосеву (слева) за документальную ленту «Борис Васильев. Моя война».
– Ваш город всегда поражал меня своей историей, судьбой – трагической и счастливой, и теми людьми, которыми гордится наша страна. В списке выдающихся, прекрасных, искренних наших писателей – Борис Васильев, ваш земляк. Я посмотрел документальную ленту, снятую про него. Она небольшая по времени, но с таким уважением и с таким пониманием этого прекрасного, честнейшего, благороднейшего человека взывает к его судьбе, к постижению его характера!.. Ведь он выстоял, прошёл войну и оказался ещё сильнее в тот момент, когда стал писателем, говорил правду о войне, а это очень трудно. Этот фильм на меня произвёл впечатление!

Фото: Дмитрий ПРУДНИКОВ
О тебе идёт слава громкая
В Смоленске открылась юбилейная выставка

Другие новости по теме