Правильные правила Михаила Ивашина
Это подборка его текстов. Разных лет. Из разных изданий. Для которых он писал. Которые он возглавлял.Записки двух посторонних
По вечерам, когда все сотрудники редакции расходятся по домам, я начинаю рыться в мусорно-бумажных корзинках. Это самая страшная моя тайна, и я хранил её до последнего момента. Курить в офисе у нас запрещено, пепельниц нет, а в корзинках находятся порой очень подходящие на роль пепельницы посудины. Последняя моя находка – банка из-под пепси-колы, и с ней на пару мы сейчас нарушаем внутренний распорядок организации.
А распорядок у нас таков: утром на работу – вечером с работы. Утром снова на работу – и так до выходных, когда тоже иногда на работу, а иногда бывает, что и нет.
Смоленск ничем не отличается от всех прочих нью-йорков и шепетовок этого грешного мира. Пусть Москва гордится пробками и макдоналдсами, мы им противопоставим умственную упругость продавцов в наших супермаркетах, и баланс добра и зла будет соблюдён. А офисы... Офисы и их живая начинка везде одинаковы. Разве что населенные пункты Тёмкино, Холм-Жирковский или Угра могут похвастаться особой породой офисного планктона, не пуганного пока тимбилдингом, МВА, креативными брифами и заполнением единой матрицы управленческого учёта. Но это там, в снегах и песках, а у нас, в центре Смоленска, с банкой из-под пепси-колы есть полное понимание, почём фунт менеджерского лиха.
В целом же смоленские офисные работники куда более раскрепощённые и свободные личности, чем эти зажатые в метро и пробках почти москвичи. За полчаса на маршрутке до Киселёвки! Столичным менеджерам по оптовым продажам и не снилось... Да какое там – в Москве даже Киселёвки нет. Или такую роскошь, как домой пешком с работы с неторопливым заходом в магазины, – ну кто из ныне живущих москвичей среднего звена может себе позволить? Единицы!
Но всё течет... Один мой знакомый, тайный москвофил, однажды с рвущейся наружу гордостью сказал: «Ну вот, и мы доросли до пробок, прям как в столице». Я ответил ему, что он идиот и радоваться нечему. Он обиделся. Ничего страшного. Завтра я позвоню ему, вежливо извинюсь и расскажу, что на Колхозке таджикские гастарбайтеры скоро начнут строить «Макдоналдс». Расскажу, что потом случится нашествие эйчаров, сейлзов и портфельных инвесторов. Расскажу, что скоро построят метро, а Покровку переименуют в Марьино-2.
Пусть только попробует уехать. В Москву эту... резиновую.
При подготовке материала ни один офисный сотрудник не пострадал.
Журнал «Портфель», 2007 год
Дорога в небо
«На вопросы читателей «АиФ – Смоленск» отвечает главный специалист юридического центра «Ваше право» Илья Шевченко». Эту фразу за последние полтора года регулярно видели в начале нашей юридической странички десятки тысяч человек. Эта фраза больше не появится на полосах «АиФ – Смоленск». Потому что с нами больше нет Ильи.
Ему было всего 29 лет. Всегда жизнерадостный, здоровый, никогда не жаловавшийся на хвори. Ещё в пятницу он заходил к нам в редакцию – как всегда весёлый, сплошной сгусток оптимизма.
Но – внезапно остановилось сердце. В ночь на субботу, в «час быка» – между тремя и четырьмя ночи. Дома остались молодая жена, полуторагодовалая дочка и мама.
Юрист по профессии, лётчик и историк по призванию, просто надёжный и верный друг...
Мы звали его «Ильич». «Его отзывчивость иногда приобретает гипертрофированные масштабы», – однажды пошутил наш общий товарищ. И он был прав: если Ильич что-либо обещал, можно было быть уверенным: сделает всё, что в его силах.
Я закончил это предложение и понял, что не знаю, что дальше писать. Потому что про Ильича можно рассказывать долго и много. Как мы лазили по окрестностям крепостных стен в поисках тайных ходов. Как он способен был часами спорить о политике, истории, праве. Как он помог мне внедриться в одну финансовую пирамиду, чтобы написать репортаж. Как он мечтал построить свой небольшой спортивный самолет и летать на нём. «А для начала, – говорил Илья, – для тренировок, мы построим мотодельтаплан»...
Но заказанные и уже привезённые запчасти для дельтаплана так и остались лежать на одном из складов. Илья ушёл в небо другим рейсом.
У меня дома до сих пор осталась книга «Устройство и эксплуатация мотодельтапланов». Я оставлю её у себя – не просто на память, а потому, что рано или поздно мы с ребятами, надеюсь, всё-таки достроим летательный аппарат. И назовем его «Ильич».
«АиФ – Смоленск», 2007 год
Как я искал «Записки старого козла»
У меня дурацкая привычка – дарить книги, которые я сам люблю. Эгоистично, конечно, но куда без этого.
И вот пришёл я в книжный. Про донцовых-марининых молчу – они там по определению были, есть и будут в ближайшую пятилетку, потому как Конъюнктура, и глупо было бы упрекать магазин за то, что торгует ходовым товаром. Разыскал полки с «умными» книжками. Думаю, вот сейчас как выберу, как выберу... Ага. Щазз... Размечтался, одноглазый.
Итак, смотрим. Харуки Мураками – ну а как же без него, родимого? Книг 20 насчитал – блин, вот скорость у парня! Точнее, у его литературных негров. Далее... Милорад Павич, Пауло Коэльо – эта сладкая парочка тоже в унитаз отправляется, а кто их любит, ну и пусть продолжает любить. Пелевин? Отпадает – коллега его наизусть знает. Ирвин Уэлш? Как вариант, но слишком много рвотных масс от передозировки. Виктор Сорокин, потом этот, который «Духless» написал, потом вообще какая-то дура в розовой обложке. Шекспир, дружище, и ты тут... О как... Рядом с дурой в розовой обложке.
Наконец понял: Курт Воннегут, вот кого я ищу. Зная привычки продавцов, копаю глазами стенд фантастики. Нет. Чёрт, точно нет. Ни там, ни там. Курт, видимо, в игноре – неходовой товар. Может быть, Джулиан Барнс? И этот отсутствует.
«Простите, а у вас есть книги Чарльза Буковски? Я ищу в подарок коллеге сборник рассказов «Записки старого козла».
«Буковски? Буковски... Нет, нет у нас Буковски».
Я не стал спрашивать, был ли он когда-нибудь. Наверно, был. И, может быть, были когда-то здесь, в центре Смоленска, и «Записки старого козла». Потом пришёл такой же вандал, как я, и купил. И не стало больше Буковски.
Или я не там искал? Девушка! Можно вас на минутку? Может быть, у вас есть «Винни-Пух и все-все-все»? С рисунками, как в том советском издании? «У нас только с диснеевскими рисунками». Ах, отставьте. Засуньте своего Диснея поближе к этому, который «Духless».
В итоге я изменил своим привычкам и купил какую-то книжку, о которой я никогда не слышал: какая-то шведка написала про мёртвую собачку. А вместо коньяка – еще одну книжку про собачку. Просто так совпало. Но на этот раз про живую, потому что это была детская книжка, а детям про мёртвых собачек лучше не рассказывать.
В детской книжке про собачку было три части: «Чей нос?», «Чей хвост?» и «Чей рог?». Я вручил ее коллеге со словами: «Дорогая Таня, здесь три ответа на самые важные вопросы жизни».
А «Записки старого козла» я всё равно найду и подарю кому-нибудь. Например, на 8 Марта. Может, в книжных к этому времени завоз случится?
Газета «Город», 2008 год
«2983 печатных знака от редактора»
Если быть предельно кратким, то главная новость у нас одна: жизнь прекрасна.
Растаскивая это удивительное открытие на молекулы, получится следующее. Во-первых, лето; во-вторых, снова лето; в-третьих, правительство сказало, что в 2008 году инфляция вроде как не перешагнет отметку в 10,5%, а правительству надо верить.
Журнал «Портфель», 2008 год
«Годзилла против кризиса среднего возраста»
В этом году я окончательно понял, что больше не люблю Новый год. Ещё несколько лет назад в моем личном внутреннем календаре было два красных числа: день рождения и эта дурацкая ночь с шампанским и курантами. «Два главных праздника, и этого мне вполне хватает», – говорил я сам себе. Они действительно были праздниками – я их предвкушал с легким тремором ожидания чуда.
Мне казалось, что в канун обязательно надо совершить какие-то ритуальные действия: отдать долги, купить новую рубашку, позвонить кому-то, сказать недосказанное «спасибо», купить бутылку дорогого коньяка и сигару. Словом, сделать то, на что в повседневной суете не хватает то времени, то денег, то сил, то повода. Наверное, даже в первую очередь – повода. Самооправдания.
Первым мне надоел день рождения. Безжалостно вычеркнув его из внутреннего списка, я вздохнул с облегчением: наконец-то очередная ежегодная смена чисел на календаре с 31 октября на 1 ноября перестала довлеть надо мной и обязывать к хаотичному совершению несвойственных поступков и добрых дел. Накрыть поляну на работе, сходить с женой в кафе, с учтивой улыбкой сказать телефонной трубке «благодарю за поздравления» – и всё.
Этот январь окончательно похоронил и второе чудо – Новый год. Прожив на белом свете 34 года, я окончательно и бесповоротно понял: Деда Мороза не существует;
рождественские подарки делают не гномики в Лапландии, а китайцы в провинции Сычуань; елки рубить плохо, а жизнь после боя курантов к лучшему не меняется. Впрочем, к худшему тоже, и на том спасибо, искренне ваш.
Когда я увидел на экране очередного президента, понял: предпраздничная белиберда с подарками, нарезкой оливье и закупкой коньяка, ура, закончилась. Закончилась и сказка. «Кризис среднего возраста, старик», – похлопал по плечу один приятель. «Фигня, просто замотался», – посочувствовал второй. «Смотайся в Финляндию, там реально волшебно», – авторитетно заявил третий.
Может быть, я так и сделаю – попробую реанимировать то странное ощущение, когда один раз в год, даже будучи взрослым и попыхивая сигаретой, ты веришь, что в эту ночь в дом приходит леший, вылезают из углов домовые и прилетает Баба-Яга.
Ну а если не получится – так ведь остаётся еще куча всякой нечисти, в которую тоже можно верить. Например, Годзилла или призрак Элвиса. Они тоже из сказки. Только современной.
Газета «Город», 2008 год
Один странный день, который повторялся много раз
Как-то так получилось, что для меня вся эта первосентябрьская катавасия началась в олимпийском 1980-м. Вся страна ещё чувствовала комок в горле после полёта огромного резинового медведя на воздушных шариках. Мне дали розовые астры и отправили в школу.
Учительница спросила: кто умеет писать? Я гордо вытянул руку, потому что я почти умел писать, читать и ещё играть в шахматы. Ну, по крайней мере, я точно знал, что конь ходит буквой «Г», а это при игре в шахматы самое главное. Нам дали чистые листы и попросили написать несколько слов. Всё равно каких. Я написал «мама» и «лира». Почему «мама», это и так понятно, а Лирой звали собаку наших родных. Я до сих пор не знаю, почему именно она стала моим вторым официально написанным словом. Тем более что собаку Лиру я не особенно любил за то, что она была болонкой и довольно глупой. Позже я думал – что всё-таки именно я имел в виду: глупую болонку или музыкальный инструмент? И склонялся к музыкальной версии, потому что мне хотелось думать, что не мог же я написать про собаку, которой я не симпатизировал. Учительница пообещала, что эти листочки нам раздадут через десять лет, когда мы будем заканчивать школу.
Спустя десять лет я вспомнил обещание учительницы и накануне выпуска поинтересовался у завуча командирской наружности – а где листочки? Завуч растерянно развела руками и сказала: время сейчас такое.
Время было действительно странное. Мы с друзьями-одногодками носили джинсы-варёнки, узнали вкус батончиков «Сникерс» и получили неограниченный доступ к жевательной резинке «Турбо», которая ценилась за вкладыши с иностранными автомобилями. Автомобили казались призраками из загробной жизни.
Первое университетское сентября закончилось для меня публичным позором: опоздав на первую в жизни вузовскую лекцию, я, запинаясь, объяснил, что меня в коридоре задержала какая-то учительница. «Не хотела бы я, чтобы и меня называли учительницей», – чрезвычайно ядовито заметила преподавательница, и я продефилировал через лекционную аудиторию под едкий смех однокурсников. С одним из них, по прозвищу Трактор, мы были дружны потом долгие годы. Про остальных я мало что знаю. Кто-то уехал за границу, кто-то нарожал детей, кто-то спился.
Первое послеуниверситетское сентября оказалось суматошным: я непонятным образом устроился работать в газету. Редактор Толик сказал: надо заткнуть дыру на первой полосе. Потом поправился: в смысле, написать материал про начало учебного года. С осознанием возложенной ответственности я за полчаса накатал заметку, которая начиналась словами «Все времена года начинаются непонятно когда, только осень всегда приходит точно в срок». Редактор Толик одобрительно покивал и слова про «точно в срок» вытащил большими буквами в основной заголовок полосы. Я был чрезвычайно горд собой и чётко понимал, что Пулитцеровская премия уже не за горами.
С тех пор почти все первые сентября для меня что-то да значили. Однажды в этот день я поймал самую большую рыбу за всю жизнь – это был 700-граммовый лещ, и рекорд не побит до сих пор. В другой раз я струсил спрыгнуть с парашютом. Было много ещё чего, но об этом будет неинтересно читать.
У каждого есть свое первое сентября, и оно необязательно наступает в первый день осени. Странный день, который повторяется снова и снова, и даже каждый раз немного по-другому.
Эта заметка имеет мало отношения к городу Смоленску, но первое сентября наступает на всей земле. И у кого-то в этот день в руках будет букет из астр, а у кого-то – вспотевшая от волнения ладошка Самого главного человека, у которого сегодня самое первое сентября в жизни. Круг замкнётся, прозвучит первый звонок на представление. Пора занимать места.
Газета «Город», 2009 год
Лакированное скотство
Вокруг взаимное хамство, не поголовное, но слишком заметное. И пацан, севший на старую папину «девятку», презрительно заметит по поводу дачника на «Запорожце»: дескать, быдло тут всякое белому человеку проехать не даёт.
Если вы дочитали эту заметку и вам захотелось возразить автору или просто набить ему морду, то идите в банк. Возьмите кредит. Купите в кредит большую чёрную машину. Запомните: теперь все должны уступать вам дорогу, а вы можете благословлять их «факами». И в придачу купите чёрные лакированные туфли. Почему лакированные? На вопрос уже ответил Полиграф Полиграфович Шариков: «Пойдите на Кузнецкий, там все в лаковых».
Газета «Город», 2009 год
Что было, что будет, чем сердце успокоится
Можете смело заказывать желания комплектами: всё сбудется.
Мы располагаем совершенно достоверными сведениями от заслуживающих доверия источников из самых высших эшелонов Кремля, Белого дома и администрации Ватикана. Источники сообщают: всё будет хорошо, солнце будет светить по-прежнему, кризис закончится, а конец света откладывается на неопределенно долгое время.
Газета «Город», 2009 год
От редактора
Зима тревоги нашей позади. Я давно не перечитывал Джона Стейнбека. Лет шесть. Или восемь. Но огрызок строчки Шекспира, вынесенный американским классиком в заглавие, наверное, самой лучшей своей книги, всегда любил, помнил и порой ворчливо-довольно повторял про себя.
В моменты, когда заканчивалась очередная чересполосица, а до следующей ожидаемой ещё месяц спокойной жизни. Или в моменты, когда неизбежные неудобности и корявки оказывались не такими уж и неудобными и корявыми.
Или просто когда заканчивалась столь нелюбимая мною смоленская слякотно-непонятная недозима. Словом, старина Билл Шекспир, как всегда, оказался на высоте, создав универсальную оптимистично-финальную фразу.
Оптимизм. Оптом и в розницу. Весовой и фасованный. Вот чего не хватает на прилавках наших магазинов. Мне кажется, ушедшая зима стала апофеозом какой-то душевной скукоженности и страха перед будущим. Последние лет десять, пребывая в относительном достатке и кредитной вседозволенности, мы отвыкли переживать за завтра.
Я не про кризис, нет, и экономических выкладок не последует. Я о смене времён года. Десять лет подряд было то лето, то весна, то осень, а сейчас мы впали в ступор. Mors ontologica, зима духа.
Замороженные бюджеты, опасливые сделки, настороженность банков, повышение цен, сокращения... Недавно утром один американский мультимиллиардер сказал мне по телевизору, что ситуация ещё не достигла своего дна. Я был готов запустить в него тарелкой с овсянкой.
Оптимисты говорят о том, что нынешняя нервозность – признак некоего обновления и скоро снова всё будет хорошо. Я верю оптимистам. Мы верим оптимистам. Они всё говорят правильно. Все неурядицы, корявки и неудобности рано или поздно заканчиваются. «Зима тревоги нашей позади». Это написал Шекспир, а классики не врут.
И последнее. Наверное, надо написать письмо главному по телевизорам. Я напишу ему: «Прошу всяких пессимистичных мультимиллиардеров с их прогнозами не пускать в телевизор. А то овсяной каши на них не напасёшься».
С новой весной, и – успехов!
Журнал «Портфель», март 2009 года
Два мира – два детства
У меня дома раньше был холодильник «Свияга». А до этого – «Саратов». Покупка холодильника была делом общесемейной важности и торжественным случаем, по поводу которого покупался торт «Прага» за 3 рубля 20 копеек в кулинарии на улице Московской.
Улица Московская – самая главная улица города Пензы, в котором я родился. А в городе, в котором я сейчас живу, главная улица называется улицей Ленина, и на ней в витрине магазина нарисован странный человек.
Человек рекламирует прелести смоленского куафюра. Хотя рекламировать особо не надо, потому что в Смоленске любят куафюр, маникюр, педикюр, спа-процедуры, обёртывание в горячий шоколад и мёд, массаж.
А в городе Пензе, на улице Московской, тоже был куафюр. Меня стригли «под канадку» за 80 копеек. Что такое «канадка», я так и не знаю до сих пор, потому что я знал только коньки «канадки», которые считались принадлежностью и символом среднего класса.
Хоккейно-детский неликвид катался на «школьных» (это такие с низким ботинком), потом в конёчной иерархии шли «канадки», а потом – «мастерские». Это была недостижимая мечта, потому что на «мастерках» каталась вся сборная СССР по хоккею, а уж они-то точно знали, что почём.
Когда мы приходили с катка, мамы засовывали обледеневших детей в ванны, чтобы мы растаяли и нас можно было накормить бутербродом с сыром, дать на ночь ложку мёда и уложить спать. В Смоленске тоже любят водные процедуры, но современные мамы знают, что разморозить ребёнка не удастся, потому что у нас из кранов идет такая вода...
Газета «Город», 2010 год
А…а…а… Архангельск! Апчхи!
Я на Севере. Я на русском, мать его, Севере.
В Архангельске холодно. Даже в тёплой гостинице холодно. Я думал, так не бывает, а так, оказывается, бывает.
В Архангельске говорят «греча». Не «гречка», а «греча».
Ещё тут люди любят ходить в капюшонах. Потому что ветер с моря дул.
Когда я уезжал, мне кто-то из коллег злорадно сказал: «Знаешь, что про Архангельск говорят? Треска, доска, тоска».
Дерева здесь действительно много. В смысле сараев и домов. Архангелогородцы не любят сносить деревянные сараи, искренне возмущаясь: «Однако так наши отцы и деды жили, поморы…»
Да, и вот ещё. Я в аэроэкспрессе давно уже смотрю на эту девушку с рекламы AirBerlin. Я вот не пойму: у неё глаза добрые? Или злые?
Личный блог на www.drive2.ru, 28 октября 2010 года
CAR_dымово. Новый автополигон под Смоленском
Под Смоленском, на трассе Москва–Минск, появился новый полигон, где можно погонять. Это заброшенный аэродром.
С помощью местных властей мы с друзьями его вычистили и подготовили трассу (активное участие принимали highboy и acidman, за что им огромное спасибо).
Подтянули спонсоров и на прошлых выходных провели там первые заезды.
Окрестили мы место просто: «car_dымово». Это потому что район очень удачно называется Кардымовским районом Смоленской области.
Личный блог на www.drive2.ru, 15 июня 2010 года
«Один один ноль один один ноль: 11.01.10»
Я никогда себе здесь этого не позволял, но первый номер нового года – штука особенная. Поэтому всё же можно.
Это кусочек из «Бесплодной земли» Томаса Элиота, и именно он был процитирован эпиграфом к «Пригоршне праха» Ивлина Во.
Вот стихи в снежно-слякотно-морозное утро этого января.
«И я покажу тебе нечто, отличное
От тени твоей, что утром идёт за тобою,
И тени твоей, что вечером хочет подать тебе руку;
Я покажу тебе ужас в пригоршне праха».
А теперь прочь лирику.
И снова здравствуйте! «Город» снова в эфире, доброе утро, или что у вас там на часах, всё равно оно доброе, верьте, мы знаем.
Хватит бухать и веселиться, работать пора. На календаре 11 января 2010 года, если кто ещё не очнулся. Здравствуй, милый новый год.
Что вы ждёте от этого года? Подойдите к зеркалу. Посмотрите себе в глаза. Подумайте о желаниях. Чего изволите?
Богатства. Успеха. Публичного признания. Семейного счастья и мира в душе. Здоровья. Себе, близким и друзьям. И чтобы все коллеги смеялись над придуманной шуткой. И ещё чтобы в городе и области что-то сдвинулось с мёртвого места, потому что надоело это мёртвое место.
Закройте, стоя перед зеркалом, глаза. Зажмурьтесь сильно-сильно. Как в детстве, когда вы ждёте желанного подарка, а какого именно, вы и так прекрасно помните. Да, и вспомните о детских желаниях.
Точнее, о силе детских желаний.
Тогда всё сбывалось. Или почти всё.
Но сбывалось.
Сбудется и теперь. Верьте в себя.
А теперь – хватит веселиться и бухать. Пора работать.
Забудьте о лирике и пригоршне праха. Живём дальше.
Газета «Город», январь 2010 года
Про мою бывшую машину
Я не знаю, как мы оказались вместе, – наверное, об этом просто не надо думать. Мой фьюж сам нашёл меня и оказался отличным парнем. В городе нам нравится вместе слушать классические блюзы Миссисипи и Хаулина Вулфа, а на трассе макаронины разметки отлично глотаются под Led Zeppelin и AC/DC… Словом, у нас три кейса с музыкой, неплохая акустика, и нас такое положение вещей устраивает))
Личный блог на www.drive2.ru, 27 марта 2010
Пост номер 100
Я родился и вырос в квартире № 7. Когда узнал, число это какое-то особенное, начал гордиться. Никому не рассказывал, но втихаря думал: эх, счастливая, счастливая квартира… Она и правда долго-долго была счастливой, а потом вдруг перестала.
Мы продали её вместе с тараканами, которые начали к нам перебираться от соседей, у которых квартира тоже стала вдруг несчастливой.
Ещё по пути в школу в одном месте тротуар был выложен бетонной плиткой. Надо было всегда наступать только на нечётные плитки, потому что если на чётные – жди какой-нибудь фигни.
Когда я купил шестую по счёту машину, мне достался номер 699. Знакомый сказал: это к счастью. Другой знакомый помотал головой: «нехорошенькое сочетание». Третий сказал: «ты теперь как мент, с такими номерами». Четвёртый присоветовал купить «кукурузера».
А мне, по сути, наплевать.
Никогда не придавал значения сочетаниям цифр и букв на госномерах.
У меня был одноклассник по прозвищу Чпок. В 10-м классе папа купил ему «Чезет». Чпок говорил: у меня счастливые номера, в сумме получается очко, 21. Через полтора месяца он сбил студента на проспекте. Получилось два трупа.
Однажды на юге один старый адыгеец сказал мне: «Мне уже 88, и я доживу до 99. А ты такой молодой, а уже пьёшь вино».
Я спросил: а почему он хочет дожить до 99, а не до 100 лет?
«Не люблю юбилеи, — ответил адыгеец. – Внуки снова подарят электробритву. А зачем мне нужна бритва, если я уже умирать собрался?»
Раньше у меня была любимая цифра – 5. Наверное, потому, что мне всегда говорили, что я должен быть отличником. Когда я получил первую двойку, я понял, что есть жизнь и после пятёрки. С тех пор у меня нет любимой цифры.
Личный блог на www.drive2.ru, 8 апреля 2010 года
ДР
Сегодня у меня снова случился день рождения. Наверно, надо было бы написать про бабочек из фольги, которые мне родители вырезали и прикрепили кнопками на стене на шестилетие – когда я спал.
Но хрень в том, что бабочки – они исчезают. Улетают куда-то в свой бабочкин ад, где им жарят крылья, пока фольга не станет комком невнятных воспоминаний.
Нет больше праздничного тремора. Шатаясь по городской ярмарке, которую разбивали всегда у меня под окнами на центральной улице, я научился волноваться – хватит ли гостям заварных и лимонада «Саяны»?
«Саян» всегда не хватало, приходилось догоняться «Буратино». Потом настало время клубничного ликёра, а на алаверды была водка в жестяных баночках. Black death и, кажется, «Распутин». С жестяных банок он не подмигивал и отдавал жжёными карамельками. Мы его мешали с синим гадостным ликёром, который старшие товарищи называли бабоукладчиком.
В городе моего детства на день рождения всегда было холодно. Сухой пронзительный холод и ветер без снега – вот, наверное, главное, что накрепко привязывает меня к осени. Однажды я устраивал рок-концерт, и он пришёлся на доброе похмельное утро 2 ноября. Мы возили колонки и усилители в сыроватый зал Дома культуры, а в гримёрках уже сидели доброжелатели с откупоренным «Слынчевым брягом». О да, это был напиток заката тысячелетия. В нём была вся наша радость и непонятая ещё тогда тоска. За углом выдавали пиво, и сухой холодный ветер был закуской. Он явственно пах шоколадками.
38 лет – это как 38 попугаев. Всегда в запасе есть одного попугайское крылышко.
Сегодня ночью сыро и тепло. Здесь не бывает шоколадок. Я только что выпил рюмку коньяку и высунулся в окно. Там пахло мокрыми листьями.
В общем, совсем неплохо.
Личный блог на www.i-misha.livejournal.com, 1 ноября 2011 года
Большие Буквы и маленькие люди
Все ЭТО началось лет десять назад. Году в 2002-м журналисты, как основные потребители творчества пресс-служб, с нескрываемой иронией следили за тем, как буквально за считанные месяцы в официальных пресс-релизах главы администраций подросли и вдруг стал Главами Администраций, губернатор – Губернатором, департаменты и управления – Департаментами и Управлениями. Были тогда по этому поводу и ехидные смешки, и откровенное раздражение, но властям было глубоко фиолетово: орфографическое возвеличивание набирало обороты: «…во исполнение Приказа Губернатора», «по словам Председателя Смоленской Областной Думы», «согласно Распоряжению Заместителя Департамента Экономического развития»...
Мы этого тогда не понимали, но именно прописные (заглавные) буквы стали символом становления пресловутой вертикали власти. Орфографическое чинопочитание и холуйство, возведённые в принцип... Чиновники уже не хотели быть крестьянами, а хотели стать Столбовыми Дворянами. Чтобы всем при первом же прочтении было ясно: где рядовые граждане, а где – Администрация. Всяк сверчок да познает приличествующий ему шесток.
Здравому смыслу не место в царстве Параграфа. Сначала знакомые работники и начальники пресс-служб на упрёки в коверкании русского языка пожимали плечами: мол, не от нас зависит, распоряжение начальства. Теперь хвосты и вовсе потерялись, написание стало традицией, освящённой годами. Цитируя в заметках релизы, журналисты привычно вздыхают и матерятся, приводя Приказы и Департаменты в чувства, перебивая прописные на строчные буквы.
Откуда всё это пошло? Несколько лет назад я попросил у одной пресс-службистки предпенсионного возраста показать документ, где обосновывается Подобное Правило. Пресс-дама выпучила глаза и зашикала, показывая пальцем куда-то вверх. Шиканье означало, что в приличном обществе таких вопросов не задают.
Ответ я всё-таки раскопал. Цитирую «Краткий справочник по оформлению нормативно-правовых актов в администрации Президента РФ»: «Названия должностей в субъектах Российской Федерации пишутся со строчной буквы: полномочный представитель Президента Российской Федерации в Центральном федеральном округе, председатель областной Думы, глава администрации области (города, района), губернатор, мэр».
То же самое написание приводится в самом авторитетном руководстве Мильчина и Чельцовой «Справочник издателя и редактора»: с прописной буквы пишут только высшие государственные должности. Другие должности и звания (обратите внимание!) пишутся со строчной буквы: глава администрации, губернатор, мэр, генеральный директор, руководитель, председатель колхоза.
Ну и, наконец, совсем неверующих отсылаю к приказу Минобрнауки РФ (01.09.2009) об утверждении списка из четырёх эталонных словарей. Согласно федеральному закону «О государственном языке Российской Федерации», эталонных норм должны придерживаться во всех органах государственной власти (федеральных, субъектов федерации), органах местного самоуправления; на телевидении, в печатных изданиях.
Правила, кажется, ясны. Но что вы думаете: завтра у нас все Администрации сиротливо ужмутся до администраций? Как бы не так! Потому что низвести Аппарат до здравого человеческого смысла, норм грамотного русского языка трудно. Потому что в любой вертикали будут востребованы символы чинопочитания. «Его Превосходительство, Ваша Светлость» – это у нас в крови. Гражданское общество начинается в тот момент, когда Чиновник начинает чувствовать себя не Вершителем Судеб, а нанятым менеджером на службе у Гражданина. Но всё это, как вы понимаете, из области русских народных сказок.
Журнал «О чём говорит Смоленск», февраль 2012 года
Похоже, нам тут очень не хватает департамента Добра
Я много лет работаю в газетах и по опыту знаю: писать добрые статьи, напитанные человеколюбием, – всё равно что торговать недвижимостью в Чернобыле. Хорошие эмоции за редким исключением не находят отклика в чёрствых сердцах редакторов. Если в тексте нет актуальной болезненной проблемы, сотни-другой униженных и оскорблённых и вселенской несправедливости, знайте: его у вас не купят. Именно поэтому вид положительных рецензий на спектакли вызывает у редакторов приступ икоты и нервную чесотку. Самые несдержанные при слове «культура» хватаются за пистолет. Бывает.
И если этот поток информационного изнасилования прекратить нельзя – а это невозможно, потому что уж так устроены наши медийные каналы, – надо создать альтернативу.
Надо создать в городе (или области, без разницы) департамент Добра. Чтобы этот департамент ничем, кроме доставления горожанам радостных эмоций, не занимался. Собрать полтора десятка молодых и весёлых парней и девушек. Дать им много денег из бюджета и сказать: так, чуваки, вы отвечаете за то, чтобы в городе люди улыбались. Чтобы каждый день проходило классное, интересное событие.
А редакторы перекуются. Они хитрые, приспосабливаются быстро.
Это я вам точно говорю.
Журнал «О чём говорит Смоленск», 30 июля 2012 года
