Художник, что рисует звук
Интервью Артёма Белова - художественного руководителя и главного дирижёра Смоленского народного оркестра В.П. Дубровского
Сцена без музыкантов выглядит уныло и заброшенно. Как осенний сад, где скелетами голых деревьев стоят пюпитры…
Но вот оркестр на месте, и яркий свет рамп проводит границу между сценой и полумраком зрительного зала. Публика безмолвствует. Музыканты замерли в ожидании. И этот миг почти абсолютной тишины будет длиться ровно до тех пор, пока дирижёр не прервёт его одним лишь взмахом руки. Ибо только ему, человеку, стоящему спиной к зрителю, дана власть руководить этим почти мистическим действом, когда из какофонии разрозненных звуков рождается музыка…
Нового художественного руководителя и главного дирижёра Смоленского русского народного оркестра имени В.П. Дубровского Артёма БЕЛОВА можно без преувеличения назвать открытием сезона. Открытием для смоленского зрителя, поскольку, несмотря на довольно молодой возраст, блистать на столичной сцене ему уже приходилось.
Да здравствует «Сюрприз»!
– Артём Валерьевич, как из Красноярска вы попали в Смоленск?
– О, это достаточно длинная история. Тем более что по пути были несколько лет учёбы и работы в Москве.
Я учился играть на домре в школе-студии при Красноярском краевом Дворце пионеров и школьников. Правда, тогда это было лишь одно из множества моих увлечений, как и шахматы, футбол, прыжки с трамплина на лыжах.
Всё изменилось, можно сказать, в один момент, когда я с ансамблем попал на конкурс в Читу и увидел выступление коллектива «Сюрприз» из Новосибирска. То, что они делали на сцене, как исполняли самые разноплановые композиции, от классики до современных сочинений, мне настолько понравилось, что подтолкнуло к мысли всерьёз заняться музыкой.
И уже в 12 лет я стал активно и очень успешно участвовать в конкурсах, среди которых был и судьбоносный для меня «Юные дарования Кузбасса» в Кемерове. Там меня и заметил председатель жюри Александр Андреевич Цыганков – наш ведущий домрист, народный артист, профессор, лауреат Государственных премии, композитор, педагог и общественный деятель. Он же и предложил мне поступать в Москву. Так в 14 лет я и попал в училище имени Гнесиных в класс к его ученице Надежде Михайловне Бурдыкиной.
– А не страшно было в столь юном возрасте уезжать так далеко от дома?
– Нет, не страшно. Родители, конечно, переживали – особенно мама. Но решение всё-таки принималось не в день отъезда, да и внутренне она наверняка настраивала себя на то, что этот отъезд мне необходим. Хотя понимаю, что родителям волнений хватило. А мне что – мы люди творческие, нам всё нипочём, особенно в детстве. Впрочем, творческие люди детьми остаются до конца своих дней – иначе просто нельзя творить.
– И всё-таки: Москва – новый город, куча соблазнов…
– Наверное, голова включалась, и я понимал, что попал в новые для себя условия. Что надо быть самостоятельным, самому готовить, зарабатывать, учиться… Конечно, порой было трудно себя контролировать и держать в рамках, но у меня получилось. Так что я благополучно окончил училище, а потом и академию, параллельно исполнительский и дирижёрский факультеты. Кроме того, два года я занимался ещё и композицией, но заканчивать не стал – решил больше времени отдавать дирижированию.
Кстати, возвращаясь к вопросу о соблазнах. Я считаю, что мне очень повезло с людьми, которые меня окружали. В большинстве своём это были очень порядочные, творческие люди, которые мыслили со мной в унисон. Благодаря этому мне ещё в студенческие годы удалось поучаствовать во многих интересных проектах. Так, мы с однокурсниками создали свой оркестр «Красный яр», где я был художественным руководителем и главным дирижёром. Мы много выступали и даже что-то зарабатывали, давая платные концерты. Но главное – мы могли играть тот репертуар, который подбирали сами в отличие от предлагаемого в учебных коллективах.
Позже были ансамбль «Россия» имени Людмилы Зыкиной и оркестр «Боян», на базе которого я создал камерный ансамбль солистов. Теперь – Смоленск…
Есть контакт!
– Бросить столицу ради провинции – шаг довольно рискованный…
– А я считаю, что всегда нахожусь именно там, где нужен. И если я сейчас в Смоленске – значит, так и должно быть. Да, Москва мне много дала в плане творческого становления, расширения музыкального кругозора, интересных знакомств. Я выступал на очень хороших площадках, с абсолютно разноплановыми солистами – от студентов до звёзд, в том числе звёзд и популярной, и классической музыки.
Но теперь я этот опыт привёз сюда. Надеюсь, у меня получится сделать что-то полезное и здесь: подтянуть оркестр, дать возможность коллективу обрасти творческими связями, показать оригинальные программы. Уверен, что наша совместная работа будет интересна и музыкантам, и мне.
– Как вам удаётся находить общий язык со всеми солистами, тем более эстрадными? Среди них ведь немало довольно капризных людей…
– Профессия дирижёра вообще предполагает умение находить быстрый контакт с любым человеком. Тем более что не только солисты – оркестры тоже были очень разные. И одно дело студентами руководить, а другое – выступать с ансамблем «Россия», где музыканты – заслуженные и народные артисты. Так что коммуникабельность – очень важное для дирижёра качество. И у меня как-то само собой получается ладить с людьми – здесь я вряд ли смогу открыть особый секрет. Может, потому что я всегда готов идти на контакт и умею прощать.
- А как бы вы определили ваш стиль руководства оркестром?
– Я стараюсь помогать музыкантам. Ведь у нас, дирижёров, как и у врачей, главное – не навредить. Не мешать артистам раскрыться, выразить свою индивидуальность, свой стиль. Тем более что музыкант – натура довольно тонкая, ранимая. Для него очень важна свобода, которую ни в коем случае нельзя ограничивать. Так что моя первая задача – создать в коллективе по-настоящему творческую атмосферу – атмосферу взаимопонимания и поддержки.
Человек-невидимка
– Что вы можете сказать о смоленской публике?
– Пока мне не удалось до конца понять предпочтения зрителей. Почему на некоторые программы аншлаг, а на другие – нет. То, что публика отзывчивая и хорошо принимает артистов, – это безусловно. Но, наверное, хочется большей заинтересованности, какого-то ажиотажа что ли – оркестр этого заслуживает. А пока даже пришлось некоторые очень интересные, на мой взгляд, проекты отложить на следующее полугодие.
– Артём Валерьевич, вам удобно стоять спиной к публике? Нет потребности развернуться, взглянуть на зрителя, обменяться с ним энергетикой?
– Когда мне хочется развернуться к зрителю, я беру инструмент и даю сольный концерт. Дирижёру же для такого энергетического обмена вовсе не надо оборачиваться. Люди всё равно почувствуют какие-то флюиды, даже со спины, – энергетика, если она есть, видна и без прямого зрительного контакта.
– Получается, что дирижёр – это отчасти человек-невидимка?
– Наверное. Ведь публике важна не столько зримость работы дирижёра, сколько результат. Зритель приходит на концерт слушать музыку, наслаждаться звуком. Да, дирижёр, безусловно, попадает в поле зрения сидящих в зале, но он ни в коем случае не должен искусственно привлекать внимание к себе. Так что действительно получается профессия-невидимка…
* * *
…Публика безмолвствует. Музыканты замерли в ожидании… И вот дирижёрская палочка плавно взмывает вверх, как будто рисуя в воздухе невидимые фигуры. А вслед за ней на чистый лист тишины ложатся первые мазки музыкального узора.
Он стоит у дирижёрского пульта, как всегда, спиной к зрителю и руководит всем этим почти мистическим действом. Волшебник, извлекающий из воздуха мелодию. Художник, пишущий свою картину палитрой звуков…
Фото: Дмитрий ПРУДНИКОВ
