Николай Агафонов, убеждённый минималист
Прославленный театральный художник – о своих спектаклях и «своих» режиссёрах.Сегодня, 23 мая, отмечает 60-летний юбилей заслуженный художник России Николай Агафонов. Без малого сорок лет он связан со Смоленским драматическим театром имени Грибоедова, сейчас является главным художником камерного театра.
Агафонов – это одно из главных лиц смоленской Мельпомены. Не секрет, театральную постановку придумывают как минимум двое – режиссёр и художник. И если роль режиссёра просвещённый читатель более-менее представляет, то художник чаще всего остаётся в тени кулис. О функции художника, о его кругозоре и ответственности зашёл наш разговор накануне юбилея.
ЧЕРКАССКИЙ
- Николай Константинович, в 1986 году, окончив постановочный факультет Школы-студии МХАТ, вы вернулись в Смоленск на должность главного художника областного драматического театра. Вам было 33, и занимать столь высокую должность в таком сравнительно молодом возрасте при Советской власти было редкостью. Как складывалась ваша карьера на смене эпох?
- Главным режиссёром тогда стал Игорь Южаков, и был ещё один режиссёр, выпускник ЛГИТМиКа, Сергей Черкасский, который приехал в Смоленск работать из Питера. Он решил получить здесь практику, чтобы потом заявить о себе в Ленинграде. Первых три спектакля у меня связаны с ним – «Девки, в круг!» Нины Семёновой, «Вагончик» Нины Павловой и «Самоубийца» Николая Эрдмана. Я вернулся в Смоленск из бурлящей столичной среды, и эти работы стали своеобразным продолжением моей московской жизни.
«Девки, в круг!»: действие происходит в доме для престарелых, и режиссёр предлагал идею ремонта, перестройки в этом доме. А я говорил: «Давай обобщим до древнегреческой трагедии! У нас будет амфитеатр, где в русском стиле будет представлено одно только Древо жизни!» Мы с ним воевали, потом пришёл главный режиссёр и принял мою сторону: «Какой оригинальный у вас подход!»
Эти три спектакля я заношу в свой «золотой фонд». Но потом Сергей уехал в Петербург, поступил в аспирантуру, и для меня начался непростой период – пять – шесть тяжких лет после отъезда Черкасского. Сейчас он, кстати, профессор, проректор театральной академии.
ВОЙТУЛЕВИЧ
- Работа со многими режиссёрами меня закалила. И когда в театр пришёл Пётр Дмитриевич Шумейко, когда он пригласил Виктора Мамина и Игоря Войтулевича – вот тут все мои университеты сработали! Именно с Игорем Войтулевичем! Знаете, у меня был период в 1989 – 91 годах, когда я «загружал» сцену; доходило до того, что мы изображали на сцене венецианский канал (спектакль «Группа» по Александру Галину). Но я пришёл к лаконизму. И с Войтулевичем мы находились на одной волне! Я кидаю какую-то идею – он её подхватывает, начинает развивать, обязательно проверяет на сцене, превращает её в центр взрыва, когда всё вертится вокруг неё – актёры, постановщики, монтировщики, световики, директор театра – и тот бегает. Когда мы ставили спектакли с Войтулевичем, все были подчинены спектаклю! Это был такой клубок, как у Феллини: непонятно, где заканчивается жизнь и начинается искусство – и наоборот!
В 90-е годы, когда людям не платили зарплату, когда монтировщики отказывались ставить декорации, мы ставили – я, Войтулевич и Мамин. Но нам удалось сохранить постановочную часть и театр! Ведь многие театры развалились тогда – и специалисты ушли, и актёры… Нам удалось сохранить ядро.
«Кармен»: на сцене всего лишь две тряпки висели. Как мы из них накрутили целый спектакль?! Балетмейстер Елена Егорова поняла замысел, подключилась к работе… «Кармен» была поставлена в 1998 году. Мы опередили время на 10 лет! Сейчас все драматические театры занимаются пластикой, музыкой, а мы начали это делать ещё тогда. Ещё у нас был такой спектакль «Кабаре», где Войтулевич кинул клич актёрам: «Кто что умеет – давайте!» И актёры принесли на сцену самостоятельные работы. Войтулевич с Сашей Таранжиным (это актёр знаменитый) собрали эти номера и написали сценарий. Актёры пели, танцевали, декламировали и так далее. Если бы спектакль «Кабаре» вышел на смоленской сцене сейчас – это был бы такой бренд!.. Его можно было бы катать по всей Центральной России.
КАРБОВНИЧАЯ
- Если всё было так пёстро и замечательно, то как вы оказались в театре кукол?
- С уходом Войтулевича из театра в 2003 году я потерял соратника. Пришёл другой хороший режиссёр, Виктор Прокопов, и это было уже другое поколение. Мы с ним были в замечательных отношениях, но это была другая режиссура. Я метался из стороны в сторону, пытался заниматься чем-то ещё, и вдруг мне Юрий Никанорович Бабин, тогдашний директор театра кукол, говорит: «Давай, приходи к нам! Мне кажется, у тебя получится. Есть режиссёр из Минска, она собирается поставить «Клопа» Маяковского – будешь художником?» Знакомит меня с Карбовничей. Я побаивался театра кукол, но первая же встреча с Галиной Алексеевной – и я сразу понял, что это человек моей формации, а я – её!..
Я – закоренелый минималист. В театре кукол с минимализмом проблемы, там нужно убеждать декоративной стороной дела, а я подбрасывал минималистические идеи, и режиссёр их принимала. И у нас завертелась работа. Например, у нас была универсальная установка в форме раскладывающегося стола… Первый спектакль – и это сразу была победа, не побоюсь этого слова: по цельности, по языку. Жалко, что они «Клопа» не играют!..
На мой взгляд, спектакль «Мнимый больной» мог быть лучше, если бы актёрская составляющая была более мощной. Но иногда на репетициях возникала такая удивительная энергетика, что мы даже говорили об этом с Бабиным: надо делать Шекспира, «Сон в летнюю ночь» – это будет следующий этап, за Мольером. Но смерть Галины Алексеевны спутала все планы…
ЗОЛОТОЙ ФОНД
- Давайте назовём ваши самые любимые работы в театре...
- Недавно подсчитал: одних только спектаклей на профессиональной сцене я поставил около 90 (не беру в расчёт концерты). Я уже говорил про мой «золотой фонд»: «Вагончик», «Девки в круг», «Самоубийца» Сергея Черкасского. Дальше: «Мой бедный Марат» и «Стеклянный зверинец» на малой сцене с Виктором Маминым, затем все работы с Игорем Войтулевичем: «Кабаре», «Лев зимой» на малой сцене, «Красный шут», «Снегурочка», «Ромео и Джульетта». «Клоп» в театре кукол и «За двумя зайцами» в камерном театре. Кроме того, большая часть моей жизни связана с театром «Диалог», с Виктором Зиминым: «Ромео и Джульетта», «Капля страха», «Урок дочкам» – ещё три спектакля в моём «золотом фонде». То есть, всего около 15 постановок, которыми я горжусь. Это не так уж и много!
ПАРАСИЧ
- Из недавних работ вы выделили спектакль камерного театра «За двумя зайцами». Как вы над ним работали?
- Я отвык строго выполнять все ремарки. Если режиссёр говорит мне: «Обрати внимание, не зря автор пишет «дверь справа» – сделай мне обязательно дверь справа!», мне скучно. С таким режиссёром мне не интересно. Мне Парасич ничего не говорил, как делать. Но я знал, что у всех в голове фильм, плюс убедительная пьеса – я понимал, что нужно не «два стула и диванчик». Нужен симпатичный визуальный ряд.
Конечно, просилось решение: богатый интерьер, комната Прони – шторы, шпалеры, дубовые резные столы с крупными кистями, фикусы и так далее – но я не люблю этого. Это слишком буквально, этим пусть кино занимается!
Меня зацепило, что это киевская окраина, Подол. Грубо говоря, это наша Рачевка. Рабоче-мещанский городской район. Я представил себе взгляд из Рачевки на Смоленск и тут же увидел купола. Так возникло решение спектакля. Это – заборы: каждый сидит за своим забором, и – только город над этими оградами. Менять интерьер нужно только деталями – богатые на бедные. Вот и эта семья живёт за своим забором. Не зря Парасич потом очень точно нашёл мизансцену, когда все подсматривают: а что там у них за скандал в семье, за изгородью? На фоне игрушечных церквей вдруг все – великаны, это смешно было. Николай Петрович сразу принял это решение и, надо отдать ему должное, по ходу спектакля полностью его оправдал.
Парасич отстаивает человеческие ценности, они у него на первом месте – в любой пьесе, даже в западной. Ведь и во «Втором выстреле» он говорит о нашей жизни: сейчас вся Россия такая – все жаждут шальных денег!..
КРЕДО
- Как можно сформулировать ваше кредо, если вы не стремитесь к буквальному прочтению?
- Стараешься сделать выжимку, до самого минимума. В этом смысле я во «Втором выстреле» поступился принципами, что называется. Сделал «красоту»… Верди в своё время сказал: «Меня не интересует красота, меня интересует правда!» Я во всех спектаклях пытаюсь докопаться до сути, найти основную тему в пьесе.
- С какими трудностями приходится сталкиваться театральному художнику?
- Надо мной есть два человека – драматург и режиссёр. Я обязан смотреть их глазами на творческую задачу, о которой мы говорим. Я не должен учитывать, например, что директор мне скажет: «Куда ты опять придумал столько металла?! Давай, всё из дерева делай!..» И мне придётся бороться и доказывать, что я не могу пойти на другую фактуру… На стадии замысла я стараюсь освободиться от груза, который потом на меня навалится.
Мы работаем в команде, и все остальные, кто стоит за мной – это мои враги! (усмехается) Потому что я их озадачиваю, озабочиваю… Я стараюсь перетащить их на свою сторону, а они – меня! С актёрами у меня не было антагонистических конфликтов, а с работниками цехов – бывали, и даже такое случалось, что мы расставались, и я выступал инициатором – приходилось нажимать, хотя я себя считаю достаточно корректным и мягким человеком!
В моей работе два основных этапа – придумать и реализовать. Если бы я, придумав, не требовал, любая моя идея загнулась, как бы она ни была хороша… Не было бы побед у меня! Но я способен на компромисс.
БОЛОТНАЯ
- Мне кажется, современный художник должен говорить о несправедливости, об этой диспропорции в обществе.
Не могу не сказать: мне не нравится в нынешней ситуации то, что идёт гражданская война в сознании людей. И мы никогда не договоримся друг с другом, пока будем искать нового царька, который построит новую золотую клетку и пока не начнём выдавливать из себя по капле раба, по Чехову. Война – за действующий порядок и против него – выплёскивается в выступления на Болотной и против Болотной площади. Я не сторонник нынешней власти, но я никогда не позволю себя размещать в социальных сетях антипутинские карикатуры, ни одно оскорбление его. Мы – одного года рождения, я воспринимаю Путина как сложного политика, у которого есть масса положительных черт и который в чём-то заблуждается. Меня разочаровывают люди, которые начинают красить политическую картину одним цветом, чёрным или красным. Это противостояние мешает мне как художнику – на какой стороне играть? Я понимаю, что я играю на стороне искусства, но хочешь не хочешь – я будут втянут в противостояние.
